Читаем без скачивания Сказания о Титанах - Яков Голосовкер

Дикий зверь не переплывет через этот поток. Рыба и та разобьется в его водоворотах или выбросится, вся ошалелая и истерзанная, на берег, и даже охнет от ужаса, хотя она и рыба.

Мчится Вихрь-конь по ущельям Этолии — со стремнины на стремнину, с хребта на хребет: прыгнет в пропасть, скакнет на вершину, но нет ему для полного бега раздолья.

Мчатся вслед за ним резво-звонко речные кони; звенят струистые вожжи на их боках, и слышен беглецам зычный голос Эвена:

— О, и высока же ты будешь, сосна частокола! Ох, и заострю же я тебя остро! Будет на ней торчать голова Идаса. Вырву я, Идас, твои глаза, залью, Идас, твои глазницы смолой; зажгу я эту смолу, и будут твои глазницы дымно гореть перед жилищем Эвена двумя маяками. Зарекутся искатели нимф похищать у Эвена Марпессу. Эй, наддайте, Эвеновы кони!

И кричат вслед Эвену речные боги, выдыбая из горных потоков:

— Нагоняй, Эвен, нагоняй! Не уйти в горах морскому бегуну Вихрю от речных скакунов.

И несется вслед за ними, как бешеная, нимфа Эхо, и кажется, во все стороны разбегаются от нее по горам и теснинам сотни тысячеголосых подруг.

Ну и бег! Ну и кони! Ну и погоня!

Не знал Идас страха, принял бы он бой с Эвеном, но в руках у него Марпесса. И не оторвать ему от Марпессы рук. Ведь каждый палец руки любит Марпессу. И изгиб локтя ее любит, и плечо любит. Разве выпустят они ее из рук? А без рук — чем же биться тогда могучему Идасу?

Слышат беглецы позади злорадный смех Эвена. Неужели догонит? И тут преградил им дорогу свирепый поток Ликормас.

Не раздумывал Вихрь-конь, перемахнул через поток — только брызги повисли на копытах. А там впереди море-поле…

Подскакал к берегу Ликормаса и Эвен. Кинулись было Эвеновы кони в поток. В рога приняли их рогатые волны Ликормаса, вступили в схватку с конями Эвена. Навалились на них всем бычьим стадом, забодали рогами. Ни перебежать речным коням по спинам волн, ни переплыть им, ни нырнуть. Не пускают их рогачи Ликормаса. Выбили их обратно на берег, в щепы разнесли колесницу Эвена. Как тут не задохнуться Эвену от ярости. На конях пена мхом повисла; дрожат, словно пух на ветру. Изменили ему речные кони.

Не стерпел такой измены Эвен. Выхватил меч, зарубил им своих коней на берегу, а сам прыгнул по колено в поток и стал рубить мечом рогатые волны.

Но разбился меч об их каменные рога. Тогда кинулись быки-кони на Эвена. Вмиг скрутили его бычьими хвостами и утянули за собой в пучину.

Ускакали Идас и Марпесса.

Но с той поры стал прозываться поток Ликормас Эвеном.

И вот что рассказывала старая черепаха черепахе: не было прежде водяного хозяина у потока. И вдруг узнала вся Эллада от полубогов-героев: объявился на берегу потока нелюдимый кентавр Несс. Будто вышел он из вод потока и стал перевозчиком. Переправлял он на своей конской спине с берега на берег путников. Но не всех переправлял, а только беглецов, гонимых, из рода полубогов. И плату за перевоз брал веселым смехом.

И еще рассказывала старая черепаха черепахе, будто Несс и есть тот Эвен, не догнавший похищенную Марпессу. На дне горного потока, среди рогатых волн, обратился Эвен в кентавра, спасателя беглецов.

Ох, уж эти старые черепахи! Чего только не наскажут…

Свиреп и силен был речной бог Эвен. Но что сила речного бога перед силой юного небожителя-олимпийца! Нелегко уберечь речную красавицу-нимфу от сияющих рук такого бога.

Береги теперь, Идас, Марпессу.

Любила Артемида-Утренница, сестра Аполлона, тешить глаза утренней пляской нимф, перед тем как отдаться охоте. И увидела богиня, как похитил Идас из хоровода нимф Марпессу и умчался с добычей через море, в родную Мессению. Тотчас пустила Артемида стрелу-вестницу в Дельфы, в земное жилище Аполлона, и сама туда понеслась вслед за стрелой. Летит стрела, и не отстает богиня-охотница от оперенья стрелы. Вместе долетели до юного бога. Только успели выговорить: «Идас Марпессу…», как не стало в Дельфах Аполлона.

Устремился он лебедем в Мессению на поиски похищенной нимфы: не Идасу владеть добычей, облюбованной сыном Кронида. Еще ничья сила любви на земле не пересилила мощь олимпийца-небожителя. Нет ему в любви соперника среди племени титанов и полубогов. Не бывать Марпессе за Идасом!

