Читаем без скачивания Фантомы - Дин Кунц

Дженни обняла девочку за плечи, и они еще теснее прижались друг к другу.

— А жаль, сестренка, что все эти годы мы с тобой так редко виделись.

— Ты же ведь не могла чаще приезжать домой, — ответила Лиза. — Я понимаю, как трудно тебе приходилось. Я прочла десятка два книг о том, через что приходится пройти, прежде чем стать врачом. Я всегда знала, какой груз лежит у тебя на плечах и о скольком тебе приходится думать и беспокоиться.

— Ну, все-таки я бы могла приезжать и почаще, — проговорила Дженни.

Иногда она действительно могла бы приехать, но не делала этого, потому что не могла выносить молчаливого обвинения и укора, которые читала в грустных глазах матери; обвинения тем более задевавшего ее, что оно ни разу не было высказано вслух: «Ты убила отца, Дженни. Ты разбила его сердце, и это его убило».

— И мама тоже всегда тобой очень гордилась, — сказала Лиза.

Это заявление не просто удивило Дженни. Оно потрясло ее.

— Мама всегда всем рассказывала, что ее дочь врач, — улыбнулась при воспоминании об этом Лиза. — Иногда мне казалось, что ее друзья по бридж-клубу выставят ее за дверь, если она скажет еще хоть слово о тебе, твоих хороших отметках и стипендиях.

— Ты это серьезно? — Дженни часто заморгала.

— Конечно, серьезно.

— Но разве мама не...

— Не что? — переспросила Лиза.

— Ну... разве она никогда ничего не говорила о... об отце? Он умер двенадцать лет тому назад.

— Да, я знаю. Он умер, когда мне было два с половиной года, — Лиза наморщила лоб. — Но какое это имеет отношение?...

— Ты ни разу не слышала, чтобы мама винила меня?

— Винила тебя в чем?

Но прежде чем Дженни успела ответить, Сноуфилд стал еще больше походить на погруженное в могильную тишину и спокойствие кладбище. В городе внезапно погасли все огни.

Три полицейские машины, сверкая красными мигалками, выехали из Санта-Миры и направились мимо погруженных в ночную темень и тишину холмов в сторону высоких гор Сьерры, склоны которых были сейчас залиты лунным светом.

За рулем самой первой машины в этой идущей на большой скорости колонне был Тал Уитмен, рядом с ним сидел шериф Хэммонд. На заднем сиденье расположились два помощника шерифа — Горди Брогэн и Джейк Джонсон.

Горди был в состоянии панического страха.

Он знал, что внешне ничем не выдает этот страх, и радовался хотя бы этому. Внешне он производил впечатление человека, который вообще не умеет бояться. Он был высок, крупного телосложения, широк в кости и мускулист. Руки у него были большие, как у профессионального баскетболиста, и сильные. Казалось, он может одним щелчком прибить любого, кто станет ему досаждать. У него было довольно красивое лицо, и он это знал: женщины не раз говорили ему об этом. Но оно в то же время казалось грубым и мрачным, а тонкие губы придавали его рту жестокое выражение. Впечатление от его внешности лучше всех выразил Джейк Джонсон, сказавший как-то: «Горди, когда ты хмуришься, то кажешься человеком, который ест на завтрак живых цыплят».

И все-таки, несмотря на столь свирепый внешний вид, Горди Брогэн был сейчас панически напуган. Страх у него вызывала не опасность заразиться неизвестной болезнью или отравиться. Шериф перед выездом предупредил: есть вероятность того, что жителей Сноуфилда убили не микробы и не яды, но какие-то люди. И теперь Горди боялся, что, впервые за все восемнадцать месяцев службы в полиции, ему придется воспользоваться оружием. Боялся, что придется стрелять в кого-нибудь, чтобы спасти свою жизнь, жизнь другого полицейского или потенциальной жертвы.

Он был уверен, что не сможет этого сделать.

Он открыл в себе эту опасную слабость пять месяцев тому назад, когда выезжал на вызов, поступивший из магазина спортивных принадлежностей Доннера. Здоровый парень по имени Лео Сайпс, бывший работник этого магазина, разозленный тем, что его оттуда выгнали, заявился в магазин через две недели после увольнения, избил управляющего, сломал руку сотруднику, которого взяли на его место, и принялся крушить все вокруг. К тому моменту, когда Горди появился на месте происшествия, Лео Сайпс — высокий, тупой и пьяный — был занят тем, что топором, каким обычно пользуются лесорубы, бил и разносил вдребезги выставленные на прилавках товары. Уговорить его сдаться Горди не удалось. А когда Сайпс, размахивая топором, бросился на него самого, Горди вытащил револьвер. Тогда-то он и обнаружил, что не в состоянии заставить себя воспользоваться оружием. Указательный палец, которым надо было нажать на спуск, внезапно окаменел и перестал его слушаться. Горди пришлось засунуть оружие назад и пойти на риск рукопашной схватки с Сайпсом. Каким-то чудом ему удалось тогда отнять у этого балбеса топор.

Сейчас, пять месяцев спустя, Горди сидел на заднем сиденье патрульной машины, прислушивался краем уха к разговору Джейка Джонсона и шерифа Хэммонда, а живот у него сводило судорогой при одной мысли о том, что может причинить человеку полая внутри пуля сорок пятого калибра. Она в самом прямом смысле слова способна снести ему голову. Может превратить плечо в кашу из разорванных тканей и разбитых на длинные корявые иглы костей. Разворотить грудную полость, разметав на кусочки сердце и все, что попадется ей на пути. Оторвать ногу, если попадет в коленную чашечку, или превратить лицо человека в сплошное кровавое месиво. Горди Брогэн, да поможет ему Всевышний, был просто-напросто неспособен причинить кому бы то ни было подобные увечья.

В этом-то и заключалась его самая большая слабость. Он знал, что некоторые люди назвали бы его неспособность выстрелить в другого человека не слабостью, но признаком морального превосходства. Он, однако, понимал и то, что такие рассуждения оказываются не всегда верны. Бывают ситуации, когда выстрелить в другого — это и значит совершить моральный поступок. Офицер полиции приносит присягу в том, что будет защищать людей. И если он не способен выстрелить, когда применение оружия явно оправданно и необходимо, то это уже не слабость, а слабоумие, пожалуй, даже грех.

На протяжении последних пяти месяцев, после того случая в магазине спорттоваров, Горди везло. Ему пришлось всего несколько раз выезжать на вызовы, связанные с применением насилия. По счастью, ему удавалось смирять нарушителей угрозами, кулаками, дубинкой, на худой конец предупредительными выстрелами в воздух. Один раз, когда стрельба по преступнику была неизбежной, другой полицейский, Фрэнк Отри, выстрелил раньше и тем избавил Горди от непосильной задачи — нажать на спусковой крючок.

Но сейчас в Сноуфилде произошло что-то невообразимо страшное. А Горди хорошо знал по опыту, что насилию часто приходится противопоставлять встречное насилие.