Читаем без скачивания Игры над бездной - Александр Золотько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, кто тут целый консул? А кто – всего лишь повелительница шалав? Пусть каждый знает свое место.
Если она захочет с ним поговорить – пусть придет и поговорит. Или если просто захочет…
Только поднявшись на третий этаж, Стас понял, что разговаривает сам с собой. В голос, не стесняясь. Почти два года ему удавалось держать воспоминания под контролем. А сейчас…
Наверное, это поездка в Нагорный. И беседа с Максимкой.
– Долбаный язычник! – выкрикнул Стас, пытаясь найти в карманах брюк электронный ключ от своего номера. – Тварь черномазая!
Дверь открылась, Стас вошел в номер, нырнул в лиловый полумрак, заполнивший комнату до самого потолка. Успел добежать до туалета, включить свет и упасть на колени перед унитазом.
Его вырвало.
Потом еще раз, но уже желчью.
«Кофе со сливками и сахаром, – подумал Стас. – Бутерброды с сыром». Спазм снова согнул его почти пополам, но ничего не вылилось – желудок был пуст.
Стас вытер правой ладонью подбородок – липкое, мерзкое. Встал с колен. Воды в кране не было. Левой рукой набрал воды из ведра, вначале вымыл правую руку, потом – лицо. Несколько раз прополоскал рот.
Вот теперь его достало по-настоящему – из зеркала на Стаса смотрело бледное до синевы лицо, с кривящимися губами и дергающимся правым веком.
И пальцы рук дрожали.
Он ведь ничего ни от кого не хотел. И ничего не просил.
Максимка ни хрена не понял. Он не прятался ни от кого и ни от чего. И не пытался переждать трудные времена, затаившись в «Парадизе». Он просто хотел забыть кое-что…
Напрочь забыть.
И ему ведь почти удалось. Почти удалось. А теперь…
Стас замахнулся на зеркало, но в последний момент удержался – не ударил.
– Что, Стасик? – спросило отражение. – Значит, даже в истерике помнишь, что кровь останавливать нечем? Жить, значит, хочешь? И в истерике биться, и жить?
Стас провел мокрой ладонью по зеркалу, словно пытаясь стереть свое собственное отражение.
– Все мы хотим жить, – сказал Стас. – И ты тоже хочешь…
Свет мигнул и погас.
– Вовремя! – провозгласил Стас, выходя из ванной в комнату. – Я успел насладиться зрелищем двух бутербродов и чашки кофе, превратившихся в рвоту. День прожит не зря.
Он упал на кровать.
Нужно было снять с себя кобуру, рука даже потянулась к пистолету. И замерла на полпути.
«А ты уверен, – спросил себя Стас, глядя в лиловый потолок, – что не пустишь себе пулю в голову, как только пистолет попадет тебе в руки? Не уверен? Тогда лучше положи руки вдоль тела и замри. Прикинься частью этой лиловой пыльной духоты и замри. Только глаза не закрывай, – напомнил себе он. – Мало ли что тебе снова примерещится? Или, что еще хуже, вспомнится.
Например, то, что случилось потом… Что он потом видел, пока «суперсобака» преодолевала последние километры до Харькова…
– Стоп! – скомандовал Стас памяти, но, видно, в голосе не было силы. Или память окончательно взбунтовалась.
…Аристарх стоит на коленях. Перед ним два тела, мужчина и женщина. Судя по одежде и по украшениям женщины, не бедные. Аристарх вынимает из руки мужчины аппарат, тот самый, что был у него в купе. Осторожно вынимает. Стирает с корпуса кровь и пыль. Кровь – свежая, еще не застыла. Аристарх подносит камеру к своему лицу, что-то переключает.
Поворачивается, будто снимает круговую панораму. Или на самом деле решил запечатлеть дымящийся остов мобиля, окна домов с выбитыми стеклами, стены, покрытые следами от пуль и пробоинами.
На лице Аристарха странное выражение – потрясение? восторг?
Женщина шевельнулась, Аристарх опускает объектив, наклоняется к самому лицу женщины, словно хочет заглянуть в ее глаза. Мальчишка что-то говорит – Стас не слышит, что именно, но видит, как шевелятся его губы. И как шевелятся губы женщины.
Она поднимает руку с растопыренными пальцами. С них стекает кровь, мальчишка чуть отстраняется, потом, продолжая снимать левой рукой, правой нашаривает сбоку от себя обломок стены. Бетон или кирпич, Стас не разобрал.
Женщина что-то говорит, мальчишка снимает, пальцы его правой руки обхватывают камень. Взмах, удар… Камень скользит по лицу женщины, раздирая кожу на виске. Мальчишка, не прекращая съемки, бьет снова и снова. Все сильнее и сильнее, не отрываясь от камеры и не отводя объектива…
Там, в вагоне, Стас вскочил и выбежал в коридор, сжимая виски ладонями.
