Читаем без скачивания Путы любви - Сюзан Таннер

– Я возражаю против того, что ты называешь своими правами, но нет причин, чтобы что-то скрывать от тебя. У меня нет ответа от твоего брата, но я и не ожидал скорого ответа. Он искал помощи вашего короля, ему отказали. Генри ищет большую выгоду, чем благосклонность лорда, живущего у границы.

– Это несправедливо, – вспыхнула она. – Бранн служит Генри верой и правдой и не заслуживает такого безразличного отношения!

– Ты возмущаешься из-за него или из-за себя, дорогая? Может быть, ты злишься из-за того, что король не считает твое заточение достаточной причиной, чтобы рисковать своими планами, которые он так тщательно строил?

– Будь ты проклят! – Голос у нее был низким. Дара замолчала, но и в молчании чувствовалось, что она взбешена. Она смотрела на Лаоклейна потемневшими от гнева глазами. В глубине этих карих глаз он видел вызов, который она бросала ему.

– Несомненно, ты вновь презираешь мои манеры, но и твои не всегда совершенны, не так ли, дорогая? Но правда не всегда укладывается в общепринятые нормы.

– Ты оскорбляешь слово «правда», мой господин. Меня не волнует, что Генри думает о моем положении. В отличие от тебя я никогда не испытывала королевской благосклонности. Но Бранн предан ему и стоит того, чтобы Генри обратил на него внимание.

– Ты спешишь защищать своего брата, а он, кажется, медлит встать на твою защиту. Ему известны мои требования.

– Если он затягивает с этим, значит, есть причина. Может быть, у него нет сейчас золота, которое ты требуешь. Или, – добавила она мрачно, – он ищет другой путь к моему освобождению. Его сила в его собственном праве!

Лаоклейн перестал приманивать ее и играть с ее чувствами. Он ответил:

– Ему следует принять во внимание то, что, откладывая решение, он рискует твоей честью… и твоим целомудрием.

Дара вскочила, дрожа. Она была мертвенно-бледной.

– Ты запугиваешь, Макамлейд?

– Я предупреждаю тебя, моя дорогая.

Он сидел неподвижно, когда она пересекла комнату и рывком открыла дверь. Она остановилась в дверях и сказала спокойным голосом:

– Твоя жизнь станет ценой моего целомудрия, милорд.

Когда она закрыла за собой дверь, он, прислонясь к спинке стула, начал внимательно рассматривать тусклую поверхность стола. Дара открыто бросала ему вызов, а защитой ей служили лишь ее ум и мужество. Не многие девушки осмелились бы на такой шаг.

Жребий брошен. В течение всех последующих дней Дара не сомневалась, что только время отделяет ее от встречи с Макамлейдом. Он ясно дал это понять. К счастью, приближался день свадьбы Ниалла, и она перестала быть в центре внимания. Однако у нее не было желания стать предметом любопытства незнакомых людей, и она пылко высказала свои чувства Лаоклейну.

Дункан согласился с ней, хотя у него были свои причины, совершенно отличные от ее.

– Девушке из семейства Райландов не место на свадьбе Макамлейда и Кермичил, представителей двух хороших шотландских родов. Своим предложением ты оскорбляешь род Кермичилов!

Лаоклейн был непреклонен.

– Девушка поедет с нами, Дункан, и больше об этом я не хочу слышать. Не говори больше ничего! Я принял решение, терпи.

Для Лаоклейна вопрос был решен, но Даре повезло меньше. Она должна была жить не только со своим собственным растущим страхом, но и со скрытым злобным ворчаньем Дункана. Своим острым языком он намекал на ужасные последствия. Дара знала, что они маловероятны, но все это едва ли успокаивало ее и без того расшатавшиеся нервы. Она стала избегать его еще больше и была благодарна за то, что он тоже к этому стремился.

Время свадьбы наступило слишком быстро, так ей, по крайней мере, казалось.

С той самой минуты, когда они прибыли в замок Кермичил поздно вечером за два дня до свадьбы, Дара привлекла к себе особое внимание. Лаоклейн был загадочным, но он отомстил ей. Не изображая ни преданного обожателя, ни тирана-надзирателя, он, тем не менее, смог создать впечатление, что полностью владеет Дарой, ее душой и телом.

Взгляды, которыми обменивались люди вокруг нее, хихиканье, прекращавшееся при ее приближении, – по всему этому она понимала, в каком свете предстает перед людьми.

По дьявольскому свету в глазах Лаоклейна, по его удовлетворенному виду Дара знала, что он разбирается в ситуации не хуже, чем она. За ее неповиновение он назначил немалую цену.

За всю свою жизнь Дара не чувствовала себя так одиноко, как здесь, в этом замке, переполненном самой высокой шотландской знатью. Ее не избегали. Наоборот, она вызывала любопытство. Ей бы самой больше пришлось по душе уединение. Ее страдание было вызвано ее известностью. Дару нельзя было обмануть, она знала, что любой из них видит в ней только варваров Райландов и ничего больше. Кервин написал свое имя кровью на этих землях, а никто не ставил под сомнение семейные связи. У тех нескольких людей, кто мог бы сделать пребывание Дары более приятным, не было времени для этого. У Анны все время было заполнено, у нее даже не хватало времени на бесконечно продолжавшиеся пиршества и развлечения. У Ниалла было то же самое. Криг разделял со своим отцом роль хозяина. А Лаоклейн все время играл в свою дьявольскую игру.

Рано утром в день свадебной церемонии Дара встала с измятой кровати, на которой она спала вместе с Летой. В большой комнате стояли еще две кровати, на которых спали тоже по двое. Огонь выгорел до тлеющих угольков. Хотя ей было холодно одеваться, она не стала вновь разжигать огонь. Сделать это – значит разбудить других, а ей очень хотелось побыть одной. Без сознательного намерения она прошла в часовню, уже готовую для столь важного события. Множество красивых восковых свечей, дорогая, вышитая золотом ткань на алтаре.

Когда Дара опустилась на колени перед святым алтарем, на ее лице, должно быть, отражалось напряжение от желания вспомнить забытые молитвы. Когда она встала, она увидела, что вошел священник, отец Клариус. Он обратился к ней, видя ее усилия.

– Твои молитвы для тебя бремя, дитя мое? Я наблюдал за тобой в течение двух утренних месс и видел, что покой не снизошел на тебя.

– Мне нет покоя. У меня нет ни веры, ни молитв, которые, прочитай я их, были бы услышаны.

– Тогда это твоя вина.

Отец Клариус пододвинулся и сел на жесткую скамейку, рукой приглашая Дару сделать то же самое. Не обращая внимания на ее нежелание, он продолжил:

– Я слышал твою историю, Дара Райланд. Я сочувствую тебе. Эти набеги ужасны. Я боюсь, они будут продолжаться, несмотря на все попытки прекратить их. В пограничных походах господствует насилие, оно воспитывается в людях. Все же, – голос его стал строгим, – какие бы страдания ты не переживала, твоя вера должна быть твердой, а молитвы должны с готовностью приходить в твое сердце. Если этого нет, то это твой недостаток. Если хочешь, можешь мне исповедаться.