Читаем без скачивания Роковые женщины советского кино - Федор Раззаков

В тот день в доме был праздник. Отмечали день рождения мамы Шувалова, которую он только что по обоюдному согласию перевез в нашу квартиру на улице Удальцова. Наталья Николаевна по-прежнему болела и обосновалась на новом месте с дочерью, которая ее обслуживала. Предполагалось, что они вдвоем будут жить здесь, в моей «двушке», а Валерий, Павлик и я переберемся в их трехкомнатную квартиру на Народной улице. Но я одним махом разрушила эти планы. Вернулась со съемок из Белоруссии в состоянии полного умопомрачения, вызвала мужа на кухню и беспощадно выпалила:

– Обманывать тебя не хочу: я влюбилась и ухожу. Ничего не могу с собой поделать. Меня бессмысленно удерживать.

В воздухе повисла пауза, казавшаяся бесконечной. Наконец Валерий произнес, едва шевеля пересохшими губами:

– А ты подумала, что будет с Пашкой?

Сердце заныло от жалости к мужу, тревоги за сына… Но отступить, отказаться от счастья не было сил.

– Паша останется со мной. Ты можешь видеться с ним столько, сколько пожелаешь. Я виновата. Прости.

Валера не уговаривал подумать. Он не сказал больше ни слова. Молча, ссутулившись, сидел на кухне, глядя перед собой на стол, покрытый клеенкой.

Я ушла в спальню, рухнула на постель и провалилась в сон, как после тяжкой изнурительной работы.

Проспала несколько часов. Очнулась – в доме ни звука. Шувалов перевез свою мать в прежнюю квартиру да и сам куда-то исчез. Господи, какая же я все-таки дрянь! Мало того что предала Валерку, так еще и праздник хорошим людям испортила. Но что же делать, если нет сил притворяться, жить двойной жизнью?

В углу спальни валялся открытый чемодан. Похоже, пока я спала, муж хотел сложить свои вещи, да пожалел меня, побоялся разбудить. Я подняла с пола модный «батник» с остроугольным воротничком. Еще весной привезла Валерию эту рубашку из-за границы. Одна пуговка вот-вот оторвется… Я грустно усмехнулась: «Лишнее доказательство, что я была плохой женой!» Нашла иголку и принялась пришивать пуговицу. Закончила, закрепила нитку – и на прощание вдохнула знакомый родной запах…

На душе скребли кошки. В доме звенела тишина. Скоро здесь появится новый хозяин…»

Гусаков и в самом деле вскоре переехал из Минска в Москву и поселился в квартире Лужиной на улице Удальцова. Они расписались и 1 сентября 1978 года вместе повели семилетнего Павлика в первый класс.

Символично, что так некрасиво расставшись со вторым мужем, Лужина спустя год сыграла в кино роль женщины, которую до этого она никогда не играла – преступницу. Речь идет о роли содержательницы воровского притона и любовницы вора Таисии в фильме «Сыщик» (1980). Небольшая, но очень колоритная роль!

Стоит отметить, что, помимо работы в кино, Лужина была занята в нескольких спектаклях в Театре-студии киноактера, в штате которого она числилась с 1964 года.

В 80 е годы Лужина продолжала сниматься, однако в отличие от двух предыдущих десятилетий ролей в кино у нее становилось все меньше и меньше. Так, в период с 1980-го по 1985 год она снялась в шести фильмах, а в последующие пять лет картин на ее счету оказалось в два раза меньше. Тогда уже во всю шла горбачевская перестройка и многие советские актеры, еще недавно востребованные, теперь превратились фактически в безработных. В их число суждено было угодить и Лужиной, которая если и снималась, то редко, и исключительно в эпизодах (последняя главная роль в советский период у нее состоялась в 1978 году, в тот самом злополучном фильме, который развалил ее второй брак – «Встреча в конце зимы»).

На исходе горбачевской перестройки, в 1988 году, развалился и ее третий брак – с Владимиром Гусаковым.

Когда он связывал свою судьбу с Лужиной и переехал к ней в Москву, он наверняка рассчитывал, что теперь изменится не только его личная жизнь, но и творческая. Ведь в Москве находятся две крупнейшие киностудии страны («Мосфильм» и Киностудия имени Горького), а это значило, что шансов заявить о себе как о талантливом сценаристе было больше. Но все эти ожидания не оправдались. За десять лет пребывания в Москве Гусакову удалось пристроить только один (!) свой сценарий, да и тот снимать не стали, ограничившись выплатой аванса в размере 1 тысячи рублей. Так что главным кормильцем в семье была Лужина: работала в театре, а также ездила по стране с концертами и изредка снималась.

«Поскольку считалось, что Гусаков работает над очередным сценарием, я стремилась освободить его от бытовых проблем… Муж дни напролет проводил без дела и, естественно, привык к легкой беззаботной жизни. Все это я видела, но ничего не могла с собой поделать: влюблена была безумно.

Могла сорваться из гастрольной поездки, прилететь в Москву за полночь, просто соскучившись по нему. Однажды приехала, вошла в квартиру… В своей спаленке мирно сопит Паша, а наша постель нетронута, мужа нет. Обессилено опустилась в кресло. Эх, Володя, где же ты пропадаешь, с кем проводишь ночи?

Из своих нескончаемых поездок я старалась всякий раз привезти подарки для мужа и сына. Но с некоторых пор Володя перестал меня встречать. Навьюченная пакетами, я была вынуждена брать такси и добираться из аэропорта самостоятельно. Это, конечно же, было плохим знаком.

И вот в очередной раз возвращаюсь со съемок, открываю дверь своим ключом – и что я вижу? На часах всего лишь полдень, а в квартире шум и гам, на кухне курят какие-то длинноногие девицы, кругом пустые бутылки. Причем на меня никто даже внимания не обращает! Как заору: «А ну пошли все вон отсюда!» Их как ветром сдуло.

Когда квартира опустела, я обнаружила, что муж улизнул вместе с девицами. Зато оставил в качестве адвоката своего приятеля, который вкрадчиво повторял: «Ты его прости! Ну подумаешь – раз в жизни решил погулять…»

Смешно сказать: хитроумный маневр мужа удался. Когда он вернулся, я уже перегорела. Володя мягко меня приобнял: «Согласись, ты погорячилась. Ну – ведь все хорошо? Больше не сердишься?» Я так его любила, что готова была согласиться даже с тем, что розы растут на деревьях… Но ревновать я не перестала, муж постоянно давал повод…

В конце концов Володя меня все-таки бросил. Ушел к одной из тех длинноногих блондинок, что я застала в доме, вернувшись с гастролей. Когда объявил, что мы расстаемся, я цеплялась за него, плакала, умоляла: «Останься! Ты пожалеешь!» Он разжал мои руки и молча вышел. Тогда я сыпанула в дрожащую ладонь горсть таблеток. Запила водой. Жить больше было незачем…

Я не рассчитала дозу и не умерла. Но когда обморочный сон улетучился, ему на смену пришли угрызения совести: «Как я могла? У меня же сын! Если меня предали, это не значит, что и я имею право на предательство. Как посмела не подумать о Пашке»?

Придя в себя, я поняла: это возмездие. Володя оставил меня так же беспощадно, как в свое время я бросила Шувалова. Наверное, так мне и надо! Но какая мука и какой стыд…»