Читаем без скачивания Мемуары военного фельдшера - Клавдий Степанович Баев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раненых было много. Тяжело ранило нашего дорогого «батю», командира бригады полковника Пашкова. Несколько офицеров бережно подняли израненное тело полковника и осторожно положили в только что подошедшую машину. Ранило и нашего непосредственного командира медсанвзвода, военврача морского Глущенко. Много было ранено и штабных офицеров. Кажется, был ранен и начальник штаба бригады. Были раненые и среди разведчиков. Но убитых было больше. От некоторых даже ничего не осталось. Нет больше замечательно отважного разведчика ст. лейтенанта Полещука.
Затишье наступило здесь только с появлением наших самолетов, иначе бы они еще нас бомбили.
Мне пришлось сопровождать машину с очень тяжело ранеными до медсанвзвода, который находился в селе Потанино (если только не перепутал название). В медсанвзводе я встретил в/фельдшера Алаева. От него я узнал о гибели моего друга в/фельдшера Сережи Баландина. Сергей Баландин был мой земляк. Родиной он из Звериноголовского района Курганской области. Районы разные, правда, а области одной. В военном училище мы с ним были не только в одном взводе, но и в одном отделении. И спали рядом. В общем, были хорошими друзьями, и вот сейчас его уже нет. Да, многих уже нет ребят в живых, с кем вместе пришлось закончить военное училище.
В медсанвзводе скопилось много раненых. Врачи не успевают делать операции, а раненые все прибывают и прибывают. Тяжелая профессия – быть фронтовым врачом. Иной раз сутками не отходят от операционного стола. Еле на ногах держатся. Не отойдешь, даже и закусить некогда.
Обратно я возвращался с этой самой же машиной, шофером которой был Коля Храмцов, родом из Свердловской области. Он тоже из нашей развед-роты. Когда мы вернулись обратно, бои уже шли в самой Пролетарской. Разведчиков разыскали на железнодорожной станции. Сколько тут было неотправленных эшелонов! Много. Некоторые вагоны и постройки горели, их тушили специальные пожарные команды. По всей территории станции валялись вражеские трупы. Много их здесь осталось. Здесь много, а в самой Пролетарской, наверно, еще больше.
Около вокзала лежал раненый немецкий офицер в чине полковника. Около раненого стояли наши разведчики и несколько незнакомых мне офицеров. Один из офицеров, майор, приказал мне оказать медицинскую помощь раненому немецкому офицеру. Не особенно хочется оказывать помощь врагу, но приказ есть приказ, и надо его исполнять. У немца была перебита голень. После осмотра раны я наложил жгут, а затем приготовился делать повязку. Я стоял на коленках у его раненой ноги и доставал из санитарной сумки бинты и металлическую шину, ну в общем все необходимое для такой повязки, а раненый в это время согнул здоровую ногу. Я, конечно, ничего не подразумевая плохое с его стороны, начал делать повязку. Немец изловчился и так меня двинул здоровой ногой в плечо, что я даже перевернулся и отлетел от него на порядочное расстояние. А ведь он целился, наверно, ударить меня сапогом в лицо, но промазал. Вот, гад, что делает! Когда я немного очухался после удара и с помощью разведчиков встал на ноги, с немецким офицером было уже кончено. Ну, на какой черт им оказывать помощь! Пусть подыхают, коль так делают! Нет, теперь я в этом деле ученый. Даже близко подходить к таким раненым не буду.
Мне не раз приходилось слышать уже после войны, как некоторые заявляли, что будто бы для них не было страшно на фронте. А бомбежка – это, мол, ерунда, да вообще, мол, солдат не должен ничего бояться, иначе сам не солдат, а самый последний трус. И какая, мол, разница умирать, если только придется… От бомбежки или от артиллерии, от танков или в рукопашной схватке? А мне кажется, что кто так рассуждает, он вообще не был на фронте, а просто треплется! А если бы он хоть один раз побывал под такой бомбежкой, про которую рассказывал я, то заговорил бы иначе. Мне не раз приходилось наблюдать, как ведут себя люди во время такой бомбежки. Действительно иначе даже и не заметишь, как они переживают, а иногда даже шутят. Но это совсем не значит, что они не боятся. Просто не показывают виду. А другой после бомбежки долгое время не может свернуть цигарку табаку. Трясутся руки. А, однако, в обычных боях он ведет себя не хуже других, а вот бомбежки никак не переносит.
12.Разведчики-гвардейцы
Была небольшая передышка. Вот уже три дня как бригада не участвовала в боях. И вот в один из этих дней весь личный состав бригады был выстроен на краю села, где мы находились на отдыхе.
Был зачитан приказ о переименовании нашего 6-го механизированного корпуса в 5-й гвардейский мехкорпус. Все бригады, входящие в этот корпус, стали тоже гвардейскими. А бригад было три: 51-я, 54-я и 55-я. Наша бригада 55-я. Гвардейцами стали и мы, разведчики.
Здесь же был зачитан текст телеграммы нашему «бате», комбригу 55 мотострелковой бригады полковнику Пашкову, который находился на излечении в госпитале. В телеграмме поздравляли его с высоким и почетным званием гвардейца и желали скорого выздоровления.
Наш корпус принимал участие в окружении немцев под Сталинградом, а затем громил те отборные воинские части врага, которые рвались на помощь окруженным. Выходит, корпус воевал неплохо, раз присвоили такое высокое и почетное звание – гвардейский. Не всем такое присваивают.
Расходились с песнями. Каждый был горд за свою часть. В честь такого замечательного события старшина Махиня выдал каждому разведчику больше положенных 100 грамм.
13.Бой за Атамановку
Разведчики работали всю ночь. В поиск уходили небольшими группами. Было приведено несколько «языков», которых сразу же отправляли в штаб бригады.
