Читаем без скачивания Картонные звезды - Александр Косарев

— Встать! Смирно! — звонко командует стоящий у распахнутых дверей наш ротный замполит. Откуда он здесь появился? Я в суматохе и не заметил.

Мы дружно вскакиваем. Входит Щербина, и поднявший нас на ноги капитан Крамаренко докладывает ему, что все вызванные прибыли. Подполковник мельком окидывает нас строгим взглядом, нацепляет очки и легко поднимается на трибуну.

— В наше неспокойное вгемя, — начинает вещать он, запинаясь посередине слишком длинных предложений и постоянно заглядывая в листочек бумажки, — когда оголтелый амегиканский импегиализм топчет землю бгатского вьетнамского нагода…

На время неизбежной преамбулы я несколько отключаюсь, поскольку она меня ничуть не интересует. Умение отключать на время слух я отточил, будучи еще в средней школе. В девятом классе к нам пришла учительница литературы, которая излагала материал таким скрипучим и заунывным голосом, что поневоле пришлось учиться как-то отключаться от такой пытки. И мне это удалось. Постепенно я достиг такого совершенства, что мог сидеть прямо напротив включенной автомобильной сирены и не слышать при этом ни единого звука. Наконец Щербина складывает листок и с видимым облегчением сует его во внутренний карман кителя.

— А это значит, товагищи, что нам со своей стогоны необходимо оказать всемегную помощь нашим бгатьям по социалистическому лагегю. Наш командующий дальневосточным военным окгугом тги дня назад издал детективу, огиентигующую нас на активизацию богьбы за свободу социалистического Вьетнама…

Я сижу, как на иголках, напружинив ноги и готовясь при первой же возможности вскочить и отрапортовать о готовности отправиться куда угодно, помогать кому угодно и чем только возможно. Но Щербина все продолжает разглагольствовать о необходимости всячески противостоять нападкам проклятых империалистов. Украдкой озираюсь по сторонам. Мои сослуживцы пребывают в полном недоумении и озадаченно переглядываются. И только Федька Преснухин, хитрый и ушлый ярославец, сразу почувствовал неладное. Видно за километр, что и он навострил уши, подлец, и тоже ловит каждое слово подполковника. Это не есть хорошо, это есть довольно плохо. В ротной иерархии, то есть но фактическим заслугам в боевой работе, он стоит значительно выше меня. Кроме того, Федор уже получил значок второго класса, а я все еще ношу третий.

В эту минуту Щербина заканчивает свой пространный доклад и, так и не сказав ничего существенного, с шумом усаживается на стул. Наступает непонятная пауза. Но длится она недолго. Задремавший было Крамаренко бодро встает со своего места и подходит к трибуне.

— Какие будут предложения, товарищи бойцы? — спрашивает он, многозначительным взглядом обводя притихший зал.

«Так вот оно что! — наконец доходит до меня. — Да им требуется инициатива снизу, как бы порыв от масс трудящихся! Инициатива снизу!»

— Разрешите мне, — я бойко вскакиваю, буквально на долю секунды опередив тоже дернувшегося Федьку Преснухина, — рядовой Косарев, вторая рота.

Капитан вопросительно глядит на подполковника. Тот важно кивает. Капитан, в свою очередь, кивает мне.

— Все воины второй роты, — бойко тараторю я много раз прокрученную в голове речь, — горят желанием немедленно протянуть руку помощи братьям-вьетнамцам. На своих боевых постах мы стараемся вскрыть все передвижения корабельных группировок и военно-воздушных сил вероятного противника, который нагло вторгается в воздушное и морское пространство суверенного Вьетнама. Однако своевременно раскрыть цели и намерения агрессора мы пока не можем, и этому есть объективные причины. Прежде всего нам мешает огромное расстояние между нами и Юго-Восточной Азией. Обстановка в воздушном пространстве меняется столь стремительно, что как-либо своевременно помочь ПВО Вьетнама мы просто не в состоянии. Было бы гораздо легче работать, если небольшая часть нашего полка была бы развернута в непосредственной близости от театра военных действий. Знание не только стратегической, но и тактической обстановки непременно позволит такой группе заранее предупреждать вьетнамское командование о направлениях возможных ударов и силах, принимающих непосредственное участие в массированных авиационных налетах.

«Как по писанному отбарабанил, — с удовлетворением думаю я, с хрустом усаживаясь обратно на скамью, — и даже не сбился ни разу».

