Читаем без скачивания Пересадочная станция - Клиффорд Саймак

Он потянулся к ней и тут же безвольно уронил руки, с ужасом осознав, что хотел сделать. Впервые в жизни Инек попытался дотронуться до нее, впервые за все эти годы он забылся.

– Извини, Мэри. Мне не следовало этого делать.

Глаза ее заблестели слезами.

– Если бы это было возможно! – вздохнула она. – Я так хотела бы, чтобы это было возможно!

– Дэвид, – позвал Инек, не поворачивая головы.

– Дэвид ушел, – сказала Мэри. – Он не вернется. – Мэри медленно покачала головой.

– В чем дело, Мэри? Что происходит? Что я такое наделал?

– Ничего, – ответила она, – если не считать, что ты сделал нас слишком похожими на людей. Настолько похожими, что у нас появились все человеческие качества. И теперь мы уже не марионетки, не красивые куклы, мы – люди! Мне кажется, именно это мучило Дэвида больше всего – не то, что он человек, а то, что, став человеком, он по-прежнему остается тенью. Раньше, когда мы были куклами, это не имело значения. У нас не было тогда человеческих чувств.

– Прости меня, Мэри, – произнес Инек. – Прошу тебя, прости!

Она наклонилась к нему, и лицо ее озарилось нежностью.

– Ты ни в чем не виноват. Скорее, мы должны благодарить тебя. Ты создал нас, потому что любил, и это прекрасно знать, что ты любима и нужна.

– Но теперь все по-иному, – молил Инек. – Теперь вы приходите ко мне сами, по собственной воле.

Сколько лет уже прошло? Должно быть, все пятьдесят. Мэри стала первой, Дэвид – вторым. Из всех, кого воскрешало его воображение, они были ближе и дороже других.

А сколько лет минуло с тех пор, как он попытался сделать это впервые? Сколько лет провел он, изучая безымянную науку, созданную чудотворцами Альфарда-22?

Когда-то, в прежние дни, при его прежнем отношении к жизни, все это могло показаться ему черной магией, хотя черная магия была тут ни при чем. Скорее, упорядоченные манипуляции некими естественными характеристиками Вселенной, о которых человечество еще не подозревает. Может быть, оно никогда их не откроет. Потому что на Земле просто не существовало – по крайней мере в настоящее время направления научной мысли, необходимого для появления исследований, которые могли бы привести к такому открытию.

– Дэвид чувствовал, – сказала Мэри, – что так не может продолжаться вечно. Эти наши благочинные визиты… Рано или поздно должно было наступить время, когда нам пришлось бы признаться себе, кто мы такие.

– И остальные тоже так решили?

– К сожалению, да, Инек. Остальные тоже…

– А ты? Ты сама, Мэри?

– Не знаю, – ответила она. – Для меня все это по-другому… Я люблю тебя.

– И я тебя.

– Нет, ты не понимаешь! Я и вправду влюблена в тебя.

Инек застыл, глядя на нее, и ему почудилось, что весь мир заполнился грохотом, словно он сам остановился, а пространство и время все так же несутся мимо него.

– Если бы все оставалось по-прежнему, как вначале… – произнесла Мэри. – Тогда мы радовались своему существованию, эмоции наши были еще не столь глубоки, и нам казалось, что мы счастливы. Как маленькие беспечные дети, что играют на улице под яркими лучами солнца. Но потом мы повзрослели. И возможно, я больше, чем другие.

Она улыбнулась Инеку, но в глазах у нее стояли слезы.

– Не принимай это так близко к сердцу. Мы можем…

– Мэри, дорогая, – сказал Инек. – Я полюбил тебя с того самого дня, когда мы встретились впервые. А может быть, и еще раньше.

Он потянулся было к ней, но тут же опомнился и опустил руку.

– Я не знала этого… – проговорила Мэри. – Наверно, мне не следовало признаваться тебе… Если бы ты не знал, что я тоже тебя люблю, тебе, возможно, было бы легче.

Инек удрученно кивнул. Мэри склонила голову и прошептала:

– Боже праведный, за что ты обрушил на нас свою немилость? Мы ничем не заслужили такой кары.

Она подняла голову, посмотрела Инеку в глаза и добавила:

– Мне бы только коснуться тебя…

– Мы можем встречаться, как раньше, – сказал Инек. Приходи в любое время, когда захочешь. Мы…

Она покачала головой.

– Теперь уже не получится. Для нас обоих это будет слишком тяжело.

И Инек понял, что она права, что все кончено. Целых пятьдесят лет и Мэри, и другие люди – тени появлялись в доме, чтобы повидаться с ним. Но теперь они не вернутся. Сказочное королевство рассыпалось в прах, волшебные чары развеялись. Отныне он будет одинок – более одинок, чем когда-либо, более одинок, чем до знакомства с ней.

Сама она не вернется, а у него не хватит духу вызвать ее снова, даже если бы он смог, – теперь мир теней и его любовь, единственная любовь в его жизни, уйдут навсегда.

– Прощай, моя любимая, – произнес он.

Но было уже поздно – Мэри исчезла.

И откуда-то издалека, как поначалу показалось Инеку, до него донесся свист аппарата связи, требующего внимания к новому сообщению.

13

«Пришлось бы признаться себе, кто мы такие», – сказала Мэри.

А действительно, кто они? Не в его представлении, а на самом деле? Что они думают о самих себе? Может быть, им известно больше, чем ему?

Куда ушла Мэри? В каком неизвестном измерении растворилась она, покинув эту комнату? Существует ли она сейчас?

И если да, то что это за существование? Может быть, она лежит, словно кукла, в коробке, куда маленькие девочки прячут свои игрушки, убирая их в шкаф. А рядом хранятся все остальные куклы…

Инек попытался представить себе это вневременное, затерянное измерение, и воображение рисовало ему серую пустоту, где его прежние друзья существовали в небытии, где не было ни пространства, ни времени, ни света, ни воздуха, ни цвета, ни видения – одна бескрайняя пустота, которая простирается за пределами Вселенной.

Мэри! – кричала его душа. – Мэри, что я натворил?

Ответ лежал на поверхности – безжалостный и холодный.

Он вмешался в нечто такое, чего не понимал, и тем самым совершил еще больший грех, считая, что все понимает. На самом деле он понял самую малость – ровно столько, чтобы заставить принцип сработать, – но он не понял, не смог предугадать, какие будут последствия.

Акт творения подразумевал ответственность, а он был готов лишь к моральной ответственности за причиненное зло, но ничем не мог помочь, а значит, был совершенно бессилен.

Они ненавидели его, негодовали, и Инек даже не мог их за это осуждать, потому что именно он вызвал их из небытия, показал им мир людей, а затем вернул обратно. Он дал им все, чем располагает человек, за одним, но самым важным исключением – им не дано было способности существовать в мире людей.

И они возненавидели его, все, кроме Мэри, но с Мэри было еще хуже. На нее он обрушил проклятье, ибо, вдохнув в нее все человеческое, он обрек Мэри на любовь к сотворившему ее чудовищу.