Читаем без скачивания Приятельница мадам Мегрэ - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда искусство не кормит более художника и его семью, — продекламировал Гроссо, — нет стыда в том, чтобы за хлебом насущным обратиться к коммерции.
Появилась мадам Гроссо: заслышав звонок, она, видимо, пошла привести себя в порядок. Это была худая грустная женщина с застывшей тревогой в глазах и вечным ожиданием несчастья.
— Ты не предложила господам сесть, Элен?
— Комиссар прекрасно знает, что он может вести себя здесь как дома. Правда, господин Мегрэ?
— И ты ничем не угостила их?
— Хотите вина? Из-за папы мы дома ничего более крепкого не держим.
Похоже было, что командует в доме именно она, во всяком случае, сейчас эту миссию она взяла на себя.
— Вчера вечером мы пошли в кино, здесь поблизости, и сразу узнали того, кого вы ищете. Но он назвался Пеетерсом, а не Моссом. Мы раньше не пошли к вам, потому что папа считал это предательством, ведь он был нашим гостем и много раз ел с нами за одним столом.
— И долго он у вас жил?
— Примерно год. Квартира занимает весь этаж. Родители живут здесь больше тридцати лет, и я здесь родилась, и моя сестра. Кроме мастерской и кухни, у нас еще три комнаты. В прошлом году из-за кризиса игрушки шли плохо, и мы решили взять жильца. Дали объявление в газету. Так и познакомились с господином Пеетерсом.
— Он вам сказал, чем занимается, какая у него профессия?
— Сказал, что он представитель крупной английской мануфактуры, что у него здесь много клиентов и потому ему не приходится особенно разъезжать. Частенько он целыми днями не выходил из дому и без пиджака, в одной рубашке помогал нам. Мы ведь все делаем игрушки по папиным образцам. На прошлое Рождество получили большой заказ от «Прэнтан» и работали дни и ночи напролет.
Гроссо так жалобно косился на полупустую бутылку, что Мегрэ сказал ему:
— А налейте-ка мне полстаканчика, давайте хлопнем.
В ответ он получил благодарный взгляд, а девушка продолжала говорить, посматривая на отца, чтобы он не слишком много наливал себе:
— В основном уходил он к вечеру, а возвращался, случалось, довольно поздно. Несколько раз он брал с собой чемодан с образцами.
— Он оставил свои веши здесь?
— Большую дорожную сумку.
— А чемодан?
— Нет. Кстати, Ольга, разве он уходил с чемоданом?
— Нет. В предпоследний раз, я помню, он вернулся без чемодана.
— Что он вообще-то за человек?
— Спокойный, очень мягкий, может быть, немного грустный. Иногда часами не выходил из своей комнаты, мы в конце концов шли спрашивать, не заболел ли он. Несколько раз он завтракал вместе с нами и целый день помогал нам. А бывало, он на несколько дней исчезал, но всегда предупреждал заранее, чтобы мы не волновались.
— Как вы его называли?
— Месье Жан. Он звал нас по имени, кроме мамы, естественно. Иногда приносил нам шоколадки или какие-нибудь маленькие подарочки.
— Ничего ценного он вам не дарил?
— Мы бы таких подарков не приняли.
— К нему кто-нибудь приходил?
— Никто и никогда. К нему письма даже не приходили. Я удивилась, что коммерсант не получает писем, и он объяснил, что у него есть помощник в городе, там контора, туда и приходит его корреспонденция.
— Странным он вам никогда не казался?
Она обвела взглядом всех вокруг и прошептала:
— У нас здесь, знаете ли…
— За ваше здоровье, господин Мегрэ! За ваше расследование! Как вы могли убедиться, я теперь более никто, и не только в искусстве, но и в собственном доме. Я не протестую. Я молчу. Они очень милы, но для человека, который…
— Папа, дай сказать комиссару!
— Вот видите?
— Вы не помните, когда ваш жилец в последний раз выходил из дома с чемоданом?
Ему ответила старшая, Ольга:
— В последнюю субботу, перед тем как… — Она не решалась продолжать.
— Перед тем как — что?
Младшая сестра перехватила бразды правления:
— Не красней, Ольга. Мы все время подтрунивали над сестрой, у нее слабость к господину Жану. Он не подходит ей по возрасту и не красив, но…
— А у тебя слабости к нему не было?
— Оставим это. Однажды в субботу, около шести часов вечера, он ушел с чемоданом, что нас само по себе удивило, потому что обычно он брал его с собой по понедельникам.
— И это было во второй половине дня?
— Да. Мы не ждали, что он вернется, думали, что где-то проведет свой уик-энд, и поддразнивали Ольгу, которая ходила повесив нос.