Явно не ожидавший от меня такой активности Крамаренко, открыв от удивления рот, растерянно смотрит на Щербину, но тот тоже недоуменно пожимает плечами. Однако наш картавый подполковник — тертый калач и пребывает в растерянности не долго. Он величественно поднимается со своего места, солидно откашливается и спрашивает, пристально глядя в мою сторону:

— Вы сами это пгидумали, гядовой (мою фамилию он, естественно, уже позабыл), — или в этом направлении вам что-то подсказал капитан Гачиков?

— Никак нет, — вновь вскакиваю я. — Товарищ капитан столь занят воспитательной работой в роте, что ему просто некогда вникать в обстановку, складывающуюся на тихоокеанском ТВД.

Замполита вдруг осенило.

— Это тот самый Косарев, который самовольно подал докладную записку о массовой переброске B-52 в Японию, — слегка прикрыв рот ладонью, шипит он Щербине на ухо.

Щербина, склонив голову набок, некоторое время рассматривает мои начищенные сапоги (я ведь специально для этого уселся на первый ряд), после чего кивает в мою сторону более милостиво.

— Гядовой Косагев пгавильно ставит вопгос, — уже с большей уверенностью подхватывает он высказанный мною тезис о необходимости выдвигаться к местам непосредственных боестолкновений с американцами. — Именно хогошее знание опегативной обстановки способствует достижению победы в бою. Именно тот газведчик, который внедгился в самое логово пготивника, может добыть самые нужные высшему командованию сведения!

Он говорит еще довольно долго, и смысл его речи сводится к одному — из солдатской среды требуются добровольцы для сопровождения первой, как бы пробной, группы офицеров, направляемых во Вьетнам.

— Ты что, — толкает меня локтем Федор, — заранее, что ли, речь свою выучил? Может, и оповещен был об этом мероприятии?

Я отрицательно мотаю головой, мол, ни кто меня, разумеется, не предупреждал. Да и куда мне против вас, таких умных. У меня и классность-то всего третья. Ясно, как Божий день, что наш капитан со мной никаких речей не вел. Преснухин задумчиво поднимает глаза к потолку и шепчет:

— Значит, сегодня вечером непременно к себе вызовет. Даст подумать часа три и вызовет.

Предсказания моего приятеля оправдываются полностью. Правда, речь на собеседовании заходит вовсе не об отправке в жаркие страны, а пока только о дополнительной стрелковой подготовке на зенитно-артиллерийском полигоне. Но это меня не обескураживает. Из разговора я понял, что предварительно из нас будут готовить зенитчиков-артиллеристов в течение двух с половиной недель, а уж по результатам обучения, возможно, может быть… Почему именно зенитчиков? Это-то как раз яснее ясного. Наш основной противник — ВВС США, и, вполне естественно, наши офицеры, соотносясь именно с этим фактом, строят планы по нашей собственной защите от нападения сверху. Если для прикрытия города средней руки требуется до десятка зенитных батарей, а для завода две-три, то для небольшого отряда понадобится одна, ну, максимум две скорострельные малокалиберные пушки. Намного ли они помогут в обеспечении какой-либо безопасности — непонятно, но начальство решило загодя и однозначно, что вообще без прикрытия даже и высовываться не стоит.

Списки отъезжающих на обучение составляются с завидной скоростью и повсеместно оглашены уже на следующий день. Как я и предполагал, в них включены практически все, кто был на собрании в штабе. Отсидев последнюю ночную смену, получаю приказ собираться и к одиннадцати дня быть готовым к отъезду. Сбор назначен прямо у автопарка, чтобы, не привлекать лишнего внимания. Незамедлительно подается крытый автомобиль, брезентовый полог которого после посадки наглухо задраивается снаружи. Слава Богу, что быстро поехали, ветерок освежает во время движения. Хотя мы и не видим, куда нас везут, но по положению солнца, пробивающегося через ткань, быстро догадываемся, что не в аэропорт, а в противоположную сторону, к Петропавловску. «Ура, — преждевременно радуюся я, — на пароходе опять поплывем! Вот отоспимся-то! Вот отъедимся!»

Въезжаем в город, спускаемся к морю. Хорошо слышны гудки морских судов, звон цепей и прочие припортовые звуки. Но машина не останавливается. Еще примерно полчаса движения по явно не оживленной дороге и, наконец, двигатель умолкает. Брезент поднимается, и мы с удовольствием спрыгиваем на каменистый берег океана. Около машины стоит тот самый лейтенант, с которым я беседовал в библиотеке. Теперь на нем уже общевойсковые погоны с паучками связистских молний. Строимся по росту. Лейтенант отпускает машину и, дождавшись, когда та исчезнет за поворотом, пересчитывает нас и командует: