Читаем без скачивания Философия Энди Уорхола - Энди Уорхол

Мне нравится писать на квадратной плоскости, потому что не нужно решать, какой стороной ее повернуть – это просто квадрат. Мне всегда хотелось делать картины только одного размера, но кто-то обязательно подходит и говорит: «Вы должны сделать ее немного больше» или «немного меньше». Понимаете, я думаю, все картины должны быть одного размера и одного цвета, чтобы они были взаимозаменяемы, и никто не думал, что у него картина лучше или хуже. И если одна «основная картина» хорошая, то все они хорошие. Кроме того, даже если сюжеты разные, все всегда рисуют одну и ту же картину.

Когда мне приходится думать о картине, я уже знаю, что она не такая как надо. А выбирать размер – тоже значит думать, и подбирать цвета – тоже. Мой инстинкт в том, что касается живописи, говорит: «Если ты не думаешь об этом, это правильно». Как только тебе приходится решать или выбирать, это уже не то. И чем больше решений надо принимать, тем более это не то. Некоторые пишут абстрактные картины, и поэтому сидят и думают о них, потому что процесс мышления дает им ощущение того, что они что-то делают. Но мое мышление никогда не дает мне ощущения, что я что-то делаю.

Леонардо да Винчи всегда убеждал своих покровителей, что время, которое требуется ему на раздумья, чего-то стоит – даже больше стоит, чем время, когда он пишет, – и может быть, для него это было правдой, но я точно знаю, что время, в течение которого я думаю, ничего не стоит. Я ожидаю платы только за мое «рабочее» время.

Когда я пишу…

Я смотрю на холст, стараясь решить его пространство и думаю: «Ну, вот здесь, в этом углу эта краска выглядит вроде как на своем месте», и говорю: «Да, здесь ей и место, правильно». Потом я смотрю снова и говорю: «Вот здесь, в этом углу, нужно немного синего», и я кладу там синюю краску, а потом я смотрю чуть дальше и там тоже просится синий, и я беру кисть и закрашиваю синим и это место тоже. А потом оказывается, что этого мало, и я опять беру синюю краску и закрашиваю нужное место, а затем беру зеленую краску и добавляю зеленый цвет, отхожу назад и смотрю, все ли правильно. И если неправильно – я беру краски, делаю еще несколько мазков зеленым в нужном месте, и наконец, если нет сомнений, я оставляю все как есть.

Обычно все, что мне надо, – это калька и хорошее освещение. Не понимаю, почему я никогда не работал как абстрактный экспрессионист, ведь при том, как у меня трясется рука, это было бы естественно.

Пару раз я несколько углубился в технологию. И как-то даже решил, что исчерпал себя. Я подумал, что это конец моей карьеры и хотел красиво отметить его. Я сделал серебристые подушки, в которые нужно было просто вложить воздушные шарики, чтобы они улетели. Я сделал их для представления Балетной труппы Мерси Каннингем. Но подушки не взлетели, они остались со мной; так я догадался, что еще не пропал для искусства. Я действительно объявил, что ухожу из него, но серебряные подушки не улетели, и моя карьера тоже. Кстати, я всегда говорил, что серебряный – мой любимый цвет, потому что он напоминает мне о пространстве, но теперь это, кажется, прошло.

Еще один способ занимать побольше места – духи.

Я обожаю пользоваться духами.

Я не настолько сноб, чтобы придираться к тому, в каком пузырьке одеколон, но красивая упаковка производит на меня хорошее впечатление. Когда выбираешь красивый пузырек, у тебя прибавляется уверенности в себе.

Мне говорили, что чем светлее кожа, тем более легкие духи нужны. И наоборот. Но я не могу ограничиться одним диапазоном. (Кроме того, я уверен, что гормоны сильно влияют на то, как духи пахнут на коже – я уверен, что определенные гормоны могут заставить «Шанель № 5» пахнуть очень мужественно.)

