Читаем без скачивания С чем вы смешиваете свои краски? 3 (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale"

В другой реальности Пажитнов просто-напросто подарил созданную им игру. Сейчас это ему не позволили сделать компетентные органы. Лицензия была оформлена по всем правилам права на собственность. Никто в СССР заниматься какими-то электронными игрушками не собирался, но аналитику я оформил и даже добавил, что американцы и британская Microsoft не упустят такую возможность заработать. Опять же, повторюсь, эти сведения на данный момент никого не заинтересовали.

Чтобы заполнить паузу, я и пересказал эту историю Машерову, добавив, какие перспективы по развитию игровой индустрии видит наш отдел. Незаметно увлёкся. Да и Пётр Миронович слушал уже заинтересованно. От политики я удалился в такие области фантастики, которой считалось сейчас все, что было связано с компьютерами, что и сам не заметил, как пролетело время. И только напоминание охранника, что товарищу Машерову пора на полдник, вернуло меня в реальность.

— Вы неплохой собеседник, — приподнялся с плетёного кресла мой натурщик, разминая рукой затёкшую шею. — Когда мы там с вами продолжаем рисоваться?

Кажется, я поступил правильно, не став сразу напирать и вываливать информацию по членам Политбюро и прочим закулисным играм в ЦК.

К нашей следующей встрече Машеров много обдумал и явно решил, что иметь в услужении аналитиков КГБ, через которых проходит много разной информации, не так уж и плохо. К тому же я не стремился передать какие-то компрометирующие фото или документы.

Пётр Миронович сам стал задавать те же вопросы, что мы обсуждали на встрече с Семичастным. Почему тот, а не иной кандидат? Пришлось пояснять, отчего мы пришли к определённым выводам.

— У меня, знаете ли, тоже здоровье не очень. Одна почка удалена, — напомнил Машеров.

— И тем не менее лет десять активной работы наши аналитики вам дают, — оптимистично заявил я то, в чём совсем не был уверен. — На настоящий момент в Политбюро нет ни одного человека, кто мог бы похвастаться отличной формой. Почти все прошли через войну и это сказалось на здоровье.

Всего у нас получилось пять сеансов написания портрета. Свою задачу по налаживанию связи с Петром Мироновичем я выполнил. И он, похоже, начал уже прикидывать, как будет набирать свою команду.

— Александр, а когда у вас следующее звание? Майор всё же не та величина, чтобы мог присмотреть вам место в своих запасах.

— В сентябре получаю подполковника, — заверил я, мысленно ликуя, что у Машерова появились подобные мысли.

В Москве мой отчёт полностью удовлетворил Владимира Петровича. Он за это время успел подобрать ещё нескольких ветеранов для моей портретной галереи. Честно говоря, я думал, что это будут некие товарищи из КГБ. Но генералу удалось уговорить ни много ни мало, а маршала, первого заместителя Министра обороны Сергея Леонидовича Соколова.

— Чего мне это стоило, и не спрашивай, — просветил дядя Вова. — Задачу ты знаешь: произвести хорошее впечатление. Так чтобы запомнился. Никакой аналитики и предсказаний ему не даёшь.

На самом деле мы не были уверены, что именно Соколов станет следующим Министром обороны после смерти Устинова. Какие-то изменения с моим появлением уже произошли. Исторический процесс, может, уже отклонился. Рассуждая логически, другого человека, кроме первого зама, поставить не могли, но всякое может случиться.

Каких-то особых симпатий к Соколову я не испытал. Пусть не он принимал решения, но именно Соколов возглавлял оперативную группу по вводу советских войск в Афганистан. За Афганистан кто-то получил свинцовый гроб, а Соколов звание маршала.

С первой же нашей встречи у него в кабинете я понял, что это ещё тот волчара. Написание портрета в «домашней обстановке» Соколов сразу отмёл.

— Я работаю с документами, вы в это время рисуете, — поставил он задачу.

— Очень неплохо, — засиял я радостной улыбкой. — На заднем плане обстановка кабинета. Часть стола и вы, поглощённый работой.

