Читаем без скачивания Пояс шахида - Лев Пучков

Во времена светлого энтузиазма, когда в центровых паханах Союза ходил хитрый грузин Coco, тут была небольшая рабочая слободка: в наспех отстроенных времянках ютились ремонтники, латавшие для Кавфронта паровозы, платформы и колесную базу. После войны ремонтников вывели в расход — много знали, видимо, — слободку обнесли колючкой и заселили урками, вывесив на входе плакат: «Спецкомендатура № 17».

Почему эта самая комендатура имела такой номер (в Стародубовске других комендатур не было), никто не интересовался: со временем институт таких заведений тихо и без торжеств похоронили, колючку растащили фермеры, а население осталось прежним: и по сей день в щитовых деревянных бараках ютятся товарищи, которых чистая публика обычно именует не иначе как «сброд».

Оставив «Ниву» на последней платной автостоянке, Сыч и Мо сошли с асфальта и с километр топали пешком по жидкой грязи: ближе безопасного места для парковки не было, а оставить машину без присмотра на Завокзальной могли только сильно беспечные товарищи, которые вообще не в курсе.

Сыч с Мо были в курсе, кроме того, машина — дополнительный источник информации о её владельце. Делиться информацией о себе в планы наших парней не входило.

Вечерняя Завокзальная здорово напоминала декорации к импортному ужастику про маньяков: кромешная темень, ни единого фонаря, тускло подсвеченные изнутри оконца, залепленные газетами, полное безлюдье — и зловещая тишина, изредка прерываемая кошачьими воплями. Уркаганские тинейджеры и пенсионеры воровского дела по улице томно не прогуливались — вообще никого не было, будто в одночасье все вымерли.

— Готовность номер один, — предупредил Сыч напарника, шагнув к лишенному дверей подъезду первой встреч ной халупы.

— Готов, — флегматично сообщил Мо, хрустнув костяшками пальцев.

В подъезде царил полноценный мрак, щедро напоенный ароматом свежей дрянной браги, приправленным традиционными парашными отдушками. В углу что-то ворочалось и тихо урчало

— Собака, — предположил Сыч, включая заботливо припасенный фонарик — знал, храбрый воин, куда идет.

— Пи-та-ррр-сы, — по слогам вымямлило валявшееся в углу тело в фуфайке, сымитировав слабую попытку лягнуть ногой источник света. — Н-нах-х!

— Ага! — храбрый воин подумал было о возможном использовании тела в качестве источника информации, но тут же отказался от этой идеи. Тело нуждалось во вдумчивой первичной обработке, после которой вполне могло оказаться, что это вовсе не тот источник. — Нет, это нам не надо…

Толкнув первую попавшуюся дверь, которая оказалась незапертой, Сыч шагнул в крохотную прихожку и бегло осмотрелся.

Повезло. В том плане, что в квартирке не бухал отвязный кодлан невоспитанных мужланов, с которыми пришлось бы объясняться на самом примитивном уровне. На крохотной кухоньке хлопотала вполне мирная на вид бабулька с блуждающим взором, следила за процессом в перегонном кубе, пыхтевшем на газовой конфорке. В этой точке жилища концентрация бражного аромата достигала своего апогея.

— Бабу? — управляющая кубом подслеповато уставилась на пришельцев — и сразу стало ясно, что бабулька крепко под градусом. — Пойло?

— Эмм… — Антон не сразу и сообразил, о чем спроси ли. — Нам бы это… Ну, в общем — с кем-нибудь…

— Наташка! — резво крикнула хозяйка, истолковав замешательство незваных гостей в пользу первого вопроса. — Иди — пришли!

— У-тю-тю, халесенький! — мгновенно явившаяся на зов истрепанная особа неопределенного возраста, сладко зевнув, с ходу вцепилась в Мо и поволокла его в комнату. — Ма-алоденький! Кра-асивенький! Сла-аденький!

— Уйди, плохая женщина, — на бесстрастном лице Мо мелькнула брезгливая гримаса. — Руки убери.

— Краси-ивенький! — особа оказалась упорной — на просьбу удалиться не реагировала. — У-сю-сю!

— Совсем уйди, — повторил Мо, не без труда освобождаясь от цепкого захвата. — Ты страшная.

— Сам страшный! — пьяненько обиделась особа. — Сам уйди! Я здесь живу, между прочим!

Мо вопросительно уставился на командира: что делать, вождь? И в самом деле уйти или просто сломать назойливой особе шейные позвонки?

— Нам бы ханки, — поправил ситуацию Сыч. — Че-ни — будь позабористее…

— Пойло, бабу? — ещё раз уточнила бабулька.

— Ханки, ханки, — нетерпеливо прищелкнул пальцами Сыч. — Типа: ширнуться, курнуть, ну, мульку с чего сварганить, если совсем ничего нет…

— Тут нету, — бабулька тотчас же утратила к пришельцам интерес. — Четвертая хата от нас — Васька Шило. Наша — первая, Васькина — четвертая. Раз, два, три — четыре. Дверь обитая. Замок.

