Читаем без скачивания Неизвестная рукопись Доктора Уотсона - Эллери Куин

— Дебора Осборн Спейн, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Не так ли? Здравствуйте, миссис Спейн.

Конечно, она была очень стара. По его расчетам, ей, наверное, было под девяносто. Но ей могло быть уже и больше девяноста. В рукописи ее возраст в тот день, когда Холмс и Уотсон посетили замок Шайрс, был назван приблизительно.

Как у многих очень старых дам, особенно маленького роста и полных, ее лицо напоминало привядшее яблоко с остатком легкого румянца. Только глаза оставались молодыми. Они были ясными, смотрели прямо, и в них непроизвольно вспыхивал огонек оживления.

— Заходите, пожалуйста, мистер Куин.

— Вы не хотите называть меня просто Эллери, миссис Спейн?

— Я никак не могу привыкнуть к этой манере, — сказала она, вводя его в уютную маленькую гостиную, обставленную очень старомодно. Эллери показалось, что он очутился в Англии XIX века. — Я имею в виду американскую привычку мгновенной фамильярности. Впрочем, садитесь на то моррисовское кресло, Эллери, — извольте, если вы так хотите.

— Хочу. — Он сел и осмотрелся. — Я вижу, вы сохранили верность прошлому.

Она тоже уселась в старинное кресло и, казалось, утонула в нем.

— А что еще осталось у старой англичанки? — спросила она со слабой улыбкой. — Я знаю, что это звучит, как отвратительная англофилия. Но так трудно оторваться от своего, родного. В общем, мне здесь вполне уютно. А поездки в Нью-Рошелл, которые я иногда предпринимаю, чтобы полюбоваться розами Рейчел, скрашивают мое существование.

— Значит, это была Рейчел?

— О, да. Она сделала это по моей просьбе.

— Рейчел Хэгер ваша родственница?

— Она моя внучка. Будем пить чай?

— Не сразу, если вы не возражаете, миссис Спейн, — сказал Эллери. — У меня накопилось столько вопросов. Но прежде всего, — он сел на кончик стула, чтобы не прикасаться к кружевной салфеточке на спинке. — Вы видели его! Вы были знакомы с обоими. С Холмсом. С Уотсоном. Как я вам завидую!

— Это было так давно… Но, конечно, я помню их. Взгляд мистера Холмса был острый, как меч. А сам он такой сдержанный. Когда я вложила свою руку в его, я почувствовала, что он растроган. Он был очень мил со мной. Они оба были настоящие джентльмены. Это — самое главное. В те дни, Эллери, еще существовали джентльмены. Конечно, я была маленькой девочкой и вспоминаю их как каких-то гигантов. Наверное, в определенном смысле они такими и были.

— Позвольте вас спросить, как к вам попала рукопись?

— После того как доктор Уотсон написал ее, она перешла по желанию мистера Холмса к распорядителям состояния Осборнов. Она находилась в руках нашего адвоката, к моему счастью. Он преданно соблюдал мои интересы. Потом, когда я стала взрослой, уже незадолго до его смерти, он рассказал мне о рукописи. Я попросила отдать ее мне, и он мне ее прислал.

— Почему вы так долго ждали, миссис Спейн, прежде чем сделать то, что вы сделали?

— Не знаю, почему я ждала так долго, — сказала старая дама. — Мысль пригласить эксперта, чтобы подтвердить мое убеждение, никогда не принимала отчетливой формы, хотя и мелькала у меня в голове уже давно. В последнее время у меня появилось чувство, что надо спешить. Сколько еще я проживу? А мне хотелось бы умереть со спокойной душой.

В ее голосе слышалась скрытая мольба. И Эллери захотелось ей помочь.

— Ваше решение послать мне рукопись проистекает из содержания самой рукописи, не так ли?

— Да, конечно, Эллери. А мистер Эймс признался Рейчел, что вы послали его на розыски.

— Розыски Гранта достигли цели, хотя не той, на которую я рассчитывал, — улыбнулся Эллери.

— Дай Бог счастья им обоим. Я знаю, что он ничем не помог вам, Эллери. Я знала и то, что рано или поздно вы разыщете меня, так же, как мистеру Холмсу не составило труда найти владельца набора хирургических инструментов. Но все же любопытно, как вы это сделали.

— Это было элементарно просто. С самого начала было ясно, что тот, кто послал рукопись, и сейчас имеет личную заинтересованность в этом давнем деле. Поэтому я позвонил по телефону моему другу, специалисту по генеалогии, который занимается историей старой английской аристократии. Он без труда проследил путь от замка Шайрс, где вы жили ребенком, до вашего переезда сюда, в сан-францисскую ветвь рода. Я знал фамилии четырех девушек, знакомых Гранта, и был уверен, что одна из этих фамилий должна где-то мелькнуть в генеалогическом древе Шайрс-Осборн. От вашего брака с Барни Спейном в 1906 году мой эксперт добрался до брака вашей дочери. И вдруг, о чудо! Фамилия человека, за которого вышла замуж ваша дочь, — Хэгер, что и требовалось доказать! — Он взглянул на нее с беспокойством. — Вы утомились. Мы можем отложить разговор до другого раза.

— Нет, пожалуйста, продолжайте. Я чувствую себя хорошо. — Молодые глаза посмотрели на Эллери с мольбой. — Он был замечательный человек, мой отец. Добрый, мягкий. Он не мог быть тем, тем чудовищем. Не мог!

— Вы уверены, что вам не следует прилечь?

— Нет. Во всяком случае, пока вы не скажете мне…

— Тогда откиньтесь на спинку кресла. А я буду говорить.

Эллери взял старую, морщинистую руку в свою и начал говорить под тиканье старинных часов, стоявших в углу, и их маятник, как механический палец, стирал секунды с лица времени.

Маленькая, хрупкая рука в руке Эллери время от времени подавала знак пожатием. Потом она перестала шевелиться и неподвижно лежала в руке Эллери, как сухой осенний лист.

Спустя некоторое время портьера, закрывавшая вход в гостиную, шевельнулась, и вошла пожилая женщина в белом домашнем платье.

— Она заснула, — прошептал Эллери.

Он осторожно выпустил руку старой дамы и на цыпочках вышел из комнаты.

Женщина проводила его до двери.

— Я Сьюзен Бейтс. Я ухаживаю за ней. Она все чаще засыпает вот так.

Эллери кивнул и покинул коттедж. Он сел в машину и поехал обратно в Манхэттен, чувствуя себя усталым и постаревшим.

ДЕЛО ПОТРОШИТЕЛЯ. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСЬ ДЖОНА X. УОТСОНА

12 ЯНВАРЯ 1908 ГОДА

Я сердит на Холмса. Признаюсь, что, поскольку он длительное время находился за пределами Англии, я взял на себя смелость против его воли изложить свои заметки о деле Джека Потрошителя в форме повествования. Прошло уже двадцать лет. На протяжении девяти из них титул герцога Шайрского носит новый наследник — из младшей ветви семьи. Следует добавить, что он проводит самое незначительное время в Англии, и его нимало не заботят ни титул, ни его выдающаяся история.

Я, однако, пришел к убеждению, что настало время, чтобы весь мир узнал правду о деле Потрошителя, которое занимает столь выдающееся место, если можно так выразиться, в истории преступности, а также об усилиях Холмса положить конец кровавому господству чудовища в Уайтчэпеле.

По возвращении Холмса из-за границы я заговорил с ним об этом, выдвигая самые убедительные доводы, какие только мог найти. Но он и слушать не хотел.

— Нет, нет, Уотсон, пусть кости тлеют. Человечество не обогатится от опубликования этой истории.

— Но, Холмс! Весь этот труд…

— Сожалею, Уотсон. Но это — мое последнее слово.

— Тогда, — сказал я с плохо скрытым раздражением, — позвольте мне преподнести вам эту рукопись. Быть может, вы используете сию бумагу для раскуривания своей трубки.

— Я польщен, Уотсон, и растроган, — сказал он самым жизнерадостным тоном. — В качестве ответного дара позвольте передать вам подробности небольшого дельца, которое я только что довел до успешного завершения. Вы можете описать его в свойственной вам мелодраматической манере и немедля отдать вашим издателям. Оно касается американского моряка, которому почти удалось одурачить европейский финансовый синдикат яйцом мифической птицы Рух. Быть может, «Дело перуанского Синдбада» в какой-то мере компенсирует вам пережитое разочарование.

ЭЛЛЕРИ ОБЪЯСНЯЕТ

Эллери вернулся как раз вовремя. Инспектор Куин только что закончил чтение рукописи доктора Уотсона о Потрошителе и смотрел на нее с явным неудовольствием. Он перевел взгляд на Эллери.

— Ну и хорошо, что она не была опубликована. Холмс был прав.

— Я думаю так же. — Эллери подошел к бару. — Черт побери Гранта! Все выпил…

— Как у тебя обошлось?

— Лучше, чем я ожидал.

— Значит, ты лгал, как джентльмен. Молодец!

— Я не лгал. Я говорил только правду.

— Тогда, — сказал инспектор Куин холодно, — ты поступил по-свински. Дебора Осборн любила своего отца и верила в него. Она верит тебе. Ты что, не мог немного подтасовать карты?

— Мне не пришлось ничего «подтасовывать».

— Но почему же? Ведь она так стара…

— Потому, инспектор, — сказал Эллери, опускаясь в свое вращающееся кресло, — что отец Деборы, лорд Карфакс, не был Джеком Потрошителем. Она всегда была права насчет него. Она знала это, и я знал… А раньше нас знал об этом Шерлок Холмс…

Наступила длинная пауза, во время которой отец пытался понять сына, но так и не смог.