Что-то маршалу в моём предложении не понравилось и он потребовал «маленькую картинку». Несколько вариантов эскизов я предоставил через час. Соколов выбрал один и назначил следующий день для встречи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— В среду после совещания с одиннадцати до половины первого. Затем у меня приём и не до ваших глупостей.

Что я лишний, видел и сам. Человек занят, а тут вместо нормальной работы приходилось терпеть не только постороннего в кабинете, но и сопутствующий запах.

Правда, человек существо тщеславное. А дослужившись до таких погон, Соколов приобрёл такую слабость. То, что стало вырисовываться на полотне, ему определённо приглянулось. Обстановку кабинета я писал вечером после восьми часов под пристальным вниманием адъютанта. Освещение было немного не то, но я надеялся поправить его на последних сеансах.

Чтобы уже совсем сократить время, попросил адъютанта попозировать. Погоны на кителе я поменяю, но мне нужен был натурщик на том месте, где сидел министр.

— Петров-Увахин, а вы известный художник, — выдал мне на третьем сеансе Сергей Леонидович.

В этот день он не столько занимался своими делами, как забрасывал меня вопросами, да ещё заковыристыми такими.

Через какое-то время я с удивлением понял, что как аналитик Соколов очень неплох. Напрямую он ни о чем не спросил, но определённые выводы сделал.

— К Дмитрию Фёдоровичу комитетские не смогли пробиться? — усмехнулся он, подразумевая, что написать портрет Устинова у меня не получилось.

— Да как бы и не рвался я, — заметил осторожно.

— И почему? — внимательный взгляд.

— Команды не было, — ушёл я от прямого ответа.

В общем, написание портрета этого хищника далось мне нелегко. Соколов точно понял, что с ним ведут какую-то игру. Меня подвели, но для чего, он не знал, поскольку не хватало фактов. Надеюсь, что с приходом к власти Машерова мы окажемся в одной лодке.

А у меня следующий на очереди в портретной галерее Ивашутин Пётр Иванович — начальник Главного разведывательного управления СССР.

Глава 10

На самом деле я и не надеялся, что попаду к Ивашутину. Мало ли что там Владимир Петрович с Семичастным запланировали. Они как-то ненавязчиво задвинули меня на вторые роли, решив, что умнее и старше не только по возрасту, но и по званию. Пока я не высовывался со своими амбициями, с советами не лез, оперируя только тем, что знал наверняка.

По этой причине сильно удивился тому, что у меня в списке портретов ветеранов оказался Ивашутин. Не та я величина, чтобы генерал армии с каким-то комитетским художником встречался. И как потом оказалось, зря я недооценил разведчиков. Они тоже ребята шустрые. Некую суету в моём лице вокруг известных личностей заметили и доложили куда нужно. И когда Владимир Петрович предпринял первые попытки сблизиться, то моментально получил разрешение.

— Не дураки, — ответил на моё недоумение дядя Вова.

Мало того, начальник Главного разведывательного управления ещё и подготовился, предложив (через своего помощника) место для написания портрета. Я как узнал, то сразу решил, что Сашка мне не поверит: типа это я по работе в Сочи улетел, а этюдник с собой как легенду прикрытия прихватил. Хорошо, что я их с Ромкой в Валентиновку уже отправил, и супруга не видела, как я пакую в чемодан плавки и прочие пляжные вещи. Хотя на самом деле я не надеялся позагорать и насладиться курортом. Мне и в нашем ведомственном доме отдыха выделили место чуть ли не «в чулане под лестницей». Времени устроить более приемлемое жильё не успели. Но эти все бытовые дела были вторичны. Не для этого я в Сочи ехал.

То, что Пётр Иванович обладает уникальной памятью на лица и события, я и до этого знал. И был неприятно поражён, насколько он в курсе моей биографии. Предполагаю, что к нашей первой встрече Ивашутин специально подготовился. Наверняка на меня отдельное досье заведено. Но так оперировать именами, датами и фамилиями, как он, без шпаргалки, лично я бы не смог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Удивлён, что художник Петров-Увахин предложил запечатлеть меня на портрете, — с елеем в голосе поведал генерал армии. — Очень хочется оценить эти ваши таланты. О других я в курсе. Один Поляков чего стоил. Разведку бьют, когда мы проигрываем, и редко признают, когда мы правы.