Читаем без скачивания Острова Тубуаи - Александр Турханов

— Молодой человек, пожалуйста, передайте мне во-он ту бутылочку! — вежливо попросила она.

Я посмотрел, куда она указывала, увидел у самых ног пустую бутылку из-под пива.

— Пожалуйста, — я протянул бутылку.

— Вы очень любезны, — поблагодарила женщина, пряча бутылку в небольшую хозяйственную сумку. Поднялась, тяжелым шагом пошла по аллее.

Скоро я тоже поднялся, вышел на набережную, перешел дорогу и спустился к Неве. Но музыка была слышна и здесь. Сейчас, прикрытая расстоянием, она звучала приглушенно и печально.

Я стоял у самой воды. Волны с бутылочным булькающим звуком тихо плескались у самых ног, накатывая на парапет и едва не задевая носки моих туфель.

Я глубоко вздохнул. Серое небо висело низко над городом. Казалось, протяни руку — и дотронешься до облаков. Над шпилем Петропавловской крепости летали черные птицы — должно быть, галки или вороны. Я наклонился, зачерпнул в горсть воды и умыл лицо. Сразу стали пронзительнее запахи и холоднее воздух. Я озяб, но уходить от воды не хотелось. Я простоял у Невы еще много времени, пока не почувствовал, что дрожу всем телом. Потом поднялся на набережную, пересек Дворцовую площадь и Невским проспектом медленно пошел к вокзалу.

Похоже, к вечеру у меня поднялась температура. Я надел на себя все теплые вещи. Свитер еще был сырым от ночного дождя, от него пахло затхлостью. Трясясь всем телом, я прошел по залу ожидания раз, другой и третий, но опять нигде не нашлось свободного места. Всюду я встречал только настороженные, а то и откровенно враждебные взгляды. Но большей частью на меня смотрели равнодушно, скользя по мне глазами, как по воздуху. Голова у меня кружилась, подташнивало. Я вышел к путям. Стало еще хуже. Воздух здесь был неподвижен, густ и зловонен, как вода в застоявшемся пруду.

Я обошел вокзал. Выбрался на площадь. Но легче не стало — фонари горели нестерпимо ярко, и сразу заболели глаза. Хотелось пить. В горле пересохло, как в самую лютую жару. Меня бил озноб. Я присел у колонны, руки зажал между колен, ссутулился. На меня обрушились голоса и звуки привокзальной сутолоки — кто-то спешил, опаздывая на поезд, ни на минуту не умолкал ненавистный голос из репродуктора, открывались и закрывались входные двери; эта суета меня раздражала, каждый звук, словно кувалда, бил по голове, никакая это была не музыка, худшей какофонии я в жизни своей не слышал, но все-таки продолжал сидеть, и скоро начал испытывать даже удовольствие от своих мук.

Встать и уйти с вокзала, найти какой-нибудь тихий дворик, там посидеть на лавочке и отдохнуть у меня не было сил. Все было как в тумане. Я чувствовал лишь дикий холод и нестерпимое желание спать. Кто-то тронул меня за плечо, женский голос встревожено спросил:

— Что с вами?

Я поднял глаза. Передо мной стояла немолодая какая-то женщина, обремененная двумя до краев набитыми продуктовыми авоськами.

— Ничего страшного, — отмахнулся я и снова закрыл глаза. Усмехнулся про себя — сначала (всего лишь на миг) мне показалось, что это Аленка меня нашла.

Я стал вспоминать, как Аленка в свой день рождения «потерялась» и мы искали ее по всему городу. Это было за несколько дней до ее отъезда в Ленинград.

Было воскресенье. Мы — я, Чика с Сашкой и Валька Кулешов, сидели во дворе, когда к нам подошла тетя Вера и спросила, не попадалась ли нам Аленка. Она так и сказала: «не попадалась ли…», и, услышав в ответ: «не-а, не попадалась», — вдруг заплакала. Она сказала, что Аленка ушла еще утром, уже день, скоро соберутся гости, а ее все нет, нет, нет…

— Это ужасно… ужасно… ужасно… ужасно… вот дрянь!.. как нарочно все делает… никакого сладу с ней нет, — всхлипывала тетя Вера. — Куда ушла? Где искать? Мальчики, помогите… не знаю, если не найдем, надо в милицию заявлять… боже мой, боже мой, боже… такой подарок ко дню рождения… скоро люди придут… я с ней с ума сойду…

Мы переглянулись. Если бы потерялась не девчонка, а, например, Чика или Сашка, мы бы знали, где его искать, и нашли бы если не через десять минут, то уж через полчаса железно. Но где искать девчонку — бог его знает. Мы обступили тетю Веру, сказали, чтобы она не волновалась.

— Найдем! — уверил Сашка.

— Ха… плевое дело, теть Вер… — подтвердил Чика.

— Идите домой. Вдруг она уже вернулась, — сказал я.

