Читаем без скачивания Кармические видения (сборник) - Елена Блаватская

Не теряя времени на пустые разговоры, дервиш взял кусок мела и нарисовал вокруг этой девушки круг примерно шести футов в диаметре. Затем он вышел за дверь и принес двенадцать маленьких медных ламп, которые наполнил какой-то темной жидкостью из бутылочки, что снял со своей груди. Потом он симметрично расположил лампы по окружности магического круга. Затем выломал щепку из полуразвалившейся двери, уже носившей на себе многочисленные следы подобного обращения, и, держа ее между большим и указательным пальцем, начал дуть на нее с постоянными интервалами, бормоча при этом странные, даже жуткие заклинания, пока на ней внезапно не появилась искра, хотя ничего для разжигания у него не было. Спустя несколько мгновений щепка загорелась, как сухая спичка. Тогда дервиш при помощи этого самозародившегося пламени зажег двенадцать ламп.

Во время этого процесса Татмос, сидевшая до сих пор спокойно, внезапно скинула со своих обнаженных ног желтые тапочки и швырнула их в угол, продемонстрировав нам в качестве дополнительного украшения шестой палец на каждой своей уродливой ноге. Теперь дервиш вступил в очерченный им круг, и, схватив карлицу за лодыжки, оторвал ее от пола, словно поднял мешок с кукурузой. Он оторвал ее от пола, а потом, отступив на шаг назад, опустил ее голову вниз. Она затрясла головой так, будто высыпали содержимое мешка, и движения ее были легкими и регулярными. Затем он стал раскачивать ее то вперед, то назад, как маятник, пока не достиг необходимого момента, и тут, когда она отставила одну ногу в сторону, он обеими руками ухватился за вторую и с необыкновенным усилием закружил ее в воздухе, как будто она была индийской булавой.

Моя спутница в ужасе отошла в самый дальний угол мансарды. А дервиш все продолжал кружить свою живую тяжесть, она же оставалась совершенно равнодушной к этому. Он закружил ее еще быстрее до тех пор, пока мы едва могли уловить взглядом кружащееся тело. Наверное, это длилось две или три минуты, пока он постепенно не замедлил движение и в конце концов остановился. А спустя мгновение он опустил девушку так, что она оказалась на коленях в самом центре освещенного лампами круга. Таков был способ погружения в гипнотическое состояние на Востоке, практикуемый дервишами.

И тут карлица, совершенно не замечая окружающих ее предметов, впала в глубокий транс. Ее голова и челюсть безвольно упали на грудь, глаза пристально уставились в одну точку, а вся ее внешность стала намного чудовищнее, нежели прежде. Тогда дервиш осторожно закрыл ставни на единственном окошке, и мы очутились бы в кромешной тьме, если бы не крошечное отверстие, через которое пробивался яркий луч солнца, освещающий затемненную комнату вместе с девушкой. Дервиш взял ее за голову и расположил ее так, что луч упал ей прямо на головной убор, после чего, сделав знак, чтобы мы молчали, он сложил руки на груди и, сосредоточив взгляд на освещенном месте, застыл, как каменный идол. Я тоже вперилась в это место, размышляя, что же будет дальше и как эта странная церемония поможет мне отыскать Ральфа.

Постепенно яркое пятно, как будто напитанное солнечным лучом, сконцентрировалось во всем своем великолепии в одной точке, приняв форму сверкающей звезды, посылая во все стороны лучи, как из фокуса.

Потом случился весьма любопытный оптический эффект: помещение, которое до этого было лишь частично освещено солнечным лучом, становилось темнее и темнее, в то время как звезда увеличивалась в своем сиянии, и так продолжалось до тех пор, пока нас не охватила египетская тьма. Звезда мигала, трепетала и изменялась, сперва в медленном вращательном движении, становящемся все быстрее и быстрее, с каждым оборотом ее диаметр увеличивался, и наконец мы увидели сверкающий диск. Мы больше не смотрели на карлицу, которая, казалось, растворялась в своем свечении. Постепенно достигнув наивысшей скорости, подобно тому, как это сделала девушка, когда ее вертел дервиш, движение стало замедляться и наконец превратилось в еле заметную вибрацию, очень похожую на отблеск лунного света на покрывшейся рябью воде. Потом свет на какое-то мгновение замерцал, испустил несколько завершающих вспышек и, приняв вид плотного зрачкоподобного огромного опала, остался недвижимым. Теперь диск излучал свет, похожий на лунный, мягкий и серебристый, но вместо того, чтобы освещать чердак, он, казалось, только усиливал тьму. Очертания круга были не расплывчатыми, а, напротив, резко выделялись в темноте, подобно серебристому полю.