Меж тем домчался морской Вихрь-конь с беглецами по морю до мессенских берегов и близ самого крутого места взвился вдруг над волной и кинулся в морскую глубь с седоками. Засмеялась в воде речная нимфа Марпесса, скользит в жарких руках Идаса, но не выскальзывает — только влечет его ласково к берегу, и кипят вокруг них воды от ударов могучих рук и от жара любви в сердце Идаса. Вышли Идас и Марпесса на берег. Видят — сидит на берегу перелетная стая лебедей.

Говорит Идас Марпессе:

— Побудь, нимфа, среди лебедей. Поищу я для тебя тайное убежище. Завистливы боги Крониды. Озлобит их сердце счастье Идаса. Будут тебя лебеди стеречь. Как почуешь опасную близость бога, нырни в глубину морскую. Только одно не забудь: берегись плясать на берегу моря. Не укроется твоя пляска от глаз богов.

И исчез Идас в горном проходе.

Дремлет море. Дремлют лебеди. Выплыли тритоны из подводных пещер на поверхность и, выпучив губы, задули в морские раковины: подруг вызывают утренней песней из морских глубин поиграть с ними в дельфиньи пляски. Нереиды плещутся в дали морской. И доносится из-за гор тоскующий призыв пастушьей флейты.

Где тут сердцу наяды устоять!

Вскочила Марпесса. Сами собой стали переступать ноги на кончиках пальцев. Узором прошли меж лебедей по берегу, прошли — и закружили Марпессу в танце. А как начала плясать, так уж нет пляске конца. Все забыла, что сказал ей Идас. Не видит, не слышит, как встрепенулась лебяжья стая и вытянула длинные шеи с бусинками глаз к небу.

Серебряная птица показалась над морем. Все растет и растет ее сияющее оперенье. Огромным лебедем все ниже и ниже парит над плясуньей.

Закричали при виде его дикие лебеди вокруг Марпессы, крыльями забили в тревоге. Не встречался им еще на их долгом лебедином веку такой лебедь. И раковины тритонов завыли, и нереиды рассеялись, расплылись в волнах, и пошло море, бушуя, валами к небу. Знать, недобрый гость эта птица-лебедь небесная для титанова племени.

Пал дивный лебедь на плясунью Марпессу. Обнял ее крылом и хотел было уже взять ее на плечи и подняться с ней в небо, как спрыгнул с утеса на звенящий крик нимфы Идас. Разметал он белыми хлопьями взлетающую лебединую стаю и ухватил рукою огромного лебедя за золотую перевязь на лебедином крыле.

Тут обернулся мгновенно лебедь Аполлоном: принял свой образ бога. И вступили в борьбу за Марпессу неистовый Идас и юный бог Олимпа. А над ними кружится с криком лебединая стая.

Сжал Аполлон пальцами кисть руки Идаса — так сжал, что, будь она из железа, стало бы железо воском и раздавил бы тот воск Аполлон. Но Идас выдержал пожатие десницы бога. И уже сам так рванул к себе его золотую перевязь, что прибрежные скалы дрогнули и море, отхлынув от берега, стало прозрачно-зеленой стеной поодаль. И на ту водяную стену взошел сам владыка вод Посейдон любоваться борьбой Аполлона и Идаса за нимфу Марпессу.

С такой мощью рванул Идас к себе перевязь, что сорвал вместе с перевязью золотой лук с плеча Аполлона. Мощно тянет Идас лук к себе.

Не отдает его юный бог: ухватился за конец лука и влечет его обратно в свою сторону, словно солнечные кони — колесницу солнца. Хочет сбить наземь Идаса. Но не сдвинется Идас: будто в землю врос исполин. Как в огне оба борца, такой жар от них. И все кругом залито сиянием — от лучей глаз Аполлона и от пламени любви Идаса к Марпессе.

Стоит Марпесса, не шелохнется. Только руки ее будто текут по воздуху и нежной влагой утоляют дыхание и жажду распаленных бойцов. И невиданными алмазными дождями мечутся над берегом и морем под ветром распущенные косы Марпессы, то всю ее окутывая, то открывая. Смотрит на нее море во все глаза и не насмотрится. Только вздохнет тяжело тысячелетней синеокой тоской морского старца.

Вот какова Марпесса!

Не может одолеть юный небожитель земного Идаса, титана. Не в силах он всей своей солнечностью осилить жар любви в сердце Идаса. Будто Земля-Гея дает Идасу свой глубокий огонь из недр — так могуч Идас, противник бога.

Вдруг выхватил Аполлон золотую стрелу из колчана, наложил ее мгновенно на тетиву и, выпустив конец лука из руки, напряг тетиву.

Верна стрела солнца и быть бы Идасу пронзенным стрелой, но обвились тут волосы Марпессы вокруг лука, опутали разом тетиву, не дали ей распрямиться. Выскользнула тетива из рук юного бога, и остался лук в руке Идаса. А дождь волос Марпессы снова стелется под ветром.

Жжет золотой лук Солнцебога пальцы Идаса. Припал он на колено и со стоном нацелился той же стрелой золотой в юного бога. Да и как не застонать от жгучести такого золота с неба!