Валька Кулешов по обыкновению промолчал.

Мы уверенно пошли со двора. Но, едва завернув за угол, остановились. В какую сторону бежать и где начинать поиски — об этом мы не имели ни малейшего представления. Мы обошли микрорайон, заглянули в каждый двор. Аленки нигде не было. Тогда мы решили, что она могла засидеться у какой-нибудь подружки. Стали вспоминать адреса подружек. Вспомнили. Скоро в поисковой группе было уже человек десять вместе со взрослыми. Мы разделились. Девчонки решили походить по магазинам — поискать ее там. Взрослые побежали в другие микрорайоны. Мы пошли в степь.

Искать Аленку в степи предложил Валька Кулешов. Он сказал, что погода хорошая, а у Аленки сегодня день рождения, и она, может быть, пошла за цветами.

— Девчонки любят цветы, — сказал Валька.

— Во дурак! — Чика повертел пальцем у виска. — Дались ей твои цветы!

Мы тоже посчитали Валькино предположение сомнительным, но идти нам все равно было некуда. Наш микрорайон был на окраине города. Степь начиналась сразу за Разувайкой. Мы вышли за город.

По дороге мы дурачились, заглядывали в каждую сусликовую норку, выкрикивали оттуда Аленку, гонялись друг за другом, спихивали того, кто зазевается в кусты чертополоха. Здесь, в степи, свободно гулял ветер. Как морские волны колыхалась трава. Потревоженные нашими голосами, вспархивали чуть ли не из-под самых наших ног куропатки. Каждый раз мы вздрагивали от шума их крыльев. Чика кричал: «Вот, блин!» и, скрывая свой испуг, ругал птиц. То и дело перебегали дорогу какие-то крохотные зверьки. Движения их были так стремительны, что мы не успевали их разглядеть. Сашка говорил, что это суслики. Я возражал — мыши. Чика кричал — крысы. Молчал только Валька. Молчал и улыбался.

Он первым увидел Аленку. Она шла нам навстречу. В руках у нее был огромный букет цветов. Завидев нас, Аленка остановилась и растерянно посмотрела по сторонам, словно увидела привидения и собиралась позвать кого-нибудь на помощь.

— Ага! — крикнул Чика. — Вот ты где! Ну теперь от матери получишь! Вот получишь так получишь…

— Ты что, спятила?! — крикнул Сашка. — Тебя весь город ищет!

— Вот получишь, вот получишь, — все повторял Чика. — Давайте ей врежем, — вдруг предложил он. — А то что мы, зря за ней бегали?

Мы подошли к Аленке. Она капризно повела плечиком, фыркнула и сказала:

— Нечего вам, сосункам, за мной ходить!

От такой наглости обалдел даже Чика. Он посмотрел на нее так, будто ему сначала предложили вафельный стаканчик с мороженым, а потом в один присест сожрали его вместе с оберткой. Не растерялся только Валька. Улыбнувшись, он нагнулся и сорвал для Аленки цветок:

— С днем рождения!

— Спасибо! — Аленка приняла цветок и зашагала от нас, гордо вскинув голову.

— Спасибо… — передразнил ее Чика. — А нам спасибо кто, Пушкин скажет? Эй, ты!..

Но Аленка так и не оглянулась. Мы медленно побрели за ней. От волнения у меня горело лицо. Уже вечером, перед сном, я понял причину этого волнения. Там, в степи, с букетом красных и желтых цветов, она мне показалась совсем взрослой и незнакомой. Но такой ее увидел только я. Для друзей она осталась прежней. Что было причиной? Ее распущенные волосы? Разрумянившееся от степного ветра лицо, словно тронутое косметикой? Или у нее глаза так необыкновенно горели? Черт же его знает! Но тогда, я готов в этом поклясться, передо мной стояла совсем взрослая девушка — высокая, тонкая. И когда я увидел ее на Невском, понял, что мне навстречу идет именно та, из степи.

Теперь, выбивая зубами чечетку от озноба, я додумался до того, что и Аленка могла увидеть меня таким, какого встретила тогда в степи — сопливым пацаном, который смотрит на нее растерянно и с обожанием. Я понимал, что это — бред. Нашу встречу в степи Аленка наверняка забыла в тот же день. Но чем больше я себя разубеждал, тем больше утверждался, что — да, Аленка видела во мне лишь того сопляка, а никак не взрослого самостоятельного мужчину, которого надо хотя бы выслушать с уважением.

А еще я подумал, что желание продлить детство — это такая форма трусости. Возможно, наихудшая форма.

Последняя глава

Мне было некуда деться от этого города — денег на обратную дорогу у меня не хватало. Я пошел учиться на монтажника-высотника. В принципе, мне было все равно, где учиться, а в это училище тех, кто закончил десятилетку, брали без экзаменов. После училища я несколько лет проработал на стройке, но стройку заморозили.