Читаем без скачивания Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Джеймс Купер

– Из них, Зверобой, я узнала историю своих родителей. Вы, надеюсь, охотно простите дочь, что она слишком долго занималась подробностями, которые объясняют судьбу ее матери. Очень жалею, что я так долго заставила вас ждать.

– Не беспокойтесь об этом, Джудит: я привык не спать по ночам. Вы прекрасны, Джудит, и всякий, конечно, смотрит на вас с удовольствием, но признаюсь, что не слишком приятно видеть, когда вы плачете так долго. Слезы, говорят, не убивают женщин и даже приносят им некоторую пользу, но, во всяком случае, мне гораздо приятнее смотреть на ваши улыбки, чем на слезы.

Это галантное замечание было вознаграждено ласковой, хотя и печальной улыбкой, и девушка попросила своего собеседника закончить осмотр сундука. Поиски по необходимости заняли еще некоторое время, в течение которого Джудит собралась с мыслями и снова овладела собой. Она не принимала участия в осмотре, предоставив заниматься им молодому человеку, и лишь рассеянно поглядывала иногда на различные вещи, которые он доставал. Впрочем, Зверобой не нашел ничего интересного или ценного. Две шпаги, какие тогда носили дворяне, несколько серебряных пряжек, несколько изящных принадлежностей женского туалета – вот самые существенные находки. Тем не менее Джудит и Зверобою одновременно пришло на ум, что эти вещи могут пригодиться при переговорах с ирокезами, хотя молодой человек предвидел здесь трудности, которые не столь ясно представляла себе девушка.

– Теперь, Зверобой, – сказала Джудит, – мы можем поговорить, как высвободить вас из плена. Я и Хетти с удовольствием готовы предложить за вашу свободу все, что только есть в этом сундуке.

– Это очень великодушно с вашей стороны и по-женски. Слыхивал я, что женщина не любит останавливаться на полдороге: если она почувствует к кому-нибудь истинную дружбу – все вещи для нее нипочем и она готова жертвовать ими в пользу друга. От всего сердца благодарю вас обеих! Но этого, к несчастью, никак не может случиться по двум главным причинам.

– Какие это причины, Зверобой, если я и Хетти готовы пожертвовать всем нашим имуществом за вашу свободу?

– Прекрасная мысль, Джудит, нечего сказать: но на этот раз она совсем ни к чему. Минги, вероятно, охотно согласятся принять от вас все, что в этом сундуке, но это предложение ничем не будет вознаграждено с их стороны. Что бы вы сказали, Джудит, если бы кто-нибудь вздумал объявить, что вот за такую-то цену он отдает этот сундук в полное ваше распоряжение?

– Да он и без того в полном моем распоряжении. Нет надобности покупать за деньги свою собственность.

– Однако минги думают не так. По их понятиям, все ваше имение принадлежит им, и они не захотят купить ключа от этого сундука.

– Понимаю вас, Зверобой. Но это озеро все-таки наше, и мы можем держаться в своем доме до тех пор, пока не прибудет из Колонии военный отряд. Если притом вы останетесь с нами, мы будем в состоянии выдержать продолжительную осаду. Неужели вы намерены непременно отдаться в руки этих дикарей?

– Если бы это сказал мне Гарри Непоседа, я бы не был изумлен, так как знаю, что он не способен понимать чувства и мысли честного человека. Но вы, Джудит, не то что Генри Марч, и я прошу сказать мне по совести: неужели вы не перемените обо мне своего мнения, как о честном человеке, если я решусь не сдержать своего слова?

– Ничто на свете не заставит меня переменить о вас мнения, и я убеждена, что вы навсегда останетесь самым честным, благородным и правдивым человеком.

– Ну так и не принуждайте меня забыть обещание, данное гуронам. Отпуск – долг чести как для воина, так и вообще для всех людей, в каком бы положении они ни были. Стыдно мне будет показаться на глаза старику Таменунду и всем моим делаварским друзьям, если я опозорю себя низким вероломством. Надеюсь, Джудит, вы легко это поймете.

– К несчастью, вы правы, Зверобой, – отвечала печально Джудит после минутного размышления. – Человек, подобный вам, не может и не должен поступать, как бесчестный эгоист. Вороти́тесь в ирокезский лагерь: я не стану больше отговаривать вас. Действуя по совести, вы, по крайней мере, не станете думать, что Джудит… и вот, я не знаю теперь, какую фамилию присоединить к этому имени.

– Отчего же это? Хаттер был вашим отцом, и фамилия Хаттера должна остаться за его дочерьми.

– Ни я, ни Хетти не можем больше, да и не захотим называться девицами Хаттер. Притом его настоящая фамилия не Хаттер.

– Это очень, очень странно, и я никак не могу вас понять. Старый Хаттер – не Хаттер, и его дочери – не его дочери! Что это значит? Томас Хаттер не был Томасом Хаттером, его дочки не были его дочками. Кто же такой Томас Хаттер, и кто такие его дочки?

– Разве вы никогда не слышали сплетен о прежней жизни этого человека? – спросила Джудит. – Хотя я считалась его дочерью, но эти толки доходили даже до меня.

– Не отрицаю, Джудит, нет, я этого не отрицаю. Как я уже говорил вам, рассказывали про него всякую всячину, но я не слишком легковерен. Хоть я и молод, но все-таки прожил на свете достаточно долго, чтобы знать, что существуют двоякого рода репутации. В одних случаях доброе имя человека зависит от него самого, а в других – от чужих языков. Поэтому я предпочитаю на все смотреть своими глазами и не позволяю первому встречному болтуну исполнять должность судьи. Когда мы странствовали с Гарри Непоседой, он говорил довольно откровенно обо всем вашем семействе. И он намекал мне, что Томас Хаттер погулял по морю в свои молодые годы. Полагаю, он хотел сказать этим, что старик пользовался чужим добром.

– Он сказал, что старик был пиратом, – так оно и есть, не стоит таиться между друзьями. Прочитайте это, Зверобой, и вы увидите, что Непоседа говорил сущую правду. Томас Хови стал впоследствии Томасом Хаттером, как это видно из писем.

С этими словами Джудит с пылающими щеками и с блестящими от волнения глазами протянула молодому человеку газетный лист и указала на объявление колониального губернатора.

– Я не умею ни читать, ни писать, – возразил Зверобой, улыбаясь. – Мое воспитание началось и окончилось в лесу: единственною книгою для меня были озера, деревья, гром, бури и ненастья. Только эту книгу, исполненную дивных тайн и глубоких познаний, я и умею читать.

– Извините, Зверобой, я совсем забыла об образе вашей жизни и не имела ни малейшего намерения вас обидеть.

– Меня обидеть? Да разве попросить меня прочитать что-нибудь, когда я не умею читать, – значит оскорбить меня? Я охотник, а теперь, смею сказать, понемногу начинаю становиться воином, но я не миссионер, и поэтому книги и бумаги писаны не для меня. Нет, нет, Джудит, – весело рассмеялся молодой человек, – они не годятся мне даже на пыжи, потому что ваш замечательный карабин «оленебой» можно запыжить лишь кусочком звериной шкуры. Иные люди говорят, будто все, что напечатано, – это святая истина. Если это в самом деле так, то, признаюсь, человек неученый кое-что теряет. И тем не менее слова, напечатанные в книгах, не могут быть более истинными, чем те, которые начертаны на небесах, на лесных вершинах, на реках и на родниках.