Читаем без скачивания Исповедь послушницы (сборник) - Лора Бекитт

– Где ты был? Куда пропал на целые сутки? Я волновалась!

И получила холодный ответ:

– У меня были дела.

– Какие дела?

– Это тебя не касается.

Девушка попыталась улыбнуться.

– С каких это пор у тебя есть от меня секреты, Ниол?

– С тех пор, как они появились у тебя, Паола!

Он сделал решительный шаг вперед, и она посторонилась, чтобы дать ему пройти.

Ниол вошел в кухню и увидел мать, которая как ни в чем не бывало колдовала над своими котлами. Почему она была не в силах приготовить зелье, убивающее врагов или исцеляющее душу?!

Юноша сел на табурет, и Хелки спокойно спросила, помешивая большой ложкой вкусно пахнувшее варево:

– Хочешь есть?

– Нет, – ответил он и замер, уставившись в пол.

– Где ты был?

– Работал.

– Это была тяжелая работа?

Ниол чуть заметно усмехнулся и ответил:

– Не очень. – Потом вдруг спросил, подняв глаза на мать: – Что такое любовь?

– Любовь? – медленно повторила женщина. – Это огонь, который питает сам себя. Это жизнь, это счастье, это путь Белой Лошади.

– Которая умерла? – не удержался от иронии юноша.

Хелки промолчала, и тогда ее сын спросил:

– Ты любила?

Лицо индианки сделалось непривычно одухотворенным, задумчивым.

– Когда-то твой дед, великий Ахига, сказал: «Бледнолицые хотят изменить мир. Но мир не меняется, меняется только человек. Мир изменится и погибнет только тогда, когда на земле исчезнет последний смертный, способный любить».

– Я никогда не спрашивал тебя об этом, но теперь спрошу: кто мой отец? Как это могло произойти? Вероятно, не по доброй воле?!

Хелки вложила в свой короткий ответ все невысказанные печали и горькие думы о нелегких испытаниях.

– Нет.

А потом рассказала правду.

Ниол оставался спокойным. Не сдвинувшись с места, он произнес совсем не то, что ожидала услышать женщина:

– Значит, они мне должны еще больше, чем я думал.

– Кто? – спросила Хелки.

– Бледнолицые. Я сделаю все, чтобы вернуть то, что они у меня отобрали.

Глава VIII

Все эти годы Мануэль Фернандес задавал себе вопрос: где тот предел, за которым дальнейшее погружение во тьму неверия, отчаяния и тоски превращается в похороны души?

Он был заточен в мрачной бездне, он не видел света и изо всех сил старался не позабыть то, что существовало вне тюремных стен. Иногда внешний мир казался узнику раем, иногда мечтой или сном. Одно оставалось бесспорным: реальность была здесь, в этих застенках.

Изредка Мануэля выводили на прогулку в тесный дворик, но общение с такими же озлобленными, покинутыми, несчастными людьми, как он сам, не приносило облегчения. Он каждый год писал прошения королю, и всякий раз они были отклонены. Наконец на десятый год заточения Мануэль отказался молить государя о помиловании. Что толку стучаться в двери комнаты, в которой царит пустота?

Он изнывал от бездействия, его живой ум жаждал свободы. Мануэлю исполнилось тридцать восемь лет. Он знал, что если проживет еще десять, то выйдет из тюрьмы никому не нужным, полупомешанным, опустившимся существом. Мануэля угнетали не условия содержания, не теснота, убогость и скудная пища – его сводила с ума несправедливость того, что происходило с ним изо дня в день.

Несколько раз к узнику приходил священник и беседовал с ним о раскаянии и спасении души. Первое время Мануэль наслаждался своими насмешками и едкой иронией, однако через несколько лет стал терзаться неотступными мыслями о том, что все случившееся с ним есть Божья кара.

Потом настал черед ненависти. Он возненавидел инквизицию, которая вероломно бросила его в застенки, и короля, который не желал разбираться в случившемся.

Если бы Мануэля спросили, о чем или о ком он думает чаще всего, он бы ответил: «О своей дочери».

Энрике Вальдес был красив, остроумен, умен, умел ухаживать, его окружал ореол изысканности и благородства. Паола была очарована молодым человеком, польщена тем, что он выбрал именно ее и уделял ей так много внимания. Девушка смущенно отказывалась от посещения торговых мест и театров, предпочитая гулять по улочкам Мадрида. Энрике, как настоящий кавалер, шел навстречу всем ее желаниям: он боялся спугнуть это легкое, воздушное, наивное существо, удивительное в своей восторженности и беззащитности.

Однако пришло время, когда ему довелось убедиться, что Паола не так проста, как ему кажется, и что она имеет свое мнение относительно некоторых, казалось бы, бесспорных вещей.

Они прогуливались по крытым галереям, окружавшим монастырь августинцев Сан-Фелипе эль Реаль. Здесь горожане обменивались новостями и сплетнями, щеголяли нарядами.

Серая громада монастыря резко контрастировала с легкомысленной суетой и праздничной пестротой толпы. Время от времени целые стаи птиц, резко хлопая крыльями, взмывали ввысь из-под крыши галереи и кружили над площадью.

Энрике неторопливо шел рядом с Паолой и любовался ею. Глаза девушки блестели от возбуждения, на пунцовых губах играла улыбка. Молодому человеку казалось, будто складки нарядного платья Паолы распространяют дивный аромат, а за ее спиной трепещут невидимые крылья.

Охваченный желанием и восторгом, он произнес то, чего пока не собирался говорить:

– Возможно, скоро я отправлюсь на войну. Мне бы хотелось, чтобы вы дождались моего возвращения. Затем я намерен принять решение относительно нашего общего будущего.

Длинные ресницы девушки испуганно затрепетали.

– На войну? Кто может послать вас туда?

Энрике улыбнулся.

– Король.

– Что это за война?

– Существует угроза со стороны морисков[11] в Валенсии и Гранаде. Необходимо сохранить безопасность внутри Испании. Как подданный короля, я обязан принять участие в этом походе.

На Паолу повеяло чем-то величественным и загадочным. Она уже знала, что Энрике принадлежит к высшему дворянству, но не догадывалась, что его роль в государственных делах столь велика. Желая скрыть смущение, девушка спросила:

– Король тоже отправится воевать?

– После того как шесть лет назад корабли государя угодили в страшную бурю и погибли все сокровища, которые король вывез из Фландрии, он не покидает Испании.

Паола не заметила, как они сошли с галереи и Энрике увлек ее по тропинке, ведущей к задворкам монастыря, где разросшиеся кусты одичавших роз и тени высоких вязов надежно укрыли их от глаз любопытных.

Энрике обнял девушку и прильнул к ее губам. Это был их первый поцелуй; прикосновение мягких губ молодого человека было настойчивым и нежным. Паола задохнулась от смущения; вместе с тем ей почудилось, будто она плывет по невидимым волнам блаженства и счастья.