Читаем без скачивания Балканы. Дракула - Кирилл Бенедиктов

Тот выслушал посланца без особого воодушевления. Нога, которую княжич подвернул, прыгая со стены, распухла еще больше. Придворный лекарь — гаким-эфенди — натер ее какой-то остро пахнущей мазью и туго обмотал шелковой лентой, но ходить все равно было очень больно. Поэтому Влад убивал время, развлекаясь метанием маленьких дротиков в нарисованную на стене человеческую фигуру. Вставать и тащиться через анфиладу покоев и дворов, чтобы увидеть несчастного горшечника, ему совсем не хотелось.

Но после вчерашнего спора с Мехмедом о справедливости делать вид, что он знать не знает никакого горшечника, было бы недостойно.

Пока Влад доковылял до ворот, нога разболелась так, словно ее зажали в тиски и время от времени поворачивали винт. Горшечник, видно, прочитал что-то на лице княжича, потому что сразу повалился в пыль и пополз к нему, извиваясь, словно уж, попавший под колесо телеги.

— Добрый господин, — бормотал он, норовя поцеловать носок мягкой туфли Влада, — благородный господин! Вы не забыли про обещание, данное ничтожному Али! Да пошлет вам Аллах долгую и счастливую жизнь, полную удовольствий и земных радостей!

— Я не забыл, — сказал Влад, делая горшечнику знак замолчать. — Но у меня нет сейчас трехсот акче. Поэтому тебе лучше всего будет уйти и вернуться в другой день.

Он говорил чистую правду. Денег у него и вправду не было. Владу позволялось брать деньги без отчета из казны султана — но для этого он должен предъявить фирман, подписанный великим визирем Чандарлы Халиль-пашой. А великий визирь подписывал такой фирман только по личной просьбе наследника Мехмеда. Последний же с самого утра был занят государственными делами, и отвлекать его из-за какого-то горшечника не хотелось.

— О несправедливость! — немедленно завопил горшечник, прекратив целовать туфлю и воздев руки к небесам. — О злая насмешка судьбы! Бедный, голодный Али шел целых десять лиг в прекрасный Эдирне, чтобы получить из рук благородного господина обещанные триста акче! За то время, что он шел, он мог бы слепить десять великолепных горшков и продать их по десять акче каждый! Он потерял, таким образом, заработок в целых сто акче! Не зря говорят — погонишься за журавлем, упустишь и синицу! О, несчастный Али!

— Постой, — перебил его Влад, — вчера твои горшки стоили по три акче. С чего бы это они так вздорожали?

Вместо ответа Али зачерпнул полные пригоршни дорожной пыли и высыпал себе на голову.

— Четыреста акче — вот убыток, который понес несчастный, доверчивый Али, открыв свое сердце лукавым посулам этого юноши! — завопил он, обращаясь к стражникам у ворот. Стражникам это представление явно нравилось — они скалились, отпускали шуточки и показывали пальцами на горшечника и, что хуже всего, на Влада.

— Замолчи, — рявкнул княжич. — Если ты не заткнешься, я велю этим воинам скинуть тебя в самый вонючий пруд Эдирне, ты понял?

— Конечно, бедный Али все понял, — с горечью, но уже значительно тише промолвил горшечник. — Теперь он пойдет обратно в свою деревню и всем по пути будет рассказывать о том, какое черное коварство гнездится под золотыми куполами султанского дворца!

«А ведь с него станется, — недовольно подумал Влад. — Надо было и впрямь отходить его плетью, как предлагал Мехмед. Чернь понимает только кнут, а стоит проявить мягкость, тут же садится на шею».

— К тому же я вижу, что ошибся в тебе, — продолжал рассуждать Али. — Я принял тебя за доброго мусульманина, а ты — неверный, носящий на шее крест. Каким же ослом я был, что поверил кафиру!

Он повернулся и медленно пошел прочь, загребая пыль своими деревянными сандалиями. Влад смотрел в сутулую спину горшечника, и на скулах его играли желваки.

— Постой, — крикнул он, когда Али отошел шагов на десять. — Я докажу тебе, что христиане держат слово не хуже магометан.

Горшечник быстро обернулся. В глазах его блеснул огонек надежды.

— Но как же ты докажешь мне это, ка… благородный господин?

— Пойдем со мной, — сказал Влад мрачно. — Увидишь.

Он показал стражникам серебряную тамгу, дававшую право ходить по всему дворцу и проводить с собой слугу или телохранителя.

— Этот человек пойдет со мной.

Во дворце Али сразу же оробел. Он шел, втянув голову в плечи и боязливо поглядывая на встречавшихся по пути воинов, вельмож и даже слуг.

— И ты здесь живешь, благородный господин? — благоговейно спросил горшечник, когда они вошли в тень прохладной галереи, где журчал мраморный фонтан.