Теперь, когда все было готово, дервиш, не промолвив ни слова и не сводя взгляда с диска, вытянул руку и, схватив меня, подтащил к себе и указал на светящееся поле. Глядя на указанное место, мы заметили, как на нем появились довольно крупные пятна, как на луне. Постепенно они сформировались в очень рельефные фигуры, которые стали окрашиваться в свои естественные цвета. Они не были похожими ни на фотографии, ни на гравюры; и меньше всего походили на образы, отраженные в зеркале, однако диск очень напоминал камею, и фигуры поднимались над его поверхностью, а затем наполнялись жизнью и движением. К моему изумлению и ужасу моей подруги, мы узнали мост, ведущий из Галаты в Стамбул, перекинутый через Золотой Рог, из нового города в старый. По нему туда и обратно сновали люди, синие воды Босфора бороздили пароходы и юркие каики. Мы видели отражающиеся в воде множество разноцветных зданий, вилл и дворцов; и вся эта картина озарялась полуденным солнцем. Она проходила перед нами, как панорама, но производимое ею впечатление было настолько ярко и живо, что мы стояли, не двигаясь, и не в силах произнести хотя бы слово. Повсюду кипела жизнь, движение, суматоха, но ни один звук не нарушал гнетущей тишины. Все было бесшумно, как сон. Это была картина-призрак. Улица за улицей, квартал за кварталом проплывали друг за другом; вот и базар, а вот его узкие, крытые коридоры, крохотные лавки по обеим их сторонам, кофейни с бодрыми турками, курящими благовонный табак; и когда они проскользали мимо нас, или мы – мимо них, один из курильщиков опрокинул наргиле и кофе прямо на другого, и тотчас же мы изумленно ощутили поток беззвучных ругательств. Так мы путешествовали вместе с изображением до тех пор, пока не подошли к крупному зданию, в котором я узнала дворец министра финансов. И в канаве позади здания, неподалеку от мечети, лежал в грязной луже в своей шелковой и испачканной попоне мой бедняга Ральф! Тяжело вздыхая и вытянув лапы, словно от жуткой усталости: казалось, что он при смерти; а рядом с ним собрались несколько жалких дворняг, которые лежали, греясь на солнышке, и изредка лаяли на мух!

Я увидела все, что хотела, хотя я не могла рассказать дервишу о собаке, и к тому же в эти мгновения меня больше охватывало любопытство, нежели какая-либо удачная мысль. Мне не терпелось немедленно уйти отсюда и вызволить из беды Ральфа, но поскольку моя спутница умоляла меня немного задержаться, я с явной неохотой согласилась. Наконец, сцена поблекла, и мисс Х*** в свою очередь заняла место рядом с дервишем.

– Я буду думать о нем, – прошептала она мне на ухо страстным голосом, которым, как правило, говорят о том, кого боготворят.

Появилась длинная полоска песка и синее море с белыми волнами, пляшущими на солнце. Затем мы увидели огромный пароход, плывущий вдоль далекого заброшенного берега, оставляя за собою молочно-белый след. На палубе вовсю кипит жизнь, все мужчины чем-то заняты; из кубрика вышел кок в белой шапочке и переднике; прохаживаются офицеры в форме, пассажиры собрались на юте, они отдыхают, флиртуют или читают. И тут появился молодой мужчина, которого мы обе узнали. Он вышел вперед и перегнулся через гакаборт. Это был он.

Мисс Х*** вздохнула, зарделась и улыбнулась, после чего снова сосредоточилась на своих мыслях. Изображение парохода исчезло; магическая луна еще несколько минут оставалась чистой. Но вот новые пятна появились на ее светящемся лике, и мы увидели, как откуда-то из глубины медленно выплывает библиотека с зелеными коврами и обоями и с книжными полками по всем четырем стенам. В кресле за столом под свисающей с потолка лампой сидел пожилой джентльмен и что-то писал. Его седые волосы были откинуты со лба назад, а вся его внешность и выражение свежевыбритого лица говорили о доброте.

Дервиш сделал быстрое движение, призывая к тишине; и вот свет на диске дрожит, но все-таки продолжает ровно светиться, и снова, во второй раз, его поверхность оказывается пуста.

Теперь мы возвращаемся в Константинополь, и из кристально чистых глубин поля показываются наши апартаменты в гостинице. Мы видим наши бумаги и книги на бюро, в углу висит шляпа для путешествий моей подруги, ее ленты свисают на стекло, а на постели лежит платье, которое она сменила перед началом нашей экспедиции. Ни одной подробности не упущено, поэтому сходство полнейшее; и, словно в доказательство этому мы не видим в своем воображении ничего необычайного. На туалетном столике лежат два нераспечатанных письма, подпись на которых моя подруга отчетливо узнала. Эти письма от ее дорогих родственников, о которых она ожидала услышать еще по приезду в Афины, но там ее постигло разочарование. Сцена постепенно стала блекнуть, и вот мы увидели комнату ее брата, и его самого, лежащего в ленивой позе; затем увидели слугу, моющему ему голову, и к нашему ужасу заметили капающую кровь. Когда мы уезжали, то оставили мальчика совершенно здоровым, но это было за час до нашего ухода. При виде этого зрелища моя спутница издала тревожный крик и, схватив меня за руку, потащила к двери. Мы присоединились к нашему проводнику и друзьям, оставшимся в том длинном помещении и поспешили в гостиницу.