Читаем без скачивания Инстинкт хищницы - Ирина Градова

– Это нормально, – заметила Марина, когда в монологе Юрия наметилась пауза. – Люди взрослеют и меняются.

– В том-то и дело, что повзрослел и изменился только я. Алена осталась прежней! Она все время была мне скорее ребенком, чем женой, поэтому и речь о детях в нашей семье не заходила. Я понимал, что дальше так продолжаться не может, что необходимо что-то менять. Алена же, когда я пытался заговорить на эту тему, старалась перевести разговор на другую тему. Она предпочитала делать вид, что ничего не происходит. В лучшем случае все заканчивалось истерикой, в худшем – визитом тещи, которая пыталась выступать в роли третейского судьи. Я ничего плохого о своей теще сказать не могу. Она человек хороший и, в отличие от Алены, женщина целеустремленная и самостоятельная. Элеонора Григорьевна полагала, что наши трудности – временные. Она не упрекала меня, но я после таких душеспасительных бесед чувствовал себя последней сволочью. Поэтому, когда Алена заболела, для меня практически ничего не изменилось: я все так же вынужден был заботиться о ней, только теперь – в ожидании ее скорой смерти.

Юра замолчал. Марина ничего не говорила, чувствуя, что он готовится сказать что-то очень важное и, возможно, пугающее его самого.

– Тогда я, по крайней мере, знал, чем все закончится, – произнес он наконец. – Ты, наверное, считаешь меня чудовищем?

– Вовсе нет, – покачала головой Марина. – Я тебя очень хорошо понимаю. Я знаю, что ты не желал ей смерти. Ты жаждал избавления, и вот когда оно уже было так близко, все снова вернулось на круги своя. Мой собственный брак во многом походил на твой, знаешь ли.

– Ты была замужем? – удивленно спросил Юрий.

– Я все еще замужем. Мы расстались три года назад, и это время я считаю самым счастливым, потому что могу жить той жизнью, какой всегда хотела.

– Но ты не подала на развод?

– Зачем? Я замуж не собираюсь. Честно говоря, не уверена, что снова решусь на столь радикальный шаг. Слава богу, в наше время штамп в паспорте не обязательный атрибут порядочной женщины. Да я, в общем, на этот высокий титул и не претендую. Я была и порядочной женщиной, и хорошей женой, но ничего хорошего мне это не принесло.

– Что случилось?

– Я вышла замуж в девятнадцать лет. Влюбилась, как идиотка. Неудивительно, ведь Олег был настоящий красавец, бизнесмен, умный, внимательный, нежный. Намного старше меня, между прочим. Наверное, поэтому ему и удалось так легко задурить голову глупой девчонке, начитавшейся любовных романов и мечтавшей о безоблачном счастье у семейного очага. Однако я быстро поняла, что выбрала не того мужчину. Вернее – позволила ему выбрать себя. Олег хотел, чтобы я всегда находилась, так сказать, под рукой. Я стала его визитной карточкой, его куклой, манекеном для выхода в свет. Он обожал демонстрировать меня приятелям и получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. В один прекрасный день я взглянула на себя в зеркало и… ничего не увидела, представляешь? Наверное, это был психологический срыв, но я действительно не увидела своего лица! В зеркале отражалась вешалка для дорогих туалетов с безупречной прической, а меня – меня просто не было!

Тогда я забила тревогу и высказала Олегу, что хочу чего-то добиться в жизни сама. Его это только рассмешило, он не воспринимал меня всерьез. Я хотела учиться, Олег же считал, что это вовсе не обязательно. «Ты и без того умная, – говорил он. – И вообще, ученая женщина несексуальна». Возможно, я согласилась бы с Олегом и на этот раз и осталась такой, какой он хотел меня видеть… Но вышло так, что я узнала о его изменах. Оказывается, молодой жены Олегу было недостаточно, он любил побаловаться «свежим мяском». Для этого у моего муженька имелась явочная хата на окраине города. Я узнала обо всем, устроила Олегу скандал с битьем посуды и слезами. Он ударил меня. Всего один раз и не очень сильно, но это стало последней каплей. Я ушла. Как видишь, наши ситуации в чем-то похожи. Мы с тобой менялись с годами, а наши партнеры не желали этого замечать. У тебя все гораздо сложнее, я понимаю. Но теперь-то Алена выздоровела – что мешает тебе освободиться? Ты выполнил свой долг перед ней, ведь далеко не каждый муж станет заботиться о своей больной жене, как делал это ты!

– Ты не понимаешь! – воскликнул Юрий. – Теперь я никогда не смогу оставить Алену. Она, конечно, поправилась, но врачи говорят, что ей необходим покой, размеренная жизнь, забота родных. Иначе рецидив может наступить в любой момент. Как я посмотрю в глаза ее родителям, Антону, нашим родственникам и друзьям, если решу уйти?

Марина взяла его руку в свою и сжала.