— Не прямо здесь, — по-прежнему хмуро отозвался княжич. Нога напоминала о себе при каждом шаге. — Но уже недалеко.

Уже полтора года Влад Дракул занимал половину прелестного домика с собственным бассейном и маленьким садом, расположенного в дальнем — третьем — «дворе» султанского дворца. «Дворы» на самом деле были огромными кварталами, где размещались покои вельмож, казармы солдат, хозяйственные службы, молельные комнаты и многое, многое другое. Влад научился разбираться в хитросплетениях дворцовой планировки так, что мог бы попасть к себе домой с завязанными глазами, — но на горшечника лабиринт, по которому они шли, произвел сильнейшее впечатление.

— Вот мы и пришли, — сказал Влад, стараясь скрыть вздох облегчения. Он опустился на мраморную скамью около бассейна и с болезненным наслаждением погрузил распухшую ногу в воду. Стало легче, хотя от пропитанных мазью бинтов по воде сразу же поплыли желтые пятна.

Горшечник стоял поодаль, почтительно прижав руки к груди.

— Как я и говорил тебе раньше, денег у меня нет. Их мог бы дать мне мой друг принц Мехмед, но он сейчас очень занят. Поэтому восполнить твой ущерб деньгами я не могу.

С каждым словом княжича Али будто бы становился ниже ростом. Глаза его беспокойно забегали по сторонам, словно он опасался какого-то подвоха.

— А поскольку ты, верно, считаешь, что я с самого начала замыслил тебя надуть, то я предлагаю тебе вот такую сделку.

Влад выдержал паузу, достаточную, чтобы любопытство горшечника пересилило его алчность.

— У меня много богатых и красивых одежд, Али. Мы с тобой примерно одного роста, и плечи у тебя не шире моих. Я позволю тебе выбрать из моих платьев те, что придутся тебе по душе, — но не больше, чем ты сможешь на себя надеть. Конечно, ты волен возразить, что в горшечной мастерской тебе вряд ли пригодятся одежды придворного, но на это я тебе скажу, что на базаре в Эдирне ты выручишь за один мой камзол денег больше, чем стоила вся твоя телега с горшками.

Али молчал. На его простоватом лице отражалась напряженная работа мысли.

— Что скажешь, горшечник? — подбодрил его Влад. — По-моему, это очень выгодное предложение.

— Господин, — решился, наконец, Али. — А можно ли взглянуть на те наряды, о которых ты говоришь?

Влад усмехнулся.

— Ну, разумеется, можно. Я покажу тебе.

Преодолевая боль, он поднялся со скамьи и, хромая, направился к двери своего домика. Дверь была не заперта — османы вообще редко пользовались замками. Домашних краж в империи — или, во всяком случае, в Эдирне — почти не случалось. Воры промышляли только на больших базарах или на площадях во время публичных казней. Пойманному на месте преступления вору отрубали кисть руки, поэтому ремесло это было не столько доходным, сколько опасным. Так что законопослушные жители турецкой столицы спокойно уходили в гости или по делам, оставляя двери незапертыми. Разумеется, во дворце султана, охранявшемся отборными отрядами янычар, необходимости запирать дверь на замок не было вовсе.

В комнате, служившей Владу спальней, царил легкий, но живописный хаос — верный признак того, что ленивый слуга княжича, толстый сириец Хама, опять проводит время на террасах, болтая со смазливыми прачками, вместо того чтобы поддерживать порядок в доме. Наряды, которые Влад намеревался отдать горшечнику валялись в беспорядке, что-то на полу, тахте, часть висела в шкафу.

— Вот, — княжич сделал широкий жест рукой. — Выбирай одежду себе по вкусу. Вся она пошита лучшими портными Эдирне, теми, что одевают самого султана и его наследника. Ты хоть понимаешь, дурья башка, что я даю тебе гораздо больше, чем паршивые триста акче?

Али мелко закивал. При виде разбросанных по комнате платьев, кафтанов и шаровар у него разбежались глаза. Он схватил край муслиновой рубахи, небрежно свисавшей со стула, и принялся щупать ткань.

— О, я вижу, я вижу, благородный господин, что это чрезвычайно дорогие и красивые вещи! Но позволь мне немного осмотреться, чтобы я мог выбрать себе что-нибудь такое, что не стало бы и для тебя большой потерей, и мне пришлось бы впору.

«Глупый смерд уже мечтает о том, как он, разодетый в шелк и парчу, появится на своем деревенском базаре», — подумал Влад. Ему стало весело.

— Я же сказал — ты можешь выбирать, — ухмыльнулся он. — А я пока немного отдохну.

И с этими словами он направился к кровати, которая манила своими мягкими перинами не столько самого княжича, сколько его больную ногу. Но отдохнуть ему так и не удалось. Не успел он устроиться на подушках, как в комнату влетел запыхавшийся Хама.