Читаем без скачивания Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

Она поняла, что счастлива. Так, наверное, счастлив соловей, захлебывающийся дивными руладами; рыцарь смотрел во все глаза.

— Проклятый, проклятый! Жирный паук, поганый гад, паршивая сволочь! Околеешь, скоро околеешь, в блевотине своей захлебнешься, жди!!

Наконец, она выдохлась. Всхлипнула, бессмысленно улыбнулась; села в развилку корней и заплакала навзрыд.

— Все страшное позади, — шепотом сказал рыцарь.

Илаза плакала.

— Госпожа, с тех пор как отряд, посланный вашей матушкой… Видите ли, нельзя осуждать людей, отказавшихся идти в этот лес…

Илаза подняла на него заплаканные глаза; а ведь он молод. Даже моложе, чем показалось ей с первого взгляда.

Рыцарь позволил себе ободряюще улыбнуться:

— Гибель стольких людей… Дело в том, что справиться с подобным… существом… под силу лишь… А нас… Таких как я… слишком мало…

Он вложил оружие в ножны и стянул правую перчатку; ухватившись за предложенную руку, Илаза ощутила жар его ладони.

Потом в ее памяти случилось помутнение.

Игар… Какая-то мимолетная мысль об Игаре. И мимолетное же удивление: то, что когда-то казалось главным… теперь где-то в стороне, на обочине. Игар…

И мать. Черное бархатное платье, покатые плечи… Ведь если она свободна, если рыцарь освободил ее… то возвращаться следует к матери. В дом, где умерла Ада…

Рыцарь что-то говорил, она не отвечала. Под ноги лезли корневища и пни — опираясь на рыцареву руку, она выбралась наконец на некое подобие дороги, проложенной еще Кареном и его несчастным отрядом. Рыцарь сожалел об утрате коня и предлагал взять ее на руки — она тяжело мотала головой; перед ее лицом кружились две плодовые мушки, вились по спирали, тут же, в воздухе, спаривались…

— Воды, — попросила она жалобно.

Рыцарь снял с пояса баклагу; она пила, процеживая воду сквозь зубы, и смотрела, как рыцарь проламывает для нее проход в колючем кустарнике. Трещат, подаваясь, ветки… ложатся под ноги, ломаются, умирают…

Потом рыцарь исчез.

Илаза сидела, выпучив глаза; вода стекала у нее по подбородку. Рыцарь пропал, как видение, его и не было вовсе, это иллюзия, сон…

Она поперхнулась. Закашлялась так, что на глаза навернулись слезы; с трудом отдышалась, тяжело поднялась.

Иллюзия… Не сходит ли она с ума? А что это у нее в руках — фляга?! Фляга-то откуда взялась…

Шаг. Еще шаг. Медленно распрямляется недоломанная рыцарем ветка.

Посреди кустарника зиял круглый, правильный провал — как отверстие бочки. Илаза закусила губу до крови; изнутри яма тоже напоминала бочку, только стены ее были выстланы, как войлоком, мягкой белесой паутинкой, а дна — дна и вовсе не было видно…

— Истребители чудовищ, — наставительно сказали у нее над головой, — проводят жизнь в изнуряющих упражнениях… Их реакция превосходна, их тело вышколено с детства. Некоторые из них берут деньги за свой труд — но большинство предпочитают чистую, незамутненную золотом славу… И еще — все они, как правило, самонадеянны. А скруты коварны, Илаза, ох как бессовестно коварны скруты, самому, право же, противно… И я получу свою Тиар. И ты не спалишь этот лес и не вспорешь мне мое гнойное брюхо.

Она икнула. Сжала зубами палец; вскинула голову — от горделивого жеста заболела шея:

— Подло… Подло! Кто не в состоянии победить в честном поединке… честным воинским искусством…

— Я презираю воинское искусство, — глухо сказали у нее над головой. — В особенности наемное. В особенности платное; если бы наш истребитель геройствовал за деньги… он бы не умер так легко. Но он бескорыстен и потому умер мгновенно; Илаза, кто знает, как умрешь ты?..

По колючей ветке измятого кустарника ползла, непристойно выгибаясь, многорукая зеленая гусеница.

Глава десятая

С наступлением осени Аальмар уехал снова.

В утешение учитель принес своей бывшей ученице давно обещанную книгу — «Хроники древних полководцев», и, к неудовольствию скучающей Лиль, девочка просиживала над желтыми страницами целые дни напролет.

Древние полководцы, суровые и благородные, представлялись ей с лицом Аальмара; она читала об осадах и битвах, описанных возвышенно и красиво. Ей не приходило в голову соотнести эти захватывающие описания с тем полем боя, на котором они с Аальмаром когда-то искали мертвую куклу. Она специально старалась над этим не задумываться — иначе «Хроники…» невозможно было бы читать.

В один из дней за воротами послышались голоса и лошадиное ржание, а затем в створку размеренно постучали — трижды. У девочки заболело сердце — точно так же начинался ее повторяющийся страшный сон, в котором всадники привозили на двор изрубленное тело Аальмара; преодолевая страх, она вышла на крыльцо вслед за прочими возбужденными домочадцами.

С первого же взгляда сделалось ясно, что ее страхи напрасны. Приезжие не были людьми Аальмара — это были степенные, богато разодетые, внушительного вида незнакомцы, с которыми, однако, Большая Фа поздоровалась тепло, как со своими.

Гости проследовали в дом, сопровождаемые старшими хозяевами; молодежь была оставлена в неведении. Новая поросль детишек, и среди них двухлетний племянник Вики, окружила пышно разукрашенный экипаж; девочка ушла в дом, и здесь, на лестнице, выяснилось, что Лиль боится:

— Фа… говорила… матери… Они же все такие… кто из них?!

Девочка никак не могла сообразить. Переводила глаза с дрожащей Лиль на угрюмых парней. Ждала объяснений.

— Мать говорила… — на кончике носа у Лиль дрожала слеза. — Мать говорила, что, мол, пора… Возьмет, мол, хороший человек не из нашего края… Я, дура, не слушала, думала, что это потом… А если б сразу в ноги кинулась — может, и умолила бы…

— Таки дура, — невозмутимо заметил Йар. — Нет, ну почему девки такие дурные, ты, что ли, состариться хочешь в родительском доме? Или ты видела где-нибудь женщину без мужа?

Лиль закрыла лицо руками.

Девочка почувствовала необходимость вмешаться. Ну хоть что-нибудь сказать.

— А с чего вы взяли, что жених? — очень натурально удивилась она. — Может быть, и нет, а просто по делам?

Лиль беззвучно рыдала. Парни взглянули удивленно: считалось, что девочка говорит глупости достаточно редко.

В этот момент отворилась дверь гостиной; мать Лиль, нестарая еще женщина с необычно ярким румянцем на круглых щеках, сделала вид, что не замечает состояния дочери. Крепко взяла ее за руку, повела куда-то наверх, во внутренние покои: