Читаем без скачивания Ангрон: Раб Нуцерии (ЛП) - Сент-Мартин Иэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его душе не остается места сочувствию. Только не после того, что она сотворила. Ангроном целиком завладевает жгучая ненависть, которая пройдет лишь тогда, когда он выпустит колдунье всю ее нечистую кровь.
Юноша несется к ней с поднятым топором. Замерзший песок непривычно хрустит под ногами. Глаза женщины вспыхивают, и оружие леденеет в его руке. Ангрон налетает на стену внезапно сгустившегося холода и сбивается с бега.
В сознании вспыхивает огонь, не менее обжигающий, чем тот, что поджаривает его плоть. Ангрон наседает, превозмогая боль, от которой Тетис почти слепнет, и хватает ведьму за тонкие плечи. Затем его руки смыкаются на ее горле.
Под усилившийся рев пламени гладиатор увлекает колдунью на землю. Он чувствует запах собственной выкипающей крови и видит кости, проглядывающие из обугленной плоти рук. Окровавленные пальцы скользят на металлическом обруче, который остался холодным, но Ангрон не сдается и продолжает душить ее.
В какой-то момент ведьма прекращает сопротивляться. На ощупь ее тело напоминает ледышку или камень. Ангрон ощущает внутри нее силу, которую ведьма никогда не смогла бы обуздать, силу, причинявшую женщине неимоверные страдания каждую секунду с самого ее рождения.
В огонь, который жжет юноше глаза, вторгается слово или лишь намек на слово, сплетаясь из мучительной боли:
«Пожалуйста…»
Ангрон рычит и разбивает голову колдуньи о замерзшую землю. Как только она умирает, огонь с ужасающим воем уносится из его разума. Обессиленный гладиатор отползает от трупа. За несколько мгновений тело ведьмы истлевает в пепел, словно сгорающее без огня дерево. На песке остается лишь жужжащий обруч.
Тетис все еще чувствует осколки души колдуньи, которые трепещут в воздухе, словно подхваченная ветром бумага, прежде чем сквозь истончившуюся завесу варп жадно не поглощает их один за другим. Библиарий заглядывает в отца и видит в его душе новый рубец — рану, которую ничто не смогло исцелить и ничто никогда не исцелит.
14
Магон шагал самыми глубокими палубами «Завоевателя» и о чем-то молча размышлял. Весь корабль все еще пребывал в смятении после событий в Зале побед. Экипаж по-прежнему устранял последствия бешенства Ангрона и вызванного им беспорядка. Кхарн велел запереть отца в его темных покоях и пускал к нему только Галана Сурлака, Вел-Хередара и нескольких избранных апотекариев и адептов Механикума. За исключением короткого поединка с Магоном на «Песьем клыке», советник больше никуда не отходил от примарха. Никто не брался гадать, когда и в каком состоянии Ангрон пробудится от колдовского сна, как и о том, что он сделает.
Чтобы попасть на борт, Магон воспользовался челноком. Центурион прибыл на флагман Пожирателей Миров без объявления — даже Кхарн не знал. Хотя легионеры могли беспрепятственно перемещаться между звездолетами флота, Магон предпочел избежать вопросов о цели своего визита на корабль.
Центурион шел в одиночестве целый час, минуя оживленные магистрали и тесные переходы. Рокот ядра звездолета постепенно стихал, и вскоре вместо него загрохотали кузнечные молоты. Люди на пути попадались тем реже, чем дальше Магон заходил в стылые глубины «Завоевателя», где покоилось легендарное прошлое легиона.
У огромных железных ворот его остановила манипула боевых сервиторов-стражей, запрограммированных проверять каждого входящего. Массивные преторианцы осветили центуриона рубиновыми лучами. Установленные на спинах киборгов тяжелые пушки прекратили угрожающе урчать, только когда в личности пришедшего не осталось сомнений. Лязгнув ногами по настилу, машины расступились.