Я всегда меняю духи. Если я использовал духи три месяца, я заставляю себя отказаться от них, даже если мне еще хочется ими попользоваться, чтобы каждый раз, когда я их буду нюхать в будущем, они должны напоминать мне эти три месяца. Я больше никогда не возвращаюсь к ним: они становятся частью моей постоянной коллекции запахов.

Иногда на вечеринках я пробираюсь в ванную, только чтобы посмотреть, какие у хозяев одеколоны. Ни на что другое я не смотрю – я не шпионю, – но я не могу не проверить, нет ли каких-нибудь неизвестных духов, которые я еще не пробовал, или наоборот, старых любимых, которые я давно не нюхал. Если я вижу что-нибудь интересное, я не могу удержаться от того, чтобы ни воспользоваться этими духами. Но тогда весь остаток вечера я жутко боюсь, что хозяин или хозяйка принюхаются ко мне и заметят, что я пахну как некто-им-знакомый.

Из пяти чувств обоняние ближе всего к полной власти прошлого. Запах действительно перемещает во времени. Зрение, слух, осязание и вкус определенно не обладают такой властью, как обоняние, если хочешь, чтобы все твое существо на секунду вернулось к какому-нибудь воспоминанию. Обычно я этого не хочу, но поскольку у меня есть запертые в пузырьках запахи, я могу контролировать ситуацию и нюхать только те из них, которые хочу и когда хочу, чтобы вызвать те воспоминания, которые соответствуют моему настроению. Только на секунду. В обонятельной памяти хорошо то, что возвращение в прошлое прекращается, как только ты перестаешь нюхать, поэтому нет печальных последствий. Это прямой способ оживить воспоминания. У меня теперь набралась очень большая коллекция наполовину использованных одеколонов, хотя я начал душиться только в начале 60-х. До этого в моей жизни присутствовали только те запахи, которые достигали моего носа случайно. Но позже я понял, что мне нужно что-то вроде музея запахов, чтобы определенные запахи не потерялись навсегда. Я любил запах, который когда-то был в фойе Театра Парамаунт на Бродвее. Я закрывал глаза и глубоко вдыхал каждый раз, как там оказывался. А потом театр снесли. Я могу сколько угодно смотреть на фотографию его фойе. Ну и что? Я никогда не смогу его понюхать. Иногда я представляю себе книгу по ботанике из далекого будущего, в которой будет говориться что-нибудь вроде: «Сирень в настоящее время вы­мерла. Считается, что ее запах похож на ..?», а дальше что они скажут? Может, им удастся передать запах химической формулой. А может, это уже сделано.

Раньше я боялся, что в конце концов перепробую все хорошие одеколоны, и не останется ничего кроме таких как «Грейпфрут» или «Мускус». Но теперь, когда я побывал в рrо-fumeria в Европе и увидел, сколько у них там одеколонов и духов, я больше не волнуюсь.