— Спасибо, мать, — Антон попятился к выходу, осторожно отпихнув отвергнутую особу, растопырившуюся в прихожке — А че, вообще, так тихо? Люди где?

— Люди? — бабулька задумчиво уставилась на куб.

— Люди-бляди! — выкрикнула особа, боевито сверкнув глазенками. — Харь не глядя

— Люди зенки продрали, похмелились — и на работу, — сообразила бабулька. — Это — кто при делах. Кто не при делах — по хатам тарятся, бухают. Че по улице шмыргать? Вы под утро приходите — все будут.

— И гробы купите! — скандально подбоченилась обиженная особа. — Тут таких не любят!

— Спасибо, мы как-нибудь так, — пробормотал Сыч, минуя порожек. — Пешком постоим…

— Похмелились — и на работу? — оказавшись на улице, переспросил Мо. — А, командир?

— Работа у нас такая, работа наша простая, — хмыкнул Антон, живо вообразив приятную картинку: пара сотен урок, проснувшись и похмелившись, дружно строится перед халупами, получает задачу от местного пахана и строем, чеканя шаг, устремляется к городу. Возможно исполнение походной песни. Или — под барабан. Нет, барабан от падает. Барабан — сленговое наименование «стукача». Барабан — западло.

— Жила б слобода родная, и нету других забот… Четвертая «хата» от первой отличалась отсутствием вони в подъезде, странной чистотой и наличием входной двери. А ещё в подъезде горела лампочка, спрятанная в чистый плафон, и это наводило на определенные мысли.

Не писают, не мусорят, лампу не крадут — значит, уважают. Или боятся.

— И это правильно, — буркнул Антон, обнаружив дверь, аккуратно обитую стареньким, но добротным, без единого пореза дерматином. Рядом с дверью был нормальный звонок. «Глазка», правда, не было, но и звонка с дерматином для тутошнего истеблишмента — за глаза.

— Кого? — отреагировал на звонок дребезжащий голос.

— Шило, — солидно пробасил Антон.

— Зачем? — уточнил голос.

— Че такой неласковый, Шило? — обиделся Антон. — Люди пришли — дверь открой, выйди, поговори…

Дверь чуть приотворилась — над натянутой цепочкой возникли мутные глаза, колюче глядевшие на посетителей.

— Че надо?

— Ханки.

— Вы чьи? Кого знаете?

— Липатовские, — не моргнув глазом выдал Антон. — У вас не знаем никого. Про Ахмета слышали? Мы тут про ездом. Раскумариться бы маненько…

— Кто навел?

— Ну ты сразу и «навел», — осуждающе буркнул Ан тон. — Толкнулись в первую хату, спросили…

— Валька, сука, — без эмоций констатировал Шило. — Ханки, говорите?

Антон понимающе осклабился, отметив тень недоверия на трети лисьей мордочки, видимой через дверную щель. Правильная тень: мужики крепкие, лица здоровые, какая, в задницу, ханка?

— Нам не себе, — пояснил Антон. — Братанам на крытку переброс подогнать.[27]

— А! — на трети мордочки отразилось какое-то подобие деловой активности. — Значит, много брать будете?

— Как по цене сойдемся, — обнадежил Антон. — Впускай, что ли? Че через цепь трем?

— Ксивы покажите, — потребовал Шило. — В раскрытом виде.

— Валим отсюда, братишка, — Сыч, изобразив досадливую гримасу, развернулся, ткнул Мо локтем в бок и на правился к выходу. — Дядька нас за ментов держит.

— Тормози, — как только посетители поравнялись с выходом, Шило скинул цепочку и распахнул дверь. — За ходи, перетрем.

— Че — на ментов похожи? — поинтересовался Антон, заходя в прихожку и осматриваясь. Имела место странная на первый взгляд диспропорция: при крохотных кухоньке и прихожке комната была просто огромной.

— Менты в доле, — буркнул Шило, кивнув гостям, чтоб проходили в комнату. — Все подмазано. Вас — не знаю. Вдруг — киллеры?

— Они самые. «Стволы» подвезут позже, — Антон демонстративно охлопал себя по карманам, распахнул полы дохи — на смотри, недоверчивый ты наш. — Мо, покажи ему.

Мо с готовностью проделал то же самое, только слегка напрягся. Вопреки распоряжению Шведова — перемещаться по городу «пустыми», Мо постоянно таскает в рукавах два ножа. Дитя войны — не может совсем без оружия, это для него дико. Рукава у дохи жесткие, нащупать ножи при обыске проблематично, но все-таки возможно. Однако Сыч на это смотрит сквозь пальцы: ножи, хоть остро отточенные, но, в принципе, при изъятии вполне сойдут за кухонные — особенно если откупиться малой суммой от возможных оценщиков.