Работа систем флагмана слышалась в этом темном просторном зале низким отдаленным рокотом. Повсюду вокруг стояли великие машины войны, безмолвные и неподвижные. Они дремали на платформах, окружавших зал по периметру. Громадные фигуры бессмертных героев легиона, окутанные тенями, напоминали статуи, застывшие на массивных металлических постаментах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Из теней к Магону выступили адепты в длинных одеяниях. Центурион коротко сообщил, что ему здесь нужно, после чего они плавно скользнули прочь, не произнеся ни слова. Жрецы в рясах столпились возле центральной платформы и забормотали на двоичном канте, пробуждая к жизни блоки аппаратов вокруг нее.
Температура в помещении подскочила, когда над заработавшими машинами взвился пар и задрожал раскаленный воздух. Заскрежетали шестерни, затарахтели когитаторы. Над платформой вспыхнули тусклые люмены, омыв центуриона блеклым светом. Магон в тишине наблюдал за работой техножрецов, выполнявших нужные ритуалы и распевавших гимн Обряда пробуждения с идеальной согласованностью.
— Готово? — спросил он.
Ближайший адепт кивнул скрытой под капюшоном головой.
— Тогда оставьте нас и отключите все записывающие устройства, пока я здесь нахожусь.
Адепты в мантиях покинули зал, оставив Магона наедине с железным богом воины. Линзы мигнули и загорелись ровным багровым светом, когда энергия напитала каждую систему дредноута модели «Контемптор». Сенсорный блок шагателя, изготовленный в виде шлема космического десантника, с гулом сервомоторов обратился к капитану Несломленных.
— Кто тебе позволил, — пророкотал дредноут, — надеть мой плащ?
Огромная боевая машина заговорила на награкали, который сквозь рычащую решетку шлема показался еще грубее. За гудением механизмов и статическими помехами вокабулятора Магон расслышал эхо того самого голоса, который заставлял его кровь бежать по жилам быстрее. Вопреки всему центурион не удержался от улыбки:
— Гир позволил.
— Гир… — просипел «Контемптор» имя убитого магистра легиона. — Неумелый стратег, но топором владеет достойно. — Голова обтекаемой формы опустилась с воем моторизированных сочленений, и взгляд ее линз вперился в Магона. — Плащ тебе впору.
— Благодарю, господин, — сказал центурион. — Нам нужно поговорить.
— Так, значит, — прогудел дредноут, — теперь ты командир Несломленных.
Лорке сошел со своей платформы, и палуба задребезжала под его могучей ногой.
— В последний раз я видел тебя сержантом, толком не знавшим, с какой стороны взяться за топор, — проговорил железный великан Лорке, медленно шагая по залу. — С каждым новым пробуждением я гляжу вокруг и узнаю все меньше. По-видимому, ничто не может избежать перемен. Особенно в эти дни.
— Потому я и пришел, господин, — ответил Магон. — Нам нужно поговорить об Ангроне.
Центурион припомнил события, которые произошли с момента последнего выхода Пса Войны из стазиса. Он поведал дредноуту о прошлых кампаниях, о сражении на Генне и непрекращающейся деградации примарха и закончил рассказ тем, что случилось в Зале побед. Ветеран выслушал все в полном молчании, не считая гудения его силовой установки.
Лорке пал за тридцать лет до Нуцерии в битве, которая переломила хребет империи зеленокожих, поработившей население семи звездных систем. За время, пока он пребывал в титуле магистра, история легиона пополнилась множеством примеров его выдающегося лидерского таланта. Непревзойденный командир и гениальный тактик, он вступал в бой непременно первым, а покидал его последним. Лорке был истинным королем-воином, всякий раз вдохновлявшим братьев на новые подвиги и приводившим к победе.
Когда магистра извлекли из-под горы мертвых тел зеленокожих, включая их поганого вождя, не оставалось ничего иного, кроме как поместить едва живого Лорке в железный саркофаг. В своем холодном плену он находился на границе жизни и смерти. Даже после преображения XII легиона броню бывшего магистра украшали символы Псов Войны. Космодесантники с уважением называли Лорке Первым, как самого могучего среди постоянно растущего числа шагающих мертвецов.
Порой Магон задумывался, как сложились бы дальнейшие события, выживи магистр в том сражении. Что было бы, если бы не Гир, а Лорке предстал перед Ангроном после Деш’эа? Пошла бы история легиона по иному пути?