Меня возбуждает реклама духов в модных журналах 30-х и 40-х годов. Я пытаюсь представить себе по их названиям, как они пахли, и схожу с ума, потому что так сильно хочу их понюхать: Герлен (Guerlain's): «Под ветром» (Sous le Vent) Люсьен Ле Лонг (Lucien Le Long's): «Жабо» (Jabot), «Гардения» (Gardenia), «Мой образ» (Mon Image), «Премьера» (Opening Night) Принц Мачабелли (Prince Matchabelli's): «Принцесса Уэльская в память Александры» (Princess of Wales in memory of Alexandra) Сиро (Ciro's): «Капитуляция» (Surrender), «Размышления» (Reflexions) Лентерик (Lentheric's): «До скорого» (A Bientot), «Шанхай» (Shanghai), «Гардения Таити» (Gardenia de Tahiti) Уорт (Worth's): «Неосторожность» (Imprudence) Марсель Роша (Marcel Rochas'): «Авеню Матиньон» (Avenue Matignon), «Дуновенье юности» (Air Jeune) Д'Орсей (D'Orsay's): «Трофей» (Trophee), «Денди» (Le Dandy), «Всегда верна» (Toujours Fidele), «Дневная красавица» (Belle de jour) Коти (Coty's): «А Сума» (A Suma), «Папоротник в сумерках» (La Fougeraie au Crepuscule) Кордей (Corday's): «Цыганка» (Tzigane), «Обладание» (Possession), «Голубая орхидея» (Orchidee Bleue), «Поездка в Париж» (Voyage a Paris) Шанель (Chanel's): резкая «Русская кожа» (Cuir de Russie), романтическое «Очарование» (Glamour), тающий «Жасмин» (Jasmine), нежная «Гардения» (Gardenia) Молинелль (Molinelle's): «Приходите посмотреть» (Venez Voir) Убиган (Houbigant's): «Кантри-клуб» (Countryclub), «Полусвет» (Demi-Jour) Бонуит Теллер (Bonwit Teller's): «721» Елена Рубинштейн (Helena Rubinstein's): «Город» (Town), «Деревня» (Country) Уэйл (Weil's): одеколон «Шипучка» (Eau de Cologne 'Carbonique') Катлин Мери Квинлен (Kathleen Mary Quinlan's): Ритм» (Rhythm) Леньел (Lengyel's): «Русский империал» (Imperiale Russe) Шевалье Гард (Chevalier Garde's): «H.R.R.», «Персидский цвeток»(FleurdePerse), «Король Рима» (Roi de Rome) Саравель (Saravel's): «Белое Рождество» (White Christmas).

Когда я хожу по Нью-Йорку, я всегда замечаю запахи вокруг. Резиновые коврики в зданиях офисов; обивка кресел в кинотеатрах; пицца; апельсиновый напиток Orange Julius; эспрес-со-чеснок-орегано; гамбургеры; высохшие хлопковые футболки; бакалейные магазины по соседству; шикарные бакалейные магазины; тележки с хот-догами и кислой капустой; запах магазина скобяных изделий; запах канцелярского магазина; сувлаки; кожа и ковры в «Данхилле», «Марк Кросс», «Гуччи»; марокканская дубленая кожа на уличных прилавках; новые журналы, старые журналы; магазины пишущих машинок; китайские магазины (запах плесени с грузового судна); индийские магазины; японские магазины; магазины аудиозаписей; магазины здоровой пищи; аптеки-закусочные с фонтаном содовой; аптеки-закусочные со сниженными ценами; парикмахерские; салоны красоты; деликатесные лавки; лесные склады; деревянные стулья и столы в Нью-Йоркской Публичной библиотеке; пончики, крендельки, жевательная резинка и виноградный лимонад в метро; магазины бытовых приборов; фотолаборатории; обувные магазины; магазины велосипедов; бумага и типографские чернила в магазинах «Скриб-нер», «Брентано», «Даблдей», «Риццоли», «Марборо», «Бук-мастерс», «Барнс и Нобл»; будки чистильщиков обуви; фритюр; брильянтин; вкусный дешевый конфетный запах перед «Вулвортом» и запах галантерейных товаров за ним; лошади отеля «Плаза»; выхлопные газы автобусов и грузовиков; архитектурные проекты; тмин, фенхель, соевый соус, корица; жареные бананы; рельсы на Центральном вокзале; банановый запах химчисток; пар из прачечной многоквартирного дома; бары Ист-Сайда (кремы); бары Вест-сайда (пот); газетные киоски; магазины аудиозаписей; фруктовые прилавки в разные времена года – клубника, арбузы, сливы, персики, киви, вишня, виноград «конкорд», мандарины, маркот, ананасы, яблоки – и мне нравится, как запах каждого фрукта проникает в грубое дерево ящиков и тонкую оберточную бумагу.