Здесь, в номере, он только протяжно застонал. Он видел сцену убийства почти так же ясно, как тогда. Кровь, пыль, отблеск света на объективе… Женщина замирает, камень еще несколько раз бьет ее в лицо, затем выпадает из руки Аристарха.
Мальчишка встает, оглядывается. Кажется, он видит Стаса. Точно, видит. Улыбается и подмигивает ему.
Там, в «суперсобаке», Стас бил себя кулаками в виски, бил, пока снова не увидел реальность – коридор вагона, удивленные лица Инги, Василия и Аристарха.
Инга подошла к Стасу, что-то спросила. Протянула руку к его плечу, но Стас шарахнулся в сторону и попятился.
– Я же говорил – он чокнутый! – крикнул Василий. – Отпустите цыгана!
– Заткнись, – приказал Стас и вернулся на свое место. – Все в порядке.
– Все в порядке! – выкрикнул Стас в лиловый полумрак комнаты. – Все в порядке.
– Выпей, – сказала Сандра и, приподняв голову Стаса, поднесла к его губам пластиковую чашку. – Что они с тобой сделали?
Стас глотнул обжигающее пойло. Огонь потек по пищеводу в желудок. Потом стал растекаться по всему телу.
– Все нормально, – повторил он. – Все нормально.
Глава 5
У всех троих были одинаковые глаза – стеклянные, неподвижные, словно припорошенные пылью. Цвет глаз тут значения не имел, цвет глаз был почти неопределим – зрачки расширены так, что радужки не разглядеть, так, узкие ободки вокруг черных кругов.
Пальцы всех троих шевелились, скребли по асфальту, словно руки вдруг стали жить отдельно от всего тела и пытались отползти подальше от переливающихся огней патрульного мобиля.
– Не повезло раклам, – патрульный без сплюнул, плевок ударился об землю возле ноги девчонки. – Кто-то им всучил хреновый «сон».
Обитатели квартала особого внимания на умирающих не обращали – сами виноваты, нужно было не вестись на дешевку у постороннего пушера, а покупать у своего, проверенного. Что с того, что дерет он втридорога? Зато есть гарантия.
– У кого они отраву купили? – спросил Шрайер у патрульного.
Патрульный снова сплюнул – похоже, сам он тоже успел какую-то химию принять, но на такую ерунду уже давно внимания не обращали. Парням приходится возиться с самыми отбросами, каждый день рисковать своей шкурой, так что без химии либо без выпивки обойтись никак не получалось.
Особенно в такую жару.
– А кто его знает, у кого? – лениво процедил без, обводя лучом фонарика вокруг себя. – Думаешь, кто-то скажет? Подохнут – и ладно…
Парень дернулся и застонал. Нога, обутая в рваный «бегунок», дернулась и прочертила полосу в пыли.
– Или не подохнут… – сказал второй патрульный, присевший на корточки и ощупывающий карманы пострадавших. – Имеем нож у парня, ключ… денег почти нет, мелочь…
– Эй, – раздался их темноты хриплый голос. – Это я их нашел…
Патрульный осветил сидящего на корточках возле стены «урода». В любое другое время бродяга держался бы от патрульных подальше, но сейчас чувствовал себя в своем праве – это он нашел «обознавшихся», он вызвал безов и по всем уличным обычаям имел право на имущество того из троицы, кто умрет. На все имущество, включая даже «балалайки».
– Не шуми, все тебе достанется… – успокоил «урода» без.
Патрульный ощупал затылок того парня, что лежал справа, присвистнул, ощупал затылки девушки и третьего.
– Ни хрена себе… – протянул без. – Три «балалайки»…
– Это я их нашел, – повторил «урод». – Я… Мои шмотки. И начинка из башки – тоже моя…
– А не надорвешься? – чуть понизив голос, поинтересовался старший патруля и подошел к «уроду». – С тремя «балалайками» в кармане ты и до соседнего квартала не дойдешь…
– Мое дело, – прохрипел «урод». – Я нашел, я придумаю, куда деть…
– Все, – сказал патрульный, сидевший на корточках, и отряхнул руки. – И третий подох.
«Урод» с кряхтением встал, звонко щелкнули суставы в коленях.
Шрайер вернулся в мобиль.
– И что дальше? – поинтересовался Стас.
Шрайер тронул мобиль с места, всполохи огней патрульной машины исчезли за углом.
– Так что дальше? – повторил вопрос Стас.
Он два года прожил в этом городе, но только сейчас сообразил, что ни черта не знает ни о его обитателях, ни о его законах и правилах. Об уличных правилах и законах.
Что-то он, конечно, слышал и в Гуляй-городе, но в подробности не вникал, ему это было неинтересно. Его это коснуться не могло, понятное дело. Он ведь никого не трогал, никуда не лез. И к нему тоже не лезли.