— Неправда.
— В котором часу он вернулся, мы не знаем. Обычно мы слышали, как он открывал дверь. В воскресенье утром, когда мы думали, что его нет, и как раз говорили о нем, он вышел из своей комнаты (вид у него был очень болезненный) и попросил отца раздобыть бутылку спиртного. Сказал, что простудился. И часть дня провел в постели. Ольга, убираясь там, заметила, что чемодана в комнате нет. Она еще одно подметила, во всяком случае, ей так кажется.
— Нет, я в этом совершенно уверена.
— Возможно. Ты его ближе наблюдала, чем мы.
— Я уверена, что костюм у него был не тот, что раньше. Тоже синий, но не его, и, когда он оделся, я тут же увидела, что он ему в плечах широковат.
— Он это никак не объяснял?
— Нет. Ну и мы даже намеком не дали понять, что что-то заметили. Он тогда жаловался на грипп и целую неделю не выходил из дома.
— Но газеты читал?
— Утреннюю и вечернюю, как и мы.
— Ничего особенного вы не заметили?
— Нет. Если только не считать того, что он каждый раз запирался, когда звонили в дверь.
— Когда он снова начал выходить из дому?
— Примерно через неделю. Последнюю ночь он здесь провел с одиннадцатого на двенадцатое марта. В этом легко убедиться, потому что листки с настенного календаря в его комнате никто с тех пор не обрывал.
— Что же нам теперь делать, господин комиссар? — с беспокойством спросила мать. — Вы правда думаете, что он совершил преступление?
— Не знаю, мадам.
— Но если его разыскивает полиция…
— Вы позволите осмотреть его комнату?
Она была в конце коридора. Просторная, не роскошная, но чистая, со старинной навощенной мебелью, на стенах — репродукции Микеланджело. Огромная, самая обычная черная дорожная сумка, перевязанная веревкой, стояла в правом углу комнаты.
— Открой ее, пожалуйста, Жанвье.
— Я должна выйти? — спросила девушка.
Мегрэ не видел в этом никакой необходимости. Жанвье больше намучился с веревкой, чем с замком, который оказался самым обыкновенным. Сильный запах нафталина наполнил комнату, и Жанвье стал выкладывать на кровать костюмы, туфли, белье.
Это было похоже на гардероб актера, настолько все вещи были разного качества и происхождения. Один фрак и один смокинг шил известный лондонский портной, другой был из Милана.
Были еще костюмы из белого полотна, какие носят в жарких странах, были вещи броские, а были и такие, что могли принадлежать, наоборот, банковскому кассиру. И в довершение всего — обувь из Парижа, Ниццы, Брюсселя, Роттердама и Берлина.
И наконец на самом дне под листом оберточной бумаги они обнаружили разодранный клоунский костюм, больше всего изумивший девушку.
— Он артист?
— В своем роде.
Ничего другого, приоткрывавшего какие-либо тайны, в комнате не оказалось. Синего костюма, о котором только что шла речь, здесь быть не могло — Мосс в нем ушел; может, он и сейчас в нем ходит.
Во всех ящичках комода лежали мелкие вещи: портсигары, бумажники, запонки для манжет и воротничков, ключи, сломанная трубка, но ни клочка бумаги, ни одной записной книжки.
— Благодарю вас, мадемуазель. Вы очень разумно поступили, известив нас. Никакие неприятности, я уверен, вам не грозят. Правильно я понял, что у вас нет телефона?
— Много лет назад был, но…
И совсем тихо она добавила:
— Папа не всегда таким был. Мы поэтому не имеем права сердиться на него. Раньше он вообще не пил. А потом встретился со своими друзьями по Школе изящных искусств, оказавшимися почти в таком же положении, как он, и завел обыкновение ходить с ними в маленькое кафе квартала Сен-Жермен. И только хуже себе делают…
В мастерской стоял верстак со множеством приспособлений для распилки, шлифовки и обработки самых мелких деталей, из которых делались изящнейшие фигурки.
— Возьми с собой немного стружки, Жанвье.
Это доставит удовольствие Моэрсу. Забавно, в конце концов они непременно добрались бы до этой квартиры почти под самой крышей здания на бульваре Пастера, и удалось бы им это только благодаря исследованиям Моэрса. Заняло бы это недели, а может, и месяцы, но все равно они пришли бы именно сюда.
Было десять часов. Бутылку уже опустошили, и Гроссо предложил проводить «господ» вниз, но ему это не было позволено.
— Я, быть может, еще зайду к вам.
— А он?
— Меня бы это удивило. Во всяком случае, вам с его стороны опасаться нечего.