– Я не собираюсь давать тебе советы. Я не имею на это права, но выслушай, что я думаю. Что для тебя важнее – твоя собственная жизнь или мнение горстки людей, которые могут посчитать тебя непорядочным? Ты пережил с Аленой самое трудное время. Если бы ты был плохим человеком, то ушел бы уже тогда. Но ты сделал все, чтобы она поправилась, и это случилось. Сейчас твоя жена может позаботиться о себе сама – она должна научиться наконец это делать самостоятельно, ведь ей почти тридцать. Если не теперь, то когда? Ты собираешься и дальше опекать Алену, жертвуя собственным душевным спокойствием? Поверь, никто не скажет тебе спасибо, когда ты свалишься с нервным срывом, а это случится непременно, если продолжишь в том же духе. У тебя уже не все в порядке, иначе ты не блевал бы у меня в туалете вместо того, чтобы получать удовольствие от занятия любовью. Тебе необходим психолог или психиатр, но только не твой Антон. Если хочешь, я найду хорошего специалиста.

– Хватит с меня психиатров, – прервал Марину Юра. – Разговоры не решат моих проблем. Возможно, ты права, но беда в том, что я и сам знаю, что нужно делать. Только не уверен, что смогу.

– Довольна? – Скрипучий голос за ширмой заставил Тамару вздрогнуть.

– Опять ты меня напугала! – сердито воскликнула колдунья.

– И правильно – бойся! Только не меня тебе надо бояться, а бога. Он все видит, и твои черные дела – тоже.

– Мои черные дела?! – взвилась Тамара. – Да ведь это ты, ты все сделала! Мы обе знаем, чьих рук это дело!

Ширма заколыхалась, и на свет выкатилась инвалидная коляска, управляемая электронным механизмом. В коляске сидело скрюченное существо, закутанное в клетчатый плед. Одна рука уродливой старухи покоилась на коленях, вторая лежала на кнопке. Ее пораженные жесточайшим артритом суставы выглядели пугающе.

– Мы также знаем, – усмехнулась она беззубым ртом, – что это твоя алчность заставила меня так поступить с бедным парнем. Теперь каждый раз, как ему вздумается взгромоздиться на какую-нибудь телку, его будет выворачивать наизнанку, а он даже и не догадается, почему так происходит!

– Если ты такая совестливая, мама, то почему вообще согласилась? – раздраженно спросила Тамара.

– Дура потому что! – ответила старуха. – Надо было сразу отказать той девице. Терпеть не могу таких: богатая, умная, считающая, что все на свете вращается вокруг нее. Я ошиблась.

– И что теперь? Предлагаешь вернуть ей деньги?

– Деньги и правда лучше вернуть, только парню это не поможет. И нам тоже. Плохое мы с тобой дело затеяли, и теперь за все расплатимся. Я-то уже старая, и жить мне осталось недолго. Да и кому, к черту, нужна такая жизнь, скажи? Это вы с зятюшкой моим наплодили детишек как кролики! Да и губа у вас не дура: мне, что ли, нужен дом в заповедной зоне? Это вы удержу не знаете, все деньги вам подавай, все вам мало!

– Но и ты, знаешь ли, не бедствуешь, мама!

– Каша есть, и ладно, зубов-то у меня почти не осталось. Нет, милая моя, не вали с больной головы на здоровую – не я за длинной деньгой гонюсь, а ты. Не дал тебе боженька таланта – и слава ему, величайшему! Трудно представить, что бы ты натворила, передай я тебе свою силу. Папаша твой, светлая ему память, подгадил, родословную нашу испортил – благослови его господь.

С этими словами старуха, остервенело надавив на кнопку кресла, развернулась и укатила за ширму. Тамара глубоко вздохнула и опустилась на стул. Она знала, что мать права. Во всем права.

Лет до двенадцати Марьям тешила себя иллюзиями, что магический дар, передающийся в их семье по женской линии из поколения в поколение, перейдет к ней. Но вскоре девочке пришлось расстаться со своими надеждами: у Марьям не только не было способности видеть будущее, как у большинства женщин ее рода, она не владела ни единым магическим трюком, доступным рядовой цыганке! Мать посмеивалась, пеняя на русского мужа, он, дескать, цыганскую кровь подпортил, разбавил своей, бесталанной. Но для Марьям это открытие стало настоящей трагедией. Она даже пыталась разбудить свой спящий дар, ходила к всевозможным колдуньям, но тщетно: талант так и не прорезался.

Марьям взглянула на большой портрет, висящий на голой, окрашенной в темно-синий цвет стене. Красивая женщина с орлиным носом и темными пронзительными глазами с укоризной и легкой насмешкой смотрела на нее с картины. Черные волосы женщины покрывал цветастый тюрбан, а красивая грудь ясно вырисовывалась под тканью белой блузки. Все, кто когда-либо видел этот портрет, полагали, что на нем изображена Марьям. Она не считала нужным их разубеждать, но эту картину ее отец-художник писал с настоящей Тамары, ее матери. В молодости Тамара славилась красотой. В их таборе находилось немало мужчин, желающих сделать девушку своей женой, но она всем отказывала. Цыганская жизнь Тамару не устраивала, и она не собиралась до конца дней обслуживать своего мужчину, как это принято у цыган. Она стремилась к другой жизни, протекающей за пределами цыганского поселка. Так, однажды встретив начинающего художника Бориса, Тамара, ни секунды не колеблясь, покинула табор. Ее пытались вернуть, но Тамара оставалась непреклонной: она сама выбрала себе судьбу, и никто не мог заставить упрямицу передумать.