Читаем без скачивания Инка - Улья Нова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следом прокатывалось робкое:
– Короче, какая-то беда закралась в контору, а все эта Инка, все она наблюдает, всматривается и щупальцами своими энергию вытягивает. И Писсаридзе, как она появилась, подменили – еще злее стал.
– Нет, – подхватывал более звонкий голосок девочки-уборщицы, а ее приглушали:
– Тц, чего орешь.
– Нет, – повторяла она уже шепотом, – Писсаридзе самому неуютно, что-то выслеживает, вынюхивает. Раньше придет и в кабинете сидит, теперь целый день крутится, диктует, покрикивает. А что вы думаете, он мается. Может быть, подозревает, что есть подрывник из чужой конторы.
– Работа тяжелая, но так не хочется ее терять, – отвечало коллективное эхо.
– А вы присмотритесь к Инке, не знаю, на кого она там работает, но то, что она подтачивает нас, – сомнений нет. Сколько клиентов из-за нее сбежали – семнадцать, я считал, рекордная цифра. Почему? Все просто объясняется. Стоит только ее засечь, когда она замрет, уставится в одну точку и сидит, смотрит, сверлит. Это ужасно.
– Ты тоже заметил, – подливала ко всеобщему потоку свой низкий голос секретарша, – я уж давно наблюдаю, как она уставится, представляешь, неважно – в окно, на стену или на лицо, на мое, понимаешь, лицо, на Женькино лицо, в ухо Игорю… Я молчу и жду, когда она на Писсаридзе так глянет. Целыми днями только этого и жду, посмотрим, что тогда будет.
– А вы видели ее кеды. Я заметила, она никогда не надевает одну рубашку дважды. Где она только такие жалкие шмотки берет…
– Это что, в следующий раз обрати внимание, как она накидывает пальтецо и скорей бегом на улицу, ни с кем не прощается, сумку по земле волочет, как будто били ее.
– А по-моему, все дело в том, что она малость не в себе, – мягко поддакивал курьер.
– Да, понять я ее не могу, – подначивал рекламщик, – не целованная она, что ли. Федь, ты бы взялся за ее воспитание, вы же ровесники.
– Ну тебя, сам воспитывай, – бурчал курьер Федя.
– Честно говоря, вообще не пойму, чего ради ее держат…
– Чего непонятного, – обрывала секретарша, – может, Писсаридзе ее растит для себя. Вот я и жду, когда наконец наша Инка попадет в поле его обожания…
Тут все благоразумно замолкали, ведь мало кого обошло внимание Писсаридзе. Ни для кого не секрет – в турфирме все совмещают сразу несколько должностей, а женщины – тем более.
Климат ухудшался, среднегодовая температура офиса падала непоправимо. Но Инка не шла на контакт с коллегами, не бросалась развенчивать их заблуждения, не собиралась опровергать их подозрения, жила, как обычно, жадно, сквозь зубы процеживала приветствия, избегала совместных обедов, вечеринок и походов в сауну, не опускалась до низин коллективного разума и не прикладывала усилий разрядить раздражение. Климат ухудшался и подтачивал стойкость Инкиного самообнаружения. И мухой у виска начинало кружить: «Забудься, оставь этот бег из игры, затеряйся, и все наладится, пойдет как по маслу, как прежде».
Но разве захочешь потерять себя-солнце за дверью офиса или где бы то ни было, тем более если такое отступление может повредить поискам Уаскаро. Инка боялась, что, изменив духовным упражнениям, нарушит нечто важное, и тогда уже ни встречи, ни весточки от мистера латино не видать, как своих ушей, не слыхать, как песни рыб. А ведь это так необходимо – хоть намек, что Заклинатель все еще ее друг, что их встреча была неслучайна. Но тучи, тучи сгущались в конторе и застилали потолок и небо до горизонта сизыми клубящимися стадами.
