Читаем без скачивания Цвета надежды (в сокращении) - Сюзан Мэдисон

— Это ужасно. — Сэм взял ее за руку. — Я не знал.

— Он умирает. Наша последняя надежда — пересадка костного мозга, но мы не можем найти подходящего донора. Если Джози жива, у нас еще есть шанс спасти Уилла.

Сэм стиснул ее руку.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Может быть, вы знаете, куда она могла податься, после того как… Если она… После того шторма. С вами, судя по всему, она была откровеннее, чем со мной.

— Да, мы много разговаривали. Она говорила, что хочет убежать из дому и поселиться среди «настоящих» людей. Насколько я понимаю, для нее «настоящие» значило те, кто защищает природу, помогает друг другу и зарабатывает на жизнь собственным трудом, своими руками.

— В отличие от ее родителей.

— Вероятно. — Сэм улыбнулся. — Она мечтала поселиться в какой-нибудь общине. Если она выжила, то, возможно, решила воспользоваться случаем и доказать, что способна зарабатывать на жизнь живописью.

— Заставив нас поверить в ее смерть? — Руфь пришла в ужас. — Нет, не верю.

— Если вы решили искать ее, могу назвать несколько мест, куда она могла бы податься. Общины — это что-то из прошлого, но они существуют до сих пор. Пожалуй, правильнее их было бы называть колониями художников.

— Буду благодарна за любую информацию.

В стороне от моря взору Руфи предстал совсем другой Мэн. Дачная местность сменилась почти первобытным пейзажем. Вдоль бесконечных пустынных дорог то и дело попадались жилые фургоны и брошенные деревянные дома с блеклыми вывесками: «ПРОДАЕТСЯ». Она направлялась в крошечный поселок под названием Колбридж. «Это нечто вроде коммуны, — сказал ей Сэм. — Летом художники и ремесленники продают там свои работы. Однажды Джози ездила туда со мной. Ей там понравилось».

Руфь затормозила перед серым домом на зеленой лужайке и выбралась из машины. Здесь, вдали от моря, совсем не было ветра и казалось, воздух насквозь пропитан пылью. Она поднялась по деревянным ступенькам и позвонила. Ей открыл молодой мужчина. Руфь ощутила запах марихуаны.

— Вам кого?

Короткие волосы мужчины были неправдоподобно желтыми, ухо украшали несколько серебряных сережек; футболка и обрезанные до колен джинсы были заляпаны глиной.

— Меня зовут Руфь Коннелли, — представилась она. — Я ищу свою дочь, Джозефину.

— Почему вы решили, что она здесь?

— Года два назад она приезжала сюда, и ей здесь понравилось. Вот я и подумала, что, может быть, она здесь.

Руфь показала ему фотографию.

Мужчина покачал головой.

— Вы уверены?

— Абсолютно. А вам не приходило в голову, что, может, она не хочет, чтобы ее нашли?

— Мне хотелось бы услышать это от нее самой, — твердо сказала Руфь.

Зазвонил телефон. Пол сразу понял, что это Руфь.

— Привет! — обрадовался он. — Как дела?

— Отлично. Как Уилл?

— По-моему, ничего. Ждет не дождется, когда его заберут из больницы. По тебе скучает. — Пол помедлил секунду. — И я скучаю.

— Скучаешь?

Он не ответил. Молчание затягивалось.

— Ты откуда звонишь? — наконец спросил он. — Я звонил несколько раз.

— Остановилась выпить кофе в городишке под названием Сотой.

— Ну и ну… Как тебя туда занесло?

— Да так… ищу кое-что.

— Что ищешь?

— Долгая история.

— Ладно. Руфь…

— Да?

— Ты сейчас в чем? — Этот вопрос он часто задавал ей, когда они еще только начали встречаться. Интересно, помнит ли она?

— На мне зеленые полотняные штаны, белая футболка. И деревянное ожерелье. Четыре сердечка на кожаном ремешке.

— Правда? — прошептал он.

— Да, правда, — ответила Руфь.

По ее голосу он понял, что она улыбается.

Руфь заночевала в старинном викторианском особняке, переоборудованном в гостиницу. Долгий день безрезультатных поисков утомил ее. Она побывала в огромном множестве галерей и художественных салонов. Раз за разом она заставляла себя обращаться к незнакомцам: «Вы знаете эту девушку?» Ответом ей неизменно были пустой взгляд, или недоумение. Правда, хозяйка ремесленной лавочки на окраине Скаухигана, взглянув на снимок, сначала хотела что-то сказать, но потом вернула фотографию и принялась переставлять глиняную посуду.

— Так вы ее знаете? — не отступала Руфь. — Вы ее когда-нибудь видели?

— Боюсь, нет, — отвечала женщина.

