Читаем без скачивания Дюссельдорфский убийца - Эдгар Уоллес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он глядел на пришельца дикими, безумными, вылезающими из орбит глазами…
— Двадцать жертв… — хрипло шептал он, — и тебе все еще мало… Когда же ты перестанешь мучить меня… Я ведь знаю, что ты только тень… тень… или ты встал из могилы, чтобы сосать мою кровь… вампир проклятый…
Голос его пресекся… Он закачался и безмолвно рухнул на пол.
На следующее утро черный автомобиль Горна остановился перед особняком доктора Миллера.
Слуга, открывший дверь после звонка комиссара, сообщил, что доктор ранним утром уехал в неизвестном направлении и вернется только через две недели.
Горн, против ожидания, принял это известие совершенно спокойно и в ответ только усмехнулся.
«Игра начинается, — сказал он самому себе. — Дичь направляется в ловушку… Посмотрим, что будет дальше».
Глава 22.
СЛУЧАЙ В ТУННЕЛЕ
Сцепление разных загадочных обстоятельств иногда приводит к раскрытию самых запутанных дел.
К числу таких загадочных происшествий принадлежал и случай в туннеле, оставшийся незамеченным широкой публикой. Немногие же посвященные в него имели веские причины не настаивать на его разглашении.
Из берлинского полицей-президиума вышла группа людей. Агенты провожали в командировку своего товарища. Насколько можно было судить из обрывков фраз, инспектор Рейхгольд направлялся в Дюссельдорф, где должен был принять участие в расследовании преступлений.
Сам инспектор казался очень необщительным человеком: подняв воротник пальто, нахлобучив на глаза шляпу и засунув руки в карманы, он ограничивался только односложными замечаниями.
Зато спутники его наперебой давали ему советы.
— Имейте в виду, что там на вас страшно злы! Лучшему инспектору Шульце пришлось из-за вас оставить службу.
— Вы никогда не видели Горна? Не человек, а дьявол, постарайтесь сразу зарекомендовать себя с лучшей стороны.
Пожалуй, они говорили слишком громко: по крайней мере, пассажиры вагона скорого поезда Берлин-Дюссельдорф с большим любопытством прислушивались к разговору и рассматривали человека, к которому относились все эти напутствия.
Но инспектор мало обращал внимания на провожающих, молча пожал им руки и поспешно прошел в купе, избегая лишних взглядов.
Когда через несколько станций в купе на свободное место уселся какой-то молодой человек, инспектор даже не поднял глаз от книги, которую читал, сидя у окна.
Живописные ландшафты, проносившиеся в окне, и все окружающее не слишком интересовали его.
— Разрешите представиться: инспектор Рейхгольд.
Горн лениво протянул руку.
— Очень приятно. Вы знакомы хоть немного с делом?
— Я знаю все… Попутно могу вам доложить, что успел выяснить сегодня.
— А именно?
— Директор страхового общества Мюних — известный преступник, аферист, не брезгающий самыми темными делами…
— Быстро, — улыбнулся Горн, — вы, оказывается, явились уже с некоторыми достижениями.
Из-под полуопущенных век он спокойно разглядывал нового помощника.
Рейхгольд был молодым человеком с густой шапкой каштановых волос, небольшими усиками и резкими чертами энергичного лица. Он сразу попал в тон верховному комиссару. В нем чувствовались уверенность и сила, не нуждающиеся в ложной скромности.
Местные чины полиции, видя, как Горн передоверяет большую часть расследования помощнику, сделали заключение: Горн потерял интерес к делу.
Да, несмотря на его славу и эксцентричность, симпатий горожан он постепенно лишался. Он ни с кем не делился своими наблюдениями и возникало впечатление, что Горн просто ничего не делает.
Уход Мяча много способствовал этому охлаждению и даже открытому недовольству.
— Откровенно говоря, господин инспектор, — заметил как-то Горн в разговоре со своим подчиненным, — я просто устал, и мне надоела эта канитель. Вы более молодой и уверенный, энергично возьметесь за дело, но… через месяц скажете то же самое. Самые талантливые сыщики иногда не могут довести дело до конца, и оно так и остается нераскрытым. Дюссельдорфский убийца никогда не будет пойман. Конечно, я говорю с вами совершенно конфиденциально, но это мое глубокое убеждение.
— А я уверен в противном.
— Молодость, — печально улыбнулся Горн.
— У меня есть очень основательные подозрения относительно одного лица, и я попросил бы у вас приказа об его аресте.
— Хорошо. Даю вам cart blanche[9]. Имя вы можете проставить сами, если это вам понадобится.
