Читаем без скачивания Тени на чёрной воде - Надежда Храмушина

– Вы четверых убили. Я не могу даже подумать о том, что две женщины убили четверых девушек! И они не защищали свою жизнь, они не защищали жизнь своих детей, а просто хотели остаться молодыми! Элла! Да ты чудовище! Ты не человек. Если ты мне сейчас напишешь чистосердечное признание про тех четырёх девушек, я просто отведу тебя в милицию и сдам.

– А если не напишу? – Она прищурила глаза – Что, хочешь убить меня? Вижу, хочешь. Но это не просто, поверь мне, я знаю.

– А я не просто тебя убью. Я убью тебя, чтобы предотвратить новое преступление. Против твоей сестры. Я же слышал, о чём ты с Анной говорила. Тася совсем ребёнок. Ты хочешь убить одного ребенка, чтобы родить другого? И твоя подруга этого хочет?

– Просто отпусти меня, ты мне не судья. – Она посмотрела на меня, и в глазах её я увидел испуг.

Она боялась меня. И я боялся себя. Да, я не судья. Но ведь и она не судья тем, кого осудила на смерть. Теперь она предрешила нашу с ней дальнейшую судьбу. Она сломала нам жизни. И обратного пути уже не будет ни у меня, ни у неё.

– Напишешь чистосердечное, уйдёшь живой! – Твёрдо сказал я.

– Ты не сможешь меня убить, я знаю тебя. – Она попыталась встать, но я толкнул её, и она повалилась на бок. – Конечно, с женщиной можно быть таким сильным и смелым! – В тоне её уже зазвучали нотки издевательства.

Я подождал, пока вся её злость изольётся и сказал:

– Элла, твоя и моя жизнь закончилась прямо вот здесь, возле этой невысокой рябинки. Не важно, кто из нас уйдёт отсюда, но мы здесь оба умрём. Ты и меня сделаешь убийцей. Сделаешь равной тебе. Правильно мамка мне говорила, выбираешь свою половину, выбираешь судьбу. Я выбрал.

Домой вернулся я один. Половину ночи лежал без сна, приходя в себя. Да, человека убить очень непросто. Так это же человека. А ту тварь, которая думала только о своей молодости и своём счастье, оказалось убить просто. Но это не значит, что после этого можно продолжать жить, как ни в чём не бывало.

На следующее утро, только я открыл глаза, как в ворота постучали. О, ещё одна тварь пришла. Я открыл Анне ворота и пропустил в дом. Она пробежала мимо меня, видимо, с какими-то срочными новостями. Она заскочила в комнату и повернулась ко мне:

–А где Элка? Ушла что ли уже?

– На рябине болтается. – Тихо сказал я.

Она опешила, но потом опомнилась:

– Чего болтаешь! На работу уже ушла?

– Ты что, глухая? Я её повесил вчера вечером, пока вы с ней своему Тушале, или Тошале, ещё чью-нибудь жизнь не отдали.

Она сползла по косяку на пол, я присел рядом:

– Где блокнот с ритуалом?

– У Элки, в шкатулке её.

Я подошёл к тумбочке, где стояла шкатулка Эллы, открыл её и увидел на дне серый небольшой блокнот. Я достал его, положил на плиту печки, и поджёг. Анна соскочила с пола, и попыталась отобрать его, но я оттолкнул её к окну. Я только открыл рот, чтобы сказать ей, чтобы она писала чистосердечное признание, как увидел, что её глаза буквально вылезли из орбит, и она смотрит куда-то за меня, и пытается мне что-то сказать. Я обернулся и тоже весь похолодел. Прямо на плите печки стояло чёрное существо, всё покрытое обожжёнными коростами и держало дымящийся блокнот своими обрубками.

– Не твоя вещь! – Заскрипело существо – Нельзя! Не твоя! Рассказывать нельзя! Никому нельзя рассказывать! Весь твой род сожгу! И тому, кому ты расскажешь, его, и весь его род тоже сожгу! Нельзя!

Потом у меня потемнело в глазах, и когда я очнулся, возле меня не было уже ни Анны, ни этого Тошалы, и конечно, не было блокнота.

Анна уехала в тот же день куда-то к сестре, да я уже и не искал её. Блокнот забрала эта головёшка. Эллу нашли в этот же день. Все думали, что она сама повесилась, так как я с перевязанной рукой лежал дома. И соседи, оказывается, слышали не раз наши разговоры об отсутствии детей, поэтому все подумали, что она повесилась, потому что была бесплодна.

Как я жил этот год, не знаю. То дико тосковал об Элле, то валялся и выл, вспоминая всё, что она натворила, и всё, что я сам сделал. А два дня назад я увидел, что вернулась Анна. Ну вот, у меня ещё одно незаконченное дело, которое надо завершить, а потом я пойду в милицию. Так что, если у меня больше не появится записей, значит, у меня всё получилось».

Сакатов закончил читать и просто сидел, глядя в одну точку. Я тоже. Все красоты вокруг меня разом померкли, а солнечный день стал просто очередным днём. Вывел из ступора меня телефонный звонок. Звонил Илья:

– Ты что не звонишь, я же беспокоюсь! Чем вы заняты?

– Илья, мы нашли дневник человека, который убил свою жену, которая в свою очередь убила с подружкой четырёх молодых девушек, и подружка эта – и есть наша баба Нюра.

– Баба Нюра Корлеоне! – Илья присвистнул – Ладно, больше ничего пока не рассказывай, хочу ещё пожить, радуясь жизни. Завтра за вами приеду. Как только определитесь со временем, позвоните. Сакатову привет.

Я посмотрела на Сакатова, который неподвижно сидел на каменном выступе, сам похожий на каменное изваяние, а ветер перелистывал страницы дневника.

– Алексей Александрович, но ведь Анна жива! И записей в дневнике больше нет. Чтобы это значило? Да, и самое главное, чемодан Рубашина Виктора у неё!

– Да, Оля, это самое главное. Я думаю, что не он с ней разобрался, а она с ним. И детей у неё нет. Значит, блокнот тогда Тошала с собой взял. А теперь он снова у неё как-то появился, потому что она готова снова отобрать чужую жизнь и продлить свою.

– Ты думаешь, что Тошала вернул ей блокнот?

– Думаю, что да. А что, ему тоже достаются годы девушек, и, причём, не десять лет, а намного больше. Он тоже, наверное, хочет жить вечно.

– Но ведь Катя привозила сюда Дашу, в Калюткино, а не к тому месту, где река уходит под скалы, а ритуал там должен был проходить.

– А мне почему-то кажется, что этот блокнот прямо на ходу сочиняет ритуалы. Карандашиком там водит именно Тошала, с помощью таких вот Анн и Элл, и записывают они под