— Но ведь вы как будто узнали ее.

— Обозналась.

Теперь, лежа в гостиничной кровати, Руфь вспоминала, как она искала дочь в прошлый раз, и благодарила судьбу за то, что сейчас у нее хватает сил не впадать в отчаяние. После завтрака она продолжила поиски, объезжая незнакомую округу. Мимо громыхали грузовики, мелькали клюквенные болота, оружейные магазины, вывески: «АНТИКВАРИАТ, ПРЕДМЕТЫ ПРИКЛАДНОГО ИСКУССТВА», рекламные щиты: «ЖИВАЯ НАЖИВКА», брошенные автомобили, лесопитомники.

К вечеру Руфь оказалась в Милпорте — городке на одном из множества узких, глубоко вдающихся в побережье заливов. Она миновала центр социальной поддержки, интернат для престарелых, несколько маленьких кафе, завлекающих клиентов пирожками с крабами и омарами, автосервис. Чуть дальше она увидела написанный от руки указатель: «Галерея Анни».

Анни.

Может быть… Неужели эта та самая Анни, которая два года назад прислала ей портрет Джозефины?

Руфь свернула на грунтовую дорогу и вскоре затормозила у небольшого магазинчика, размещавшегося в обитом вагонкой домике. В его витринах она не заметила традиционных сувениров. Вместо тряпичных кукол в кружевных чепчиках и деревянных моряков в них были выставлены картины, чаши из серебристого клена и глазурованная керамика.

Деревянный пол в магазине был ничем не застелен, стеклянные полки эффектно подсвечены. За столом с альбомами по искусству сидела женщина лет тридцати пяти в черной блузке с низким вырезом и длинной хлопчатобумажной юбке. Через плечо у нее свешивалась длинная огненно-рыжая коса.

— Чем могу помочь? — спросила женщина.

— Вы Анни Лефо?

— Да.

— Если позволите, я посмотрю работы.

Руфь медленно пошла между резными деревянными сундуками и плетеными, раскрашенными растительными красками корзинами. Одну из стен галереи занимали тканые драпировки, другие две — картины.

Это были в основном пейзажи — море, камни, лодки, старые дома на фоне серого зимнего неба. На первый взгляд — обычный товар для туристов, сувениры, напоминающие о приятном отдыхе в красивой местности. Пока не присмотришься повнимательнее. Рыбачьи суда на полотнах предназначались не для прогулок; грязные, в солярке и мазуте, они круглый год служили для нелегкого промысла. Убогие домишки были выписаны уверенно и искусно. Кладбище, перевернутая лодка, якорь, брошенный на пустынном берегу, — изображая все это, художник явно стремился запечатлеть уходящий в прошлое жизненный уклад.

Внимание Руфи привлекло одно полотно с покосившимся от времени и изъеденным солью белым мраморным надгробием. На поросшем оранжевым лишайником камне выбито: «СМЕРТЬ НЕ ВСЕСИЛЬНА». И словно в подтверждение этих слов из кучи палой листвы у подножия могильного камня пробивается одинокий белый цветок.

Руфь вернулась к выходу.

— Меня заинтересовала одна картина, — сказала она.

Женщина подняла голову:

— Какая именно?

— С могильным камнем.

Анни улыбнулась.

— Да, это отличная работа. — Она поднялась и направилась в глубь галереи. Руфь последовала за хозяйкой. — Великолепное противопоставление жизни и смерти, обещание новой весны.

— Это написал кто-то из местных?

— Да, в настоящий момент художник живет здесь.

— Автор картины — женщина?

Анни обернулась. Ее взгляд сделался настороженным.

— Почему вы спрашиваете?

— Возможно, мне только показалось, — отвечала Руфь, — но, по-моему, она отражает мировосприятие женщины.

Анни неожиданно рассмеялась:

— Верно, это творение женщины.

— Как ее зовут?

— Все работы подписаны. — Анни провела рукой по рыжей косе и сощурилась, словно кошка.

Руфь затруднилась бы определить свои чувства. Что она испытывает — гнев, нетерпение? Внимательно вглядевшись в нижний левый угол картины, она различила там две буквы: Д.О.

— Чьи это инициалы? — осведомилась Руфь.

— Дженни О’Доннелл. По-моему, вас интересует не картина, а ее автор. Хотелось бы знать почему.

Женщины пристально посмотрели друг на друга. Наконец Руфь сказала:

— Потому что мне кажется, это работа моей дочери.

— О боже! — Анни побледнела. — Вы — миссис Коннелли.

— Как вы догадались?

— Мы с ней… я была подругой Джозефины.

— Вы прислали мне ее портрет… после трагедии.

— Это было до того… Да, она утонула. Потому я и отправила вам тот набросок.

— Может, и не утонула.