Как удивился бы Мяч, если бы он мог очутиться здесь в эту минуту!
Горн, его кумир, идеал, выдержанный, хладнокровный, насмешливо-рассудительный Горн потерял, казалось, всякую осторожность и слепо доверялся первому встречному.
Новый инспектор не произвел на публику ожидаемого впечатления. Вообще он старался держаться в тени.
Томас Мун, англичанин из Скотленд-Ярда, со свойственной ему резкостью высказал однажды свое мнение.
— Как вы находите своего помощника, Горн?
— Прекрасный молодой человек.
— Возможно, но он мне не нравится.
— Очень жаль. — Горн насмешливо улыбнулся, закуривая новую сигаретку.
В последнее время он курил почти беспрерывно, хотя, по-видимому, перестал работать.
— Он производит на меня отвратительное впечатление. Терпеть не могу таких зеленых глаз!
— Зеленых?
— Да, и я должен признаться, что невольно слежу за ним. Некоторые признаки указывают… Если бы не ваше ручательство, то я поступил бы иначе.
— Хорошо что я пока пользуюсь некоторым авторитетом.
Горн от души забавлялся этим разговором.
Мун сердито встал.
— Остается только пожалеть, что здесь нет инспектора Шульце, — проворчал он, уходя.
Но все жалевшие Мяча и сочувствующие его несправедливому устранению от дел, и не подозревали, где он находится в эту минуту. Инспектор лежал в госпитале забинтованный с головы до ног и здоровой рукой строчил длинное письмо.
«Я приблизительно знал, где это должно было случиться: между станциями „X“ и „У“, — как вам известно, находится длинный, страшно узкий туннель. Достаточно, кажется, протянуть руку из окна вагона, чтобы коснуться стены. Я занял удобное положение и ждал. Могло быть три варианта нападения. Первый — он меня оглушит — выстрел все-таки мог быть слышен, второй — ударить кинжалом и третье — одурманить.
Он очень благоразумно выбрал первое. Как вы знаете, начальник, я иногда люблю почитать книгу, между страницами которой есть очень остроумное зеркало. Тонкая штучка!
Благодаря вашему подарку, я отлично видел, что происходило за моей спиной, и успел уклониться как раз настолько, насколько это было нужно. Это случилось почти перед самым туннелем. Он молниеносно выпотрошил мои карманы, открыл дверь купе и безжалостно столкнул меня вниз. Если бы поезд шел быстрее и внизу не оказалось случайно большой кучи щебня — вы бы не услышали обо мне никогда. Хотя я предусмотрительно и сел в последний вагон, но этот лязг, треск и эти ужасные колеса, мелькающие перед вами, и осыпающийся щебень! Бр-р… Я помню только красные фонари последнего вагона и больше ничего.
Очнулся я оттого, наверное, что снова загудели рельсы; все было липко и мокро, я порядочно ободрался, падая. Второй поезд входил в туннель. Я редко вижу плохие сны, но тогда мне это все показалось кошмаром из страшного сна. До выхода из туннеля было шагов сорок. Я побежал, падая и цепляясь за что-то. Ощущение — что за вами по пятам гонится громыхающее чудовище, и вы больше не в состоянии бороться…
Если бы в ту минуту я мог что-то соображать, я проклял бы всю эту историю.
А затем — солнце, поле, трава! Чудовище выскочило из дыры и с грохотом пронеслось мимо, а я… валялся на траве на откосе и хохотал, как безумный, до истерики.
В общем, дело сделано, и думаю, что он уверен, что я уничтожен, размолот колесами.
Остальное предоставляю вам. Думаю, что через неделю удеру из госпиталя и буду к вашим услугам. Кости целы и все в порядке. Желаю успеха».
Мяч скрыл от Горна, что на нем живого места не осталось. С головы была содрана кожа, руки и ноги рассечены до кости, на спине и груди — рваные раны.
Но Горн понял недосказанное. Суровая складка легла между его бровей, когда он тщательно прятал письмо.
— Начинается, — вполголоса пробормотал он.
Рут вздрогнула. Черный автомобиль остановился у подъезда.
— Вы одна? Почему вас так долго не было в редакции, Рут?
Девушка молчала. Что она могла ему сказать после всего, что случилось?
— У меня к вам большая просьба.
— А не приказание? — насмешливо перебила Рут.
— Да, если угодно, я приказываю вам немедленно усесться в мой автомобиль. Через полчаса я вас доставлю в санаторий как нервнобольную. Три надежных сиделки и преданный доктор не будут спускать с вас глаз. Только так я могу быть уверенным в вашей безопасности. Завтра вам необходимо быть вне города.