Поэтому неудивительно, что с работы Инка еле-еле притаскивала домой ноги, бросалась на постель и, завернувшись в плед, искала забытья. Но божок-уака, застывший на тумбочке, не хотел доставлять ей такого удовольствия. Он брал Инку за руку и уводил в дымные, тревожные сны. Снова Инка терялась среди хмурых строений из голого бетона, брела по узкой улочке, кружила среди гаражей и сторожек угрожающего вида, слонялась, как бездомная, под окнами и просыпалась ни с чем. Правда, однажды, во сне, когда Инка шлепала по лужам под мелким дождем, ей открылось, что Уаскаро просто боится растрачивать свои чувства, ведь для заклинания встречи надо беречь вдохновение и копить силы. Ведь заклинание встречи – нелегкое дело, выжимает посильнее, чем работа под управлением Писсаридзе. Растеряешь свои силы, а сам останешься зажигалкой, в которой кончился весь бензин. Утром Инка обнаружила свое тело на остатках старенькой лисьей шубы, эффектно брошенной на пол жилища, здесь она и лежала, изучая трещины потолка, похожие на высохшие русла рек. Инка так увлеклась, что прослушала будильник. Через полчаса, после отчаянного бега, в офис было страшно входить: здесь все звенело, дрожало, ходило ходуном – точь-в-точь природа перед грозой. Кто не потеряется от беспокойства, когда охранник с порога заявляет, что доложит боссу о ежедневных опозданиях и приписках в журнале явок-исчезновений. Дальше Инка попала под обстрел придирками со стороны менеджера по рекламе за то, что буклет пестрит ошибками. То, что Писсаридзе, утвердивший буклет, спокойно плавал на поверхности языка, не вдаваясь в глубины, никто вспомнить не удосужился – клевали Инку. Потом последовал град стрел и копий сразу от двух клиентов, которым нагородили ошибок в авиабилетах, до неузнаваемости переврав их имена и фамилии. Была это женщина-енот, в мехах, она полоскала руками в воздухе, обвиняла Инку в издевательстве, а маленький ручной паренек выглядывал из-за широкой спины хозяйки и приговаривал: «Ну в самом деле, издевательство!» Устав объяснять, что билеты с тремя ошибками вполне годятся для авиаперелета, Инке все же пришлось заказывать новые, попутно приглядываясь к скандалящей парочке и разведывая, чем они живут, какие волшебства хранят. Раньше бы она решила, что эти клиенты относятся к разряду мумиеподобных, принадлежат к народу, дающему начало енотам и скунсам. Теперь Инка искоса поглядывала то на даму, то на ее зверька-паренька, выискивая приметы скрытого волшебства. Заметив только браслет с неизвестной висюлькой, Инка кое-как успокоила шумящую парочку, но после их ухода тут же получила недовольное письмо от пражского гида и почти одновременно была обстреляна замечаниями системного администратора за злоупотребление сетью и ее неэкономное расходование. Короче, Инка убедилась на собственной шкуре, день всеобщего нападения удивительно вяло тянется и кажется бесконечным. Одно успокаивало – босс прихворнул, его отсутствие скрашивало духоту и всеобщее озлобление, позволяло спокойно дочитать новости на astrohomo.ru, а ближе к вечеру благополучно обнаружить заново драгоценную себя – сокровище у зеркала в уборной. Это произошло, когда она никак не могла отмыть загрязненные пылью, усталые, нервные руки. А в маленьком круглом оконце туалетной клетушки нашлось Солнце На него было трудно смотреть, такое оно было яркое, а уж по сравнению с затененными пространствами офиса – тем более. На расстоянии оно пахло цветами, зрелыми сочными фруктами, жарким песком, морем, шерстью, оно так ярко сияло, что Инке стало стыдно за себя: «А я чем занимаюсь, что я приношу природе. Если я все-таки найду Уаскаро, может, он научит меня, как стать Заклинателем Встреч, и сколько людей будут рады и счастливы благодаря мне, найдут друг друга в этом городе, среди толп приезжих и местных, что снуют туда-сюда, засоряя все на своем пути». Встретившись с Солнцем глазами, Инка, сощурившись, рассматривала белый тонкий ореол, от жгучего, яркого света взгляд ее метнулся прочь. Однако яркий золотой шар проник внутрь ее глаз и еще долго был там, пятном ложась на нудную утварь офиса, на лицо секретарши, на широкую спину охранника, на запертую дверь кабинета Писсаридзе, на второсортную штукатурку, на экран, испещренный новостями из глубин Вселенной.
В этот день, уставшая до звона медного гонга в душе, Инка возвращалась домой в час пик, а людские волны шумели вокруг нее, захлестывали, сносили с пути. Инка ощущала себя тельцем, что случайно попало в воды граждан, пропитывалась их запахами, говорками, акцентиками и колебаниями. Стиснутая приливом Океана Людского, она медленно продвигалась домой по Гончарному переулку, тонула и не сопротивлялась, лишь бы скорей добраться домой после всех мучений этого бесконечного дня. Вдруг ей померещилась вдали знакомая фигура, легкие задумчивые движения Уаскаро трудно перепутать с кем бы то ни было, это он шел в глубине переулка на той стороне проспекта, он медленно поднимался в гору, к перекрестью улочек и таял. Инка рванулась за ним, через шоссе, скорей, отбросила аккуратное бережное хождение в толпе, отважно гребла то кролем, то брассом, локтями раздвигала препятствия в виде мужчин и женщин, при этом немыслимо вытянула шею и смотрела над головами закутанных, молчаливых и издерганных служащих, стараясь не упускать из виду удаляющегося Уаскаро. Двигаясь по следу Заклинателя и высматривая, куда он дальше свернет на перекрестке, Инка со всей силы столкнулась с каким-то дедом, укутанным в старенький плед. Дед был как скомканный клочок бумаги, его кожа темнела, впитав килограммы самосада, литры спирта и пощечины северных метелей. От этого дыхание деда было такое насыщенное, горючее, что казалось – чиркни нечаянно спичкой возле его рта – дыхание воспламенится и вспыхнет факелом, осветив путь людям и зверям в темноте. Огнеопасный дед преградил Инке дорогу, развел руки и не пропускал дальше, вместо этого хрипло пел, и песня неслась над Взморьем Людским: «Сиреневый туман над нами проплывает».