Читаем без скачивания Слезы дракона - Дин Кунц

- Тик-так, тик-так, - повторил бродяга.

Говорил он негромко, но, казалось, что орет во всю глотку, так как звук его голоса был единственным слышимым в мире звуком. Все иное было окутано зловещей, неестественной тишиной.

Пораженный огромным ростом и исключителъно неопрятным видом незнакомца, Гарри невольно отступил нa шаг. В засаленных волосах бродяги застряли комья слипшейся грязи, травинки, кусочки листьев, в спутанной бороде - остатки ссохшейся пищи и даже кое-что похуже. Руки его были черны от глубоко въевшейся грязи, и так же черно было под длинными, запущенными ногтями. Это была ходячая чашка Петри с гнездившимися в ней микробами почти всех известных человечеству смертельных болезней и одноврмeнно испытательным полигоном новых вирусных и бактериологических ужасов.

- Тик-так, тик-так, - ухмыльнулся бродяга. - Ты умрешь ровно через шестнадцать часов.

- Вали-ка ты отсюда, братец, куда подальше, - нахмурился Гарри.

- На рассвете ты отдашь концы. - Бродяга округлил глаза. И были они сплошного пурпурного цвета, и не было в них ни зрачков, ни радужной оболочки, словно вместо глаз там были вставлены стекла, за которыми бурлила наполнявшая череп кровь. - На рассвете тебя уже не будет в живых, - повторил бродяга.

И разлетелся на мелкие куски, словно взорвался изнутри. Но взрыв этот не был похож на взрыв гранаты, без горяче-упругой взрывной волны и оглушительного грохота, хотя внезапно вселенскую тишину нарушил протяжный вопль невесть откуда взявшегося ветра. Разлетавшиеся же в разные стороны куски тела бродяги вовсе не были сгустками мяса и крови, а состояли из мелких камешков, слипшейся пыли, сухих листьев, веточек, увядших цветков, комьев земли, какого-то старого тряпья, обрывков пожелтевших от времени газет, бутылочных колпачков, осколков стекла, разорванных театральных билетов, птичьих перьев, каких-то обрывков веревки, конфетных фантиков, оберточной фольги, погнутых, ржавых гвоздей, скомканных бумажных стаканчиков, утерянных пуговиц.

Ветер с неистовой силой швырнул в лицо оторопевшего Гарри эти ошметки от только что стоявшего перед ним бродяги. И ему снова пришлось закрыть глаза.

Когда, не опасаясь риска потерять зрение, он снова решился открыть их и быстро огляделся поднятого в воздух ветром мусора не видно было и в помине. Ветер тоже перестал дуть. Исчез и призрачный танцор. Бродяги тоже нигде не было видно, словно был унесен ветром и он.

Гарри снова ошарашенно, не веря случившемуся, огляделся по сторонам. Сердце бешено колотилось в груди.

От перекрестка донесся автомобильный гудок. Тотчас из-за угла вынырнул грузовик и, урча, стал приближаться к нему. По другой стороне улицы, взявшись за руки, шли парень и девушка, и девичий смех был подобен маленьким звонким колокольчикам.

И Гарри вдруг сообразил, как неестественно тихо сделалось в мире в промежутке между появлением и исчезновением одетого в лохмотья гиганта. Если исключить звуки его жестокого и злобного голоса и тех невнятных шорохов, которые он издавал при движении, в мире властвовала такая тишина, словно все происходило на глубине в тысячи лье над не моря или в безвоздушном пространстве космоса.

Вспыхнула молния. Вокруг него на тротуаре заплясали черные тени ветвей. Гром забарабанил по хрупкой мембране почерневшего, будто выжженного молнией, неба все сильнее и сильнее, в одно мгновение температура воздуха упала градусов на десять, и разверзлись обремененные водой хляби небесные. Пригоршни крупных капель защелкали по листьям, затренькали по капотам стоявших у обочин машин, черными мокрыми пятнышками проступили на одежде Гарри, брызнули ему в лицо, а холод, который они принесли с собой, глубоко проник в его душу.

ДВА

1

За лобовым стеклом неподвижной машины внешний мир, казалось, полностью растаял, словно из туч на землю пролили цистерны универсального растворителя. По стеклу потоками бежала вода, и деревья исчезали на глазах, словно зеленые детские мелки. Ливень, мгновенно слив воедино контуры спешащих прохожих с разноцветными зонтиками, стирал их с лица земли.

У Гарри Лайона мелькнула мысль, что и он вот-вот превратится в жидкость, в некий бездушный раствор, который тут же будет смыт в океан потоками воды. Гранитные основания разума и железной логики, на которых покоился его мир, рушились у него на глазах, и он был бессилен предотвратить это крушение.

Теперь он и сам не мог толком понять, действительно ли воочию видел верзилу-бродягу или тот ему только пригрезился.

Не секрет, что в наши дни Америка была буквально наводнена толпами людей без крова и средств к существованию. И чем больше денег тратило государство, чтобы сократить их число, тем больше их становилось, пока не возникло ощущение, что нашествие их было не столько результатом неадекватной государственной политики, сколько небесной карой. Как и многие другие, Гарри научился не замечать этих людей, так как не видел возможности весомо изменить их участь… а еще и потому, что само их существование ставило под сомнение вероятность собственного благополучия. Большинство из них, не представляя собой никакой опасности, вызывали только жалость и сочувствие. Но встречались среди них и довольно странные типы с вечно подрагивающими и подергивающимися от подавленных неврозов лицами, движимые маниакальными желаниями, с сумасшедшим блеском в глазах, до предела взвинченные и оттого способные на любые преступления. Даже в таком захолустье, как Лагуна-Бич - называемом в памятках для туристов не иначе как "жемчужиной Тихого океана, калифорнийским раем", - Гарри без труда мог бы отыскать пару-другую бомжей, чьи хищные повадки и внешний вид мало чем отличались от человека, возникшего, как ему показалось, из вихря.

Правда, вряд ли кто-либо из них сможет похваляться пурпурного цвета глазами без зрачков и радужных оболочек. Равно как и способностью являться миру в образе мусорного вихря, а затем, разлетевшись на составные части этого уличного хлама, быть унесенным ветром без следа.

Похоже, что все это ему просто померещилось. Но именно такой вывод меньше всего устраивал Гарри. Естественно, что погоня и расстрел Джеимса Ордегарда не могли не сказаться на его психике. Но трудно поверить, что, оказавшись случайно втянутым в кровавую оргию, затеянную Ордегардом, он будет травмирован настолько, что в привидевшемся ему призраке различит реальную грязь под ногтями и почувствует убийственное зловоние, исходящее из его рта.

Но если дурно пахнущии верзила - реальность, то откуда же он взялся? И куда исчез? Кто он такой? В результате какой болезни или, быть может, родовой травмы обрел в наследство свои страшные глаза?