Читаем без скачивания В Иродовой Бездне. Книга 2 - Юрий Грачёв

Каждый день Лева незаметно поливал посаженное. И вот — появился росток. Вначале маленький, незаметный, он рос на глазах и вдруг зазеленел. Жизнью повеяло в каменном мешке. Люди, неотрывно смотря на зеленый росток, словно забывали горе. Они вспоминали родные поля, луга, сады, говорили о посевах, об овощах, где что родится. Меньше стало зловонных, грязных анекдотов которыми пытались развлечься.

И Лева часами любовался этим зеленым ростком, думая о Том, Кто взошел, как отпрыск, как росток из сухой земли, и не было в Нем ни вида, ни величия.

— О чем ты думаешь, Лева, когда смотришь на эту растущую травку? — спросил его бывший начальник милиции.

— Я думаю о настоящей жизни! — ответил ему Лева. — Вот Христос. Он тоже, придя к нам в грешный мир, принял образ раба и явил людям настоящую жизнь — жизнь любви и мира, переходящую в вечную жизнь. Это растение напоминает мне Христа.

А растение росло, зеленело, и чем больше оно становилось, тем легче было заключенным переносить свои страдания.

Но вот однажды, во внеурочное время заскрежетали ключи в замке двери. Кто-то вошел и грозно произнес:

— Это что такое на окне?

— Да это только маленькое растение. Они никому зла не делает, — ответили заключенные.

Надзиратель полез на нары.

— Гражданин надзиратель, не трогайте, оставьте! — кричали ему. — Это никому не мешает…

Но он не слушал. Схватил и смял зеленеющий стебелек.

— Не положено! — отчеканил он. И бросил живое растение в зловонную бочку.

Захлопнулась дверь. Затих стук кованых сапог. В каменном мешке стало тихо. Люди молчали… А тот, кто сажал это растение, бледный, изможденный, худой, опустил голову на руки и задумался: Христос отвержен в современном обществе. Он, несущий жизнь, отдавший Себя ради страдающего люда, все так же не нужен миру. Его учение выбрасывают, как выбросили этот маленький росток. Даже имя Его стараются истребить с лица земли.

Но почему это? Почему? Ведь Он несет жизнь миру, Он зовет к любви, к братству, очищает нравственную атмосферу жизни от всякой нечисти. Пришел к своим, пришел к людям, а они не приняли Его, они убили Его…

Человечество не может жить без растений, они дают людям пищу, хлеб. Христос — хлеб жизни. Без него мир погибнет. О, Боже, как нужен Ты этим мятущимся, задыхающимся в грехах людям!

Послышались чьи-то крадущиеся шаги, кто-то с внешней стороны подошел к двери камеры, открыв волчок, заглянул внутрь. И в этом взгляде читалось одно: «Не положено, не положено!»

Глава 20. «Что делать с тобой?»

«Хулят вас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне»

1 Кор. 4:13

Индия… Когда услышите это слово в тюрьме, не думайте, что речь идет об известном государстве в Азии. Нет, это индия тюрьмы. Самое дно преступного мира. Мирок индии настолько развращен и нетерпим даже в условиях заключения, что его изолируют в особые камеры, где индийцы ждут «зарплаты» за свои злодеяния. В большинстве своем это молодежь, соблюдающая лишь законы преступного мира. Всех остальных заключенных, не из категории индии, они ненавидят и презрительно именуют мужиками. Главное удовольствие обитателей индии — карты. Они проигрывают последние пайки, одежду с себя, оставаясь часто совершенно нагими. Мир индии пропитан не только матом, он словно нашпигован всякими преступлениями, какие только знало человечество.

Камеры с индией в глазах заключенных были самым страшным местом наказания. Обитателей индии называли шакалами. Если случайно туда помещали обычного арестанта, он буквально пропадал. Эти камеры выходили на тюремный двор со стороны, противоположной одиночкам. И в одиночках были слышны ужасные крики, которые часто раздавались в индии. Эти крики-боли и отчаяния разрывали сердце Левы.

Иногда там пели, шакалы, обладавшие хорошими голосами, пели громко, не обращая никакого внимания на окрики надзирателей. Некоторые из этих песен остались в памяти Левы. Вот одна из них:

Судьба во всем большую роль играет,

И от судьбы далеко не уйдешь,

Она тобой повсюду управляет,

Куда ведет — покорно ты идешь.

Друзья мои, двенадцать лет мне было,

Когда меня принял преступный мир,

И сила волю быстро охватила:

Я ревизором стал чужих квартир.

Чтоб можно было жить, работала мамаша.

