Читаем без скачивания Под опущенным забралом - Иван Дорба

Дража Михайлович по старым традициям четнического движения за освобождение родины от турок призывал в свои ряды патриотов, но никаких действий против оккупантов не предпринимал, как того требовали директивы эмигрантского правительства. Дража делал свое дело под опущенным забралом!

В первые же дни в Белграде и в других местах начались аресты. Тысячи людей были посажены в концентрационный лагерь на Банице, сотни сразу же расстреляны. Фольксдойче, ванчомихайловцы, усташи, летичевцы, домобранцы, баллисты, недичевская жандармерия — все занялись вылавливанием коммунистов.

Преследовались и евреи. В Белграде до прихода немцев жили 12 тысяч евреев. Немцы зарегистрировали 9145, и в первые же два месяца уничтожили 5100, остальных транспортировали в немецкие лагеря, где их постигла та же участь.

Немцы, проживающие в Югославии, получили особые права. Началось выселение коренных жителей с территорий, присоединенных к Третьему рейху. Насаждались немецкий, итальянский, румынский, болгарский, венгерский языки. Фашистские листки развернули погромную антисербскую пропаганду. Группы усташских головорезов истребляли сербов, живших в Хорватии. Католическая церковь, по совету Ватикана, потребовала обязательный переход сербов в католичество. В Боснии и Герцеговине усташи натравливали мусульман на православных, а сербские националисты занимались резней и погромами в Македонии. Венгерские фашисты расправлялись с сербами в Бачке, болгарские — в Вардарской Македонии.

4 июля в Белграде Политбюро СКЮ под руководством Иосифа Броз Тито разработало план развития партизанских операций в Сербии и дало общие указания партизанским отрядам в других областях для начала вооруженного восстания.

В начале сентября собрались в уютной квартирке Александра Гракова.

Все ждали Денисенко. Он опаздывал уже на полчаса.

— Что-то с ним стряслось, — забеспокоился Черемисов. — Лесик всегда точный!

— И Зорицы нет! — поглядывая в окно, сказал с грустью в голосе Буйницкий.

— А ты вроде в нее влюбился? Смотри, Аркашка тебе ноги перебьет, — погрозил ему весело Черемисов.

— Она ни на кого не смотрит! А вот и Лесик показался. Спешит.

Спустя минуту вошел запыхавшийся Денисенко. Он взял под руку Хованского и отвел в сторонку.

— Говори при всех, что случилось?

— Арестованы Драгутин и Зорица. Сегодня ночью их взяли на Макензиевой. Кто-то их предал. Они ведь под чужими фамилиями.

— Срочно спасти их… — заволновался Буйницкий.

— Спокойно, Николай, без паники! Кто их взял? Немцы или недичевцы? — спросил Алексей у Денисенко и, не дождавшись ответа, снова обратился к Буйницкому: — Отправляйся к ним на квартиру и выясни точно, кто их взял, когда. Поговори с соседями, которые живут от них справа. Скажи, что от меня. Иди, мы подождем. Чтоб через два часа был здесь, и поосторожней!

Буйницкий, ни слова не говоря, покинул комнату.

— Кто же мог их предать?

— Они ведь не сербы, не евреи, и никто не знает, что они коммунисты. Странно! Неужели пронюхали те русские, что живут напротив? — недоумевал Денисенко. — Но как?

— Югославия выросла из Сербии после Версальского мирного договора почти втрое, и это вскружило голову сербам. Они зазнались — роль гегемона на Балканах при низком культурном уровне интеллигенции и правящих кругов! Самомнение это, быть может, присуще всем славянам, как южным, так и западным и северным, не это ли вызвало к ним ненависть у находившихся под влиянием Австро-Венгрии хорватов и словенцев, — рассудительно начал Граков.

— Славянство держится на трех китах, — съязвил Денисенко, — на сербском «инате», польском гоноре и русском шапкозакидательстве! Этим наши враги и пользуются.

— Кончайте мировые вопросы! — резко оборвал их Хованский. — Приступим к делу. Александр, вам удалось договориться с Георгиевским? — обратился он к Гракову.

— Я поехал в Сремску Митровицу, зашел к Молчанову, и тот отвел меня к Георгиевскому. «Рад вас видеть! Вот и отлично! — встретил он меня. — Едете в Берлин? Сообщите Байдалакову, что пока я скрываюсь от немцев. Пусть он поспешит оформить наверху мне документы, чтобы я мог спокойно вернуться в Белград. Потом передайте ему вот это». И Георгиевский протянул мне вот этот блокнот. Чистый, как видите.

— Симпатические чернила! — кивнул Хованский, оглядывая со всех сторон чистые листы блокнота. — И это все?

