Читаем без скачивания Пешком через Ледовитый океан - Уолли Херберт

Питер и его жена Имангуак перестали относиться к нам критически, и у них не возникало никаких сомнений (или по крайней мере они не высказывали их) в том, что мы будем готовы к выходу в путь 26 февраля. Гораздо более характерными типами эскимосов по этническим чертам и темпераменту были Каунгуак и его жена Нивикингуак, которые должны были присоединиться к нам в Сьорапалуке, поселке, отстоявшем в двух днях пути к западу от Канака. При посредстве Орлы Саннборга мы договорились, что четверо этих эскимосов будут сопровождать нас до фьорда Александры на западной стороне пролива Смит; они должны быть нашими проводниками и охотниками и на своих нартах везти часть нашего продовольствия. Мы обязались заплатить Питеру и Каунгуаку по 90 долларов каждому – сумму отнюдь не чрезмерно высокую, даже если принять во внимание, что они все равно собирались пересечь пролив Смит для предстоящей сезонной охоты на белых медведей.

Первоначально мы намеревались отправиться из Канака 8 февраля – за десять дней до появления солнца на этой широте; однако нам пришлось на несколько недель отложить выход в путь, чтобы заснять на кинопленку ритуальные танцы и праздничное веселье, которыми, по нашим предположениям, должно было быть ознаменовано окончание полярной ночи. Но нас ждало разочарование. Эскимосы не особенно веселились, когда за четыре месяца солнце впервые показалось над южным горизонтом, и, насколько нам было известно, ни один эскимос не лег спать в этот день позже обычного.

А в 2 часа дня 25 февраля мы всерьез принялись за разборку своей хижины, и меньше чем через два часа она бесформенной грудой лежала на земле. При разборке хижины и уборке мусора у нас не было недостатка в помощниках, немало оказалось и просто зрителей; однако в 7 часов вечера все эскимосы разошлись и упрятались в свои маленькие деревянные хижины.

Но на следующий день рано утром они снова явились, боясь упустить случай посмотреть на этих трех «краслунов» (то есть людей с юга, стоящих ниже, чем «иноуиты» – настоящие люди, эскимосы), одетых по-эскимосски в штаны из меха белого медведя, в камики и в огромные парки из шкур северного оленя. Стараясь всячески не привлекать к себе внимания, мы с двумя своими нартами, на которых было по 900 фунтов груза, вышли на морской лед. У нас были с собой фотографические аппараты, магнитофоны, радиопередатчики, корм для собак, продовольствие для людей, большое количество топлива, так как во время перехода до острова Элсмира нам доведется испытать температуры значительно ниже минус 45° С. Мы тащили с собой лагерное оборудование и такой разнообразный ассортимент одежды, что можно было не страшиться любых климатических условий, какие могли встретиться к северу от тропика Рака. Едва ли столько груза мы тащили когда-нибудь раньше, отправляясь в санные путешествия. К тому же значительное количество нашего имущества тащила великолепная собачья упряжка Питера Пири.

Но у нас почти не было другого выхода. Лежавший перед нами путь в 1500 миль был длинным на любой взгляд, а на пути нам встретятся только два населенных пункта, где мы сможем пополнить запасы продовольствия из заранее подготовленных складов. Да, груз небывалый. Если бы нам пришлось возвращаться с этим грузом с полдороги, это было бы позором и мы испытали бы финансовые затруднения, слишком неприятные, чтобы даже подумать о них.

Мы почувствовали небывалое облегчение, когда начали наконец наш поход. Теперь наши нарты двигались к западу, и только что прожитая зима казалась нам каким-то беспокойным сном, пантомимой колоритных фигур, действовавших в обстановке слишком нелепой, чтобы принимать ее всерьез. Прошло несколько часов, прежде чем я ощутил холод и почувствовал себя очень неуютно. Скрип нарт был столь убаюкивающим, а поверхность морского льда такой ровной, что я погрузился в сны наяву, от которых очнулся, лишь когда передние нарты свернули к берегу и остановились.

Ночь мы провели в маленькой хижине для путешественников и на следующее утро двинулись в Сьорапалук. Путь был легкий, погода не слишком ветреная. Когда мы добрались до поселка, то были очень голодны, но нас там не накормили. Все отнеслись к нам довольно дружелюбно, но и на следующее утро нам не предложили поесть. Проснулся я рано от голода. Однако хозяева и сами целый день ничего не ели, и, когда наконец наступил вечер, они подогрели кусок тюленьего мяса, которого едва хватило бы, чтобы насытить одного здорового взрослого человека, не говоря уже о том, чтобы накормить полную хижину эскимосов и вдобавок трех прожорливых европейцев.

Первый день в Сьорапалуке мы посвятили проверке нашего снаряжения и распределению его на трое нарт. Даже за время короткого перехода от Канака стало очевидно, что наши нарты довольно узки, неудобны для перевозки таких громоздких грузов, и я решил купить третьи, эскимосские нарты и переложить часть груза на них. Из Канака мы вышли с двадцатью двумя собаками; я купил еще трех, заплатив за каждую по пятнадцать долларов.

Утром 1 марта Роджер, Питер и Имангуак вышли раньше Аллана и меня: мы условились, что встретимся дальше на побережье в крошечном поселке из трех хижин, носившем название Неки. Аллан и я снимали эскимосов двумя кинокамерами, когда они готовились в путь. После их отправки мы занимались приведением в порядок третьих нарт. Я уже трижды видел пьяных эскимосов – 1 декабря, 1 января и 1 февраля. По установленной системе нормирования, жителям округа Туле (включая датскую администрацию и британские экспедиции) полагается на человека одна бутылка крепких спиртных напитков или две бутылки вина, или двадцать маленьких бутылок пива в месяц.

В полдень я шел по поселку со старым охотником Инутасуаком, в юности путешествовавшим с Эдвардом Шеклтоном. Он спешил, тонкий луч света от его электрического фонарика ни на мгновение не дрогнул. Старик ни разу не поднял глаз. Он был возмущен своими пьяными односельчанами и стыдился того, что я был свидетелем слабости «иноуитов» (настоящих людей). «Выпивка и эскимосы – нехорошо, нехорошо, нехорошо», – твердил он. Когда-то Инутасуак восхищался решительностью Эдварда Шеклтона и получал огромное удовольствие от общения с ним. В маленькой хижине, стоявшей в стороне от поселка и так занесенной снегом, что я, споткнувшись, очутился в ведущем к двери туннеле, прежде чем сообразил, где мы находимся, он показал мне свои драгоценные реликвии: экземпляр книги «Юг» с автографом, в которой описана экспедиция Эрнеста Шеклтона на «Индьюренсе», и множество фотографий, снятых во время путешествий Инутасуака с сыном Шеклтона.

Инутасуак рассказал мне также о проходе Свердрупа, а его схематические карты подтвердили сообщение Кука относительно длинного пологого подъема от вершины залива Флаглер по замерзшему руслу реки. Он сказал, что, после того как я миную водораздел, мне придется сделать крюк к северу, так как ледник преграждает речную долину, спускающуюся к заливу Айрен. Об этом же леднике упоминают и Свердруп, и Кук, но ни один из эскимосов, виденных нами в Канаке, почему-то ничего не говорил о нем.