Читаем без скачивания «Гроза» в зените - Антон Первушин

Еще несколько вращательных движений левой рукой, и Мэл засек Луну. Но это была не Луна. На снаряд наплывало какое-то шарообразное серое тело с четкими очертаниями. Скворешников привычно поискал глазами, напряг зрение и обнаружил идеально круглую вмятину в ровной поверхности тела – наверное, именно ее символизировал собой малый круг на тренажере.

Руки всё сделали сами. Перекрестие левого перископа совместилось с центром круглой вмятины. Теперь – еще четыре кнопки на пульте, поджигающие ракеты коррекции. И…

Шарообразное тело вдруг прыгнуло на Мэла, словно футбольный мяч. Экран померк.

6. Малый утоп

Любая история когда-нибудь заканчивается. Но далеко не всякий способен разглядеть последнюю точку или место, где начинается новая история.

Не разглядел ее и Мэл Скворешников. Когда экран отключился, он лихорадочно принялся крутить верньеры, полагая, что столкнулся с неисправностью оборудования. Но тут «Восток» сотряс чудовищный удар. Мэла оглушило так, что он на секунду потерял сознание, потом его швырнуло на правый борт. Панель управления заискрила, свет мигнул и погас. Скворешников почувствовал, что субмарина погружается с сильным креном. Казалось, это погружение будет продолжаться вечно, и Мэл даже удивился, когда под скрежет легкого корпуса о камни она легла на дно и остановилась.

Некоторое время царила полная тишина. Потом Скворешников услышал стон и проклятия. Где-то здесь был ящик с инструментами. Тяжело ворочаясь под сильную боль в боку, Мэл нащупал в темноте ящик, откинул замки, порылся и нашел фонарик в водонепроницаемом корпусе. Включил его, посветил. Приборно-агрегатный отсек в целом выглядел неплохо, но что он без аккумуляторов? Так, груда железа…

Согнувшись, Скворешников пополз в лаз. Голова раскалывалась, правое ухо оглохло, но жить пока еще было можно. Он просунулся в кабину и замер, не веря своим глазам. Прочный корпус понизу кабины «Востока» был смят и искорежен. Деформированный металл зажал капканом ноги и часть туловища Вячеслава. Офицер, наверное, уже умер бы, но его спасло кресло, амортизировавшее часть энергии гидродинамического удара. В трещины, образовавшиеся в прочном корпусе, поступала вода. Как уцелели плексигласовые иллюминаторы, оставалось загадкой.

«Даже и не знаю, что это было, – сказал Вячеслав при появлении Скворешникова. – Похоже, на одну из наших мин налетели».

Мэл молчал, поводя фонариком. Он хоть и не стал подводником, но понимал, что дело – дрянь.

«Здесь глубина метров пятьдесят, – сказал Вячеслав. – А может, больше. Видишь, темень какая. Шансов нет. Доигрались мы с тобой, Мэл».

Он закашлялся, и на губах его выступили кровавые пузыри. Поднял свободную руку, утер губы, посмотрел на ладонь.

«Паршивое это дело умирать, – сообщил Вячеслав после паузы. – Ты веришь в бога, Мэл? А в загробную жизнь? И я не верю. Нет там ничего. Только тьма и холод… Как под водой… Или как в космосе… Но в космосе хоть есть звезды, планеты, а там и звезд нет…»

Сердце Скворешникова сжималось от жалости, но он понимал, что ничего нельзя изменить. Единственное, чем он мог помочь сейчас Вячеславу, – это не бросать его, говорить с ним. И Мэл, повинуясь доброму намерению, сказал, что очень гордится сделанным, что они вдвоем наконец-то осуществили величайшую мечту человечества, о которой писал еще Жюль Верн, – вывели рукотворный снаряд в космос и направили его на Луну.

Вячеслав кашлянул и с трудом повернул голову. В полусумраке блеснули белки глаз.

«Ты что? Ты всерьез?» – спросил он.

Мэл подтвердил, что всерьез.

«Ты думаешь, что направил снаряд на Луну? А проект “Факел”? А “Гроза”? Что ты об этом знаешь?»

Мэл молчал.

Вячеслав вдруг засмеялся, но хрипло и безнадежно. На губах снова запузырилась кровь.

«А ты ведь и вправду не знаешь ничего, – сказал он, когда приступ безумного веселья закончился. – А я думал, ты всё-таки засланец, агент. Извини тогда. Столько тебе голову морочил… Что ж, слушай правду… Ничего, кроме правды… После второй войны мы с американцами сцепились – это ты в курсе. У них были атомные фугасы. И у нас были атомные фугасы. Но ведь фугас доставить до цели нужно, американцы и придумали для этого авиацию использовать. Да ты и не знаешь, наверное, что такое “авиация”? Это такие аппараты с крыльями, но не как у птиц, а специальными, которые подъемную силу используют. Это хоть знаешь?.. И то спасибо. Самолетов до третьей войны много было, но теперь об этом не вспоминают. Потому что страшно вспоминать. Короче, их самолет с фугасом до нас долетал, а наш нет – отставали по технике. И тогда появился проект “Факел”. В самом деле, подробностей не знаешь?.. Надо же. Идея была сделать летающую пушку. Вроде твоей. Огромную такую дуру, набитую атомными фугасами. А летать она должна была в космосе и в случае войны бить по столицам и аэродромам противника. Но как ее в космос-то доставить? И придумали, как доставить. На тех же самых атомных фугасах. Под дурой установили титановую плиту-отражатель. Сбрасываешь под плиту фугас в особой оболочке – он взрывается, оболочка испаряется и толкает плиту вверх. Семь лет на нее потратили. Кучу средств и ресурсов извели. Но отправили-таки дуру в космос. Назвали “Грозой” и объявили всему миру, что если что, то покажем кузькину мать. И тут американцы сломались, не выдержали. Взлетела их авиация с передовых аэродромов в Германии и давай западную часть Союза фугасами утюжить. Идиоты, что еще скажешь?.. В первую очередь уничтожили центр управления в Мытищах. И “Гроза” осталась без команд с Земли… А спроектирована она была хитро. Как перестали команды поступать, она в режим автономного управления перешла. И принялась по программе долбать планомерно. Крупные города сровняла. Потом – аэродромы, телевышки. И даже когда война закончилась, всё равно продолжала долбать. Но уже экономно. На ней оптико-телевизионный комплекс стоит и целая связка радаров. Самолеты сечет в любую погоду. Если где что-то взлетает, удар по направлению движения и удар по столице. И даже Москве досталось. То ли система совсем свихнулась, то ли так и было задумано… Вот потому-то авиация везде запрещена… Не летаем мы больше… А ведь летали! Высоко летали!.. И астролетчики были, веришь ли? Когда прототипы “Грозы” испытывали на малых зарядах, двое до космоса добрались. И вернулись живыми! Понимаешь? Живыми! Так что всё это ложь и мракобесие, что в космос летать нельзя, что там излучение какое-то смертельное. Специально придумали, чтобы и не смели больше на небо заглядываться. А тех, кто в проекте участвовал и войну пережил, тех заткнули… А ты молодец, Мэл. Если попал в направляющую, то теперь “Грозе” конец. Нет, значит, больше “Грозы” в зените… И снова люди летать будут. Выберутся из Средневековья. И мир изменится. Только мы с тобой не увидим… Жаль, конечно, что не увидим. Но зато можем умереть спокойно… Спасли мир…»

Вячеслав утомился и замолчал. Вода прибывала, затапливая кабину.

«Иди к себе, – сказал он. – Не смотри. Всё равно каждый умирает в одиночку».

Мэл, пятясь, забрался в лаз. Ввалился в приборно-агрегатный отсек. И сел, прислонившись к стене.

Всё было ложью. От начала и до конца. И лгали ему не только охранители, но и близкие родные люди. Наоми… Лгал и Богданов. Первый и последний настоящий учитель лгал. Знал о «Грозе», знал об астролетчиках, но предпочитал лгать, рассказывая байки о пушках и перегрузках. Всё, что знал Мэл, всё из чего складывался его внутренний мир, оказалось вымыслом, фальшивкой, декорацией, построенной на чужой лжи.

Скворешников чувствовал опустошение. Наверное, если бы ему рассказали о «Грозе», которую он только что уничтожил, в другом месте, он нашел бы в себе силы принять правду, осознать ее, привыкнуть к ней. Но сил не осталось.

«Гроза»… Надо же… Дура поганая…

Вода заливала ноги. И с какого-то момента Мэлу стало всё безразлично. Мир словно отдалился, а смерть не пугала. Скворешников пытался сохранить строй мысли, но мысли сыпались, ускользали, словно речной песок между пальцев.

В ту минуту, когда холодная соленая вода подобралась к подбородку, Мэл вспомнил не мать, не Наоми и не Богданова ― он почему-то вспомнил Юрия Гагарова, первого человека, сумевшего на малой подлодке обойти земной шар и погибшего случайно, во время рядового погружения. Наверное, рассказы о секретном подводном путешествии тоже были ложью. Может быть, на самом деле Юрий Гагаров был астролетчиком. Человеком, летевшим среди звезд. Мэл не знал этого точно. Не мог утверждать наверняка. Но он надеялся. Он молча молил. Пусть этот человек, Юрий Гагаров, такой славный, не засидится в мокрой темноте. Пусть он будет одним из тех, кто видел настоящее небо, настоящие звезды и земной шар. Потому что Мэл тоже всё это видел… Жаль, что только на экране…