Я потихоньку начал воровать,

И пойман был, и был лишен свободы,

И все забыл, что предсказала мать.

Не слушал я мамаши наставления,

И не молился перед Божеством,

И не исполнил я судьбы своей веленья:

Я шел тропой, проложенной отцом.

Был вор отец, я, сын его, — бродяга,

У отца сыночек я был один.

Теперь я болен страшною чахоткой…

Помру иль нет, но только жаль мне жизнь!..

Лева вслушивался в стон этой безыскусной песни, и душа его болела за всех несчастных, бедных грешников.

— Если бы дали свободу! — думал он. — Мы начали бы работать среди самого падшего мира. У входа каждой тюрьмы повесили бы тексты Священного Писания и лозунг: «Покайтесь и веруйте в Евангелие!» Я бы ничего не пожалел, чтобы проповедовать и звать ко Христу этих страшных шакалов. Ведь они тоже люди, люди…

…А там, в индии, петь перестали, и какой-то шакал громко закричал в тюремный двор:

— Пусть будет проклял тот отныне и вовеки, кто думает тюрьмой исправить человека!

Лева слышал все это и не со вчерашнего дня знал, что тюрьма — это университеты преступности.

Наконец Леву вызвали опять на допрос. В большой светлой комнате сидел начальник, который вел дело Левы. Он осмотрел его каким-то усталым, равнодушным взглядом. Видно было, что ему приходилось страшно много работать. Ведь тогда для арестованных и подследственных не хватало ни тюрем, ни камер.

— В общем, так, — начал начальник. — Мы проверили твое дело и пришли к определенным выводам. Ты просто фанатик, и вся эта твоя организация существует только в твоей голове. Однако ты совершил предосудительные поступки, и за это мы должны тебя наказать.

— Как угодно наказывайте, — сказал Лева. — Я за Христа готов…

Начальник встал и развел руками:

— Так вот, мы оставляем тебе ту же самую статью 58, пункт 10, часть 3-я. Следствие пришло к заключению, что одиннадцатый пункт, то есть контрреволюционная организация, к тебе не подходит: слишком ты был одинок, и все люди, которых мы задерживали и арестовывали по твоему делу, после детального опроса освобождены.

Лицо Левы просияло. Значит, Господь услышал его молитвы. Буду страдать один…

— Ты, видно, обрадовался, что за тебя никто не страдает, — произнес начальник, улыбаясь оживлению Левы. — Да только пойми, что все это временно. Ничего не изменилось. Вы сектанты, а значит, враги советской власти. Идеализм нам враждебен, и мы будем до конца бороться с ним. Ваша активная религиозная деятельность контрреволюционна, т. к. она подрывает устои нашего строя, основанного на истинах материализма. Рано или поздно, но все твои братья и сестры ответят по закону.

— Но, поймите, — сказал Лева, — Христос стремился делать только добро, чтобы было меньше страданий, несчастий. Никакой контрреволюции у нас и в мыслях нет! К нам эта статья совсем не подходит. Хоть мы для вас как сор, как прах, но мы за вас молимся…

Начальник увидел искренность Левы:

— Если вы субъективно и не против нас и любите нас по вашему Христу, то объективно вы вредите нам, мешаете, и мы должны принимать к вам какие-то меры.

— Но статья! Статья совсем не подходит мне, — продолжал Лева. — Просто сердце болит, что за чепуха: вел пропаганду, агитировал против советской власти, и главное — с целью свержения… Использовал предрассудки народных масс. Нет, в этом я совершенно неповинен.

Начальник сел за стол и начал перелистывать материалы дела Левы. Затем внимательно посмотрел на него и сказал:

— Все это вы наделали в восемнадцать лет. А что будет, когда вам стукнет двадцать пять? Что делать с тобой?

Лева ничего не ответил. Начальник позвонил, и Леву увели.

Глава 21. Забытый

«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся».

2 Кор. 4:8

Больше Леву на допросы не вызывали. Он понимал, что со дня на день по его делу должен быть вынесен приговор. Когда же состоится заседание полномочного представительства О ГПУ Дальневосточного края? Может быть, они сегодня вынесу ему свой приговор, а, может быть, завтра? Но дни шли за днями. Менялись его сокамерники: им выносились приговоры, а он все сидел и сидел. Прошел месяц, затем другой. Из окна подуло холодом, наступила осень.

Казалось бы, уж можно было бы привыкнуть к этому постоянному ожиданию приговора и не ощущать его остроты. Но на самом деле привыкнуть было невозможно. Не случайно ведь мудрый русский народ сложил об этом поговорку: ждать и догонять — самое плохое дело.