Читаем без скачивания Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

время просто плакал на лавочке во дворе. Раз Миша даже сцепился с каким-то возмущенным мужиком в подъезде, но тот быстро перепугался и дал задний ход. Потом, вспомнил я, Настя промочила йодом и перебинтовывала мне поврежденные осколками руки, но я почему-то не мог вспомнить, как оказался у нее.

Я почистил зубы пальцем, и немного подкатило к горлу, но я сдержался, чтобы не стругануть в раковину.

— А твоих родителей нет? — спросил я, нерешительно заглядывая в кухню.

— Мама ушла. А брат еще спит.

Хоть у нее и был старший брат, мне не было до него дела. Опасности он для меня не представлял. Я сел за стол, выпил стакан воды и взял чай.

— Скажи, пожалуйста, как я сюда попал?

Настя растерянно смотрела на меня.

— Позвонил в дверь. Я вышла в карман и перебинтовала тебе руки. Считай ночью. Но ты сказал, что не хочешь никуда идти. И остался.

— И твоя мама разрешила?

Настя пожала плечами.

— Потом ты попросил позвонить тебе домой и сказать, что не придешь. И уснул. Я сказала твоему папе, что Леша Балашов убил себя.

Только теперь я резко проснулся.

Позавчера мы узнали, что Леджик повесился. Сначала мы пытались выяснить какие-то подробности. Мы — его друзья — я, Миша, Тимофей — не видели его несколько дней. Оказалось, что на днях он вставил Максима Зотова. Леджик был клептоманом, самым настоящим, и это происшествие нас не удивило.

После какой-то пьянки он прихватил ключи от недостроенного коттеджа Макса, а потом, когда там никого не было, вернулся с саквояжем и вытащил кое-что из инструмента: тысяч так на пятнадцать. Леджика быстро вычислили, и Макс с отцом приехали к нему домой на машине. Леджик пару раз получил в живот и обещал все вернуть (что-то деньгами, а что-то он еще не успел слить) в течение двух-трех дней. Вот и вся история.

Только, если бы позавчера утром Дядя Леня — отец Леджика — не пошел бы в гараж перед работой и не обнаружил своего сына повесившимся в гараже. Официальная версия такая: Леджик ночью выпил бутылку водки в гараже в одно рыло, а с утра повесился. Леджику было семнадцать лет, на год старше меня, на полгода старше Миши и на год младше Тимофея.

Я, Миша и Тимофей сначала ходили в гараж, ходили к Максу, расспрашивали знакомых, кто видел Леджика в последние дни. Мы хотели понять, как он провел последнее свое время, но так толком ни черта и не прояснили.

Мы прикидывали версии:

— Леджика замучила совесть. (Маловероятно)

— У Леджика были еще какие-то проблемы, о которых никто не знал. (Вполне вероятно, но странно, что он не рассказал нам или хотя бы Тимофею)

— Леджика кто-то убил. (Миша и Тимофей были в этом почти уверены)

Но я не верил, что его кто-то убил. Я складывал, как кубики в голове, осколки из впечатлений о Леджике и времени, проведенного с ним вместе, за те пару лет, что мы дружили, его голос, его манеру говорить, его фразы и его легкость. И я думал, что мы не будем правы, что бы мы ни предполагали. Дело не в проблемах и не в совести. Дело в выборе: жить или не жить. Реализовывать себя или не реализовывать. Остаться или спрыгнуть.

Миша и Тимофей внимательно выслушали мою версию, но не сочли убедительной.

Ближе к вечеру позавчера мы были как замороженные. И потом полтора дня просто пили. Только и хотелось бить стекла, пока Тимофей плакал, потеряв своего лучшего друга.

Я сидел за столом напротив Насти, обжигался горячим чаем и представлял, как Леджик задыхался и как потом он висел, раскачиваясь, и как дядя Леня открыл дверь и увидел собственного сына повесившимся в гараже.

Какая разница.

Если в жизни такое случилось, какая разница, случилось это со мной и моим отцом, или с Леджиком и его отцом, или с Мишей и его отцом? Или с Тимофеем, хотя у Тимофея не было отца.

И я распустил сопли тут за столом. Мне хотелось, чтобы Настя меня пожалела, и она подошла ко мне и погладила мои волосы:

— Пойдем в школу.

Тут я как снова проснулся: ведь я уже давно должен быть у Миши. То есть первое мое пробуждение было ложным, а теперь я подскочил по-настоящему.

— Ч-черт, — ударил я себя по лбу.

Было уже девять, а я должен был зайти к Мише еще в полдевятого. Через несколько секунд я уже сбежал вниз по лестнице.

Странный подарок: Настя, которую я считал обычной смазливой дурой. Она стала сегодня внезапным призом мне на один миг, я получил нечто незаслуженное, это женское внимание, скорее всего, мы никогда с ней настолько не сблизимся еще раз. Но как хорошо и вовремя это было сейчас.

Я вышел на улицу. Было морозное солнечное утро конца октября. Приятный холодный воздух и освежающая корочка льда на лужах. Я только вышел из одного подъезда и зашел в другой. Настя, Миша, Тимофей, Леджик — все они жили в длинной «змейке» — доме номер 10 на моей улице. А я жил в пяти минутах, но уже в одноэтажном доме.

Я несколько раз позвонил в дверь Мишиной квартиры, но мне никто не открыл. Хотя и так было ясно, что я уже опоздал. Мы с утра должны были ехать рыть могилу для Леджика, и, наверное, Миша и Тимофей уже были там, они работали. А я опоздал и пропустил одно звено цепочки — то есть я как бы стал предателем.

Чтобы как-то наказать себя, я побежал. Мимо гаражного кооператива, мимо частного сектора, где я живу. Мимо парка, в честь которого наша улица называется Парковой. Потом я не выдержал и перешел на шаг, задыхаясь от кашля курильщика. Прошел только вдоль озера, но потом снова заставил себя рвануть, никаких поблажек, пока лопата не попадет ко мне в руки. Ты виноват, мы все виноваты, что Леджик покончил с собой, — накручивал я обороты, пока мимо проносился коттеджный поселок, и легкие мои горели.

Я остановился и сложился пополам, пытаясь отдышаться, а мир по инерции кружился каруселью. Но зато я совсем протрезвел. С одной стороны от меня было картофельное поле, а с другой — кладбище, и они все время менялись местами, кружась вокруг от резкого торможения. Я обрадовался, что отбил несколько очков этим испытанием, немного реабилитировался после предательства. Но ходил