Читаем без скачивания Собрание сочинений в десяти томах. Том 4 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дни проходили в Пальнике незаметно, быстро, казались короткими, утверждая в мысли, что так пробежит и вся жизнь. Бжозося вздыхала, молилась, чувствовала потребность поворчать и недостаток чего-то посреди этого затишья, чего не могла еще найти.
В этот-то милый уголок однажды утром втерся непрошеным гостем пан Моренговский со множеством поклонов и улыбок, удивленный и оробевший перед неожиданно встреченным великолепием. Один взгляд на Вацлава объяснил ему, с кем он имеет дело. Он начал с лошадей, которых продавал.
— Лошадей мне, действительно, нужно, — сказал Вацлав, — но так как я решительно не знаю в этом толку, то поручил покупку моему помощнику и управителю имения.
Сбитый с толку, Моренговский сказал, что он обратится к поверенному, но приглашенный сесть, сел и стал разговаривать. Между людьми, которых ничто не связывает, у которых нет ничего общего и быть не может, разговор обыкновенно бывает страшнейшим мучением: один из разговаривающих становится непременно жертвой; здесь участь эта пала на хозяина, принужденного выслушивать остроумные рассказы о процессах и администрациях, которыми жил пан Моренговский. Хотя он и чрезвычайно часто повторял свое: лишь бы без обиды другим, — из рассказов этих можно было, однако же, узнать человека, который не руководился слишком строго совестью. Вацлав чувствовал отвращение к этому господину, но из вежливости молчал. От слова до слова дошло до Пальника и Вулек, наконец до Цемерни, и Моренговский стал необыкновенно хвалить ее.
— Вот вы обделали бы золотое дело, если б, хоть за дорогую цену, приобрели ее от дяди!
Вацлав по какому-то простому ясновидению заметил в ту же минуту силки, расставленные ему; припомнил, что когда-то видел Моренговского в Дендерове, что граф намекал ему о Цемерне, понял хитрость и, улыбаясь, ответил:
— Нет ничего легче, как приобресть Цемерню; об этом, кажется, был уже сделан уговор с покойным тестем моим; но так как мне придется, может быть, скоро купить все Дендеровское поместье, я не вижу надобности торопиться.
— Как, все поместье? — спросил испуганный и удивленный шляхтич.
— Дядя хочет мне продать его; дал мне слово. Хочет, кажется, уехать в Галицию.
Нечего было уже отвечать на это. Моренговский взялся за шапку и простился с хозяином.
Он не мог заподозрить Вацлава ни во лжи, ни в хитрости, потому что, зная хорошо людей, понял сразу его прямодушие; он колебался в прежнем своем покровителе и, не заглядывая уже в Дендерово, поехал прямо к жене.