— Все, Алексей Алексеевич! В Берлине Байдалаков передаст мне этот же блокнот, когда я буду возвращаться обратно. Если немцы даже и заподозрят что-либо и даже удастся им прочесть шифровку, то она касается исключительно русской эмиграции, в частности, генерала Скородумова и его «Охранного корпуса».

— Ну, это мы проверим! — заметил Хованский. — Когда вы предполагаете вернуться из Берлина в Белград? — И подумал: «Георгиевский тоже интересуется «Охранным корпусом». Этот «Охранный корпус» формировался из русских эмигрантов».

— Мне придется еще побывать в Гамбурге. Ведь центр нашей фирмы там. Так что не знаю… — замялся Граков.

— В Гамбурге повидайте одного человека. Поговорим вечером, — тоном приказа заметил Хованский и обратился к Денисенко: — А теперь решим с вами, Алексей Гордеевич! Мы уже со всех сторон обсасывали ваше будущее поведение. Поедете в Витебск. Там живут мать Околова — Евгения Ивановна и сестра Ксения Сергеевна. Запомните адрес — Ветеринарная, тридцать восемь. Ксения Сергеевна, как мне кажется, истинный советский патриот. Она работает врачом в больнице на Марковщине, это на окраине города, в бывшем монастыре Святого Марка. Но будьте с ней предельно осторожны. Сейчас вся Россия «ходит по кругам ада». Большевики сдают экзамен перед Историей. Мы сдаем здесь экзамен перед Советской Россией.

Хованский задумчиво посмотрел в окно, потом взял Денисенко за плечо и посмотрел ему прямо в глаза:

— Страшно, Лесик?

— Страшно, Алексей Алексеевич! И за себя, и за Россию, еще больше за эмиграцию… Зачем русским идти с немцами? Иуды! Как не понимают?!

К ним подошел Черемисов.

— Извините, что вас перебиваю, Алексей Алексеевич, выручить Зорицу нам может помочь Берендс или его мадам. Я позвоню ему по телефону, узнаю, дома ли он?

— Не надо, Жора! Людвиг Оскарович сам вот-вот явится сюда! — Алексей взглянул на свои наручные часы. — Через час. Поднимись ко мне, возьми в буфете бутылку коньяку, с вешалки плащ и шляпу и еще какую-нибудь мелочь, тащи все сюда. Берендс человек наблюдательный, пусть подумает, что я живу здесь, в этой комнате. Я иду следом.

— Ясненько! — Черемисов направился к двери. Хованский положил в карман пиджака блокнот и обратился к Денисенко и Гракову:

— Собирайтесь, ребята, не надо, чтобы Берендс вас здесь видел. Я скоро вернусь.

Он поднялся в свою квартиру, уселся за письменный стол и принялся за работу. Спустя полчаса шифровка была готова.

«9.41. Александр Граков надежен буду держать связь через него тчк Задача Берлине ближе держаться Байдалакова тчк О работе НТС в Берлине он будет сообщать вам шифр № 4 тчк Алексей Денисенко попытается проникнуть в Витебск или Смоленск и ближе держаться Околова тчк Проверит и свяжется с источником в Витебске тчк Привет Огюсту тчк Иван № 2».

Потом подошел к стоявшему у окна на высоком столике микроскопу, вынул из кармана блокнот, который ему передал Граков, и прочитал по незаметным для простого взгляда вмятинам на бумаге:

«Начало сентябрь сорок первый шифр № 1 по Гумилеву «Черный жемчуг» Маг».

Далее шли цифры.

Алексей все тщательно переписал. «Вечером постараюсь расшифровать этого «Мага» — Михаила Александровича Георгиевского. А «Черный жемчуг» Гумилева у меня где-то есть. Генсек Георгиевский, наверное, пользуется шифром, о котором мне говорил Чегодов, или шифрами, которыми снабжает своих «офицеров революции», когда их перебрасывает через кордон Георгий Околов. Куда все-таки девался Чегодов? И что с ним произошло? Почему он сам не явился к нашим властям? Зачем пытался перейти из Буковины в Румынию? Зачем ему было бежать из ДПЗ? Не могу поверить, что он меня обманывал! Честный, неглупый парень. Ох, эта эгоцентристская принципиальность! За него мне еще достанется! Подпольная типография НТС осталась где-то в Кишиневе. Хорошо хоть наши рацию захватили. А то бы мне вообще перестали верить!» И направился обратно в квартиру Гракова, куда с минуты на минуту должен был прийти Берендс.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПОДСЛУШАННАЯ БЕСЕДА

Они ненавидят врага ненавистью, которой можно плавить сталь…

1

Людвиг Оскарович вошел в комнату, шевеля пшеничными бровями, кланяясь и приговаривая: