Читаем без скачивания Город отражений - Тимофей Печёрин

Только вот… кто бы еще знал, какое именно наказание и по какому критерию могут нам присудить.

С Эдной Якуб-Макалову пришлось немного повозиться. Но то ли таланта ведущему было не занимать, то ли подсказчики, невидимые, зато всеведущие, помогли подобрать ключик к ее душе.

А начал Якуб-Макалов с комплиментов. Отметил как бы между делом, что подсудимая еще молода и, вдобавок, недурна собой. Напомнил, что у Девяткиной хорошая работа, обеспечивающая приличный заработок. Благодаря чему, в частности, она ездит на красивой удобной машине. Да и возможность карьерного роста наверняка имеется — в конце концов, чем черт не шутит.

Эдна-Наталья слушала эти сочащиеся патокой речи рассеянно, вполуха. И тем более в результате оказалась ошеломлена претензией, перешел к которой ведущий резко, без присловий и каких-либо других промежуточных стадий.

— При задержании у вас изъяли ножи, которые вы зачем-то возили с собой, рассовав по карманам, — проговорил Якуб-Макалов, — не собирались же вы… ну, скажем, резать хлеб или чистить картошку хотя бы в той ночной поездке. Трудно поверить — особенно притом, что ничего съедобного в вашей машине не обнаружилось. Да и сами ножи не слишком удобны для резки, зато в умелых руках даже они способны быть неплохим оружием. Так с какой же целью они вам потребовались?

Я еще подумал, как много будет зависеть от того, кто именно будет на этот вопрос отвечать. Кто — из тех двоих личностей, занимавших тело Натальи Девяткиной.

Собственно, Наталья, как думалось мне, могла стать в тупик. И попытаться выйти из него излюбленным бабским способом — то есть, ударившись в слезы. Чай, зрители бы оценили… по крайней мере, некоторые из них. Тогда как от Эдны я почему-то ждал больше наглости, изворотливости. «Нет, уважаемый ведущий, вы плохо о нас думаете, — могла, наверное, ответить она, — мы собирались на пикник с шашлыками или барбекю. Так надо же чем-то мясо резать. А то, что не взяли с собой, не смотрите. Собирались добыть на месте. Для чего и прихватили охотничье ружье. Что? Почему именно ночью? А разве закон это запрещает?..»

Эх, мечты-мечты. В реальности в спор с Якуб-Макаловым пустились, кажется, и Эдна, и Наталья. Одновременно. Чем вызвали процесс сродни тому, который среди химиков называется «реакцией нейтрализации». Собственно, реакция вышла бурной.

— Вы!.. Что вы за хрень несете?! — вскричала Эдна-Девяткина, — какая хорошая работа, какой карьерный рост? Продавец в «Алисе», чтоб вы знали, это ж даже не пустое место! Это как тряпка половая, о которую вытирают ноги все кому не лень — от клиента-кретина до трутней-менеджеров, греющих задницы в офисных креслах! Разве об этом я мечтала, когда училась на Факультете бизнеса? Да только кто меня спрашивал? Чтобы задницу греть, это ж надо связи иметь, знакомства. Иначе на теплое местечко не попадешь.

Что до машины… так я же ее в кредит купила, мне за нее о-го-го еще сколько выплачивать. И то вряд ли успею. Я ж ведь… ха-ха, эта… кандидатура для специального мероприятия — знаете, что это такое? С пониженной рентабельностью… короче, карьера моя и так скоро медным тазом накрылась бы.

На последних фразах ее даже разобрал смех. Причем не веселый и даже не высокомерный, но, скорее, истерический. Вольдемар Якуб-Макалов вновь оглянулся в направлении зрительного зала… опять, не иначе, вспомнил про доктора Нариманова. Но передумал, видимо. Решив, что и сам, и зрители-телезрители послушали эксперта в белом халате и без того достаточно. Пока достаточно…

Ну а Эдна с Девяткиной на пару подвели наконец черту под своей яростной отповедью:

— Что до ножей, — молвили они, вздыхая, — то у меня просто выбора иного не было. Я работаю в неблагополучном районе… да и вообще-то на улицах неспокойно… порой даже опасно… особенно для женщины. Так что мне оставалось делать? Как иначе защитить себя? Только вооружаться!

И когда спутница наша, еще раз глубоко выдохнув, замолчала, ведущий придумал-таки ответный ход. Причем додумался до кое-чего пострашнее, чем лишний раз ссылаться на какого-то психиатра.

— Слово предоставляется Дмитрию Мостовому, — провозгласил Якуб-Макалов, — близкому… другу подсудимой.

— Наташа! — чуть ли не в следующую секунду, подскакивая с места в дальнем ряду зрительного зала, выкрикнул почему-то прямо в камеру пресловутый Митя, — Наташа, я, честно говоря, не ожидал такого от тебя. Как ты могла поступить так со мной? Подставить? Опозорить на весь Отраженск?!

— Да пошел ты, тряпка, — нехотя огрызнулась Эдна. Но коль микрофона в пределах досягаемости не было, вряд ли ее услышал хоть кто-то, кроме нас.

— Ведь мало того, — продолжал обличать Митя, — мало того, что ты стала соучастницей преступления. Так еще твоя сегодняшняя речь… она недопустима… она просто ни в какие ворота не лезет! Ты смешиваешь с грязью своих коллег, свою работу… которой хоть я и сам не вполне доволен, но то был твой выбор, и я его уважаю. Нет, мало того: ты еще позволяешь себе… обвинять в своих бедах и неудачах других! Разве этому нас учили на бизнес-тренингах? Разве к этому призывает… ну, хотя бы Чип Гарнек в своей книге «Как стать свободным, добиться уважения и построить любовь»?! К этому, я тебя спрашиваю? А теперь вот эти ножи. Не самое лучшее решение проблем, согласись.

— Ой, да кто бы говорил, — ведущий с микрофоном хотя бы дал возможность ответить, и Наталья Девяткина не преминула ей воспользоваться, — лучшее решение, не лучшее. Сам-то тоже заступничек выискался. Помнишь… ну, хотя бы тех троих пьяных дегенератов? Они шли мимо и обложили нас обоих так, что лишний раз вздохнуть противно было. А тебе хоть бы хны. Даже не сказал им в ответ ничего.

— Каждый должен заниматься своим делом, — отрезал Мостовой с убежденностью, достойной как самого юного из пионеров, так и старейшего из большевиков, — а жандармерия на что? Которая содержится, кстати, и на наши с тобой налоги. С неадекватными же людьми разговаривать смысла я не вижу в принципе.

— Ну кто ж заставляет разговаривать, — с ехидством парировала теперь уже Эдна, — был бы хотя бы нож — глядишь, обошелся бы без разговоров.

А я за их перебранкой следил с неуместной, казалось бы, отрешенностью. Мало-помалу теряя интерес к происходящему в студии действу как таковому. Подумалось, что ведущий и вся дирекция Высшего канала любое слово, любое действие каждого из нас с дьявольской изворотливостью подают в нужном ключе. Нужном, понятное дело, не нам. Какой-то публицист из моего родного мира без обиняков признался, что его цель — не установить истину, а осудить. Той же самой цели заведомого осуждения служила каждая секунда эфирного времени, каждый звук, произнесенный перед камерой в студии «Часа с Фемидой». И даже, наверное, любой малозаметный жест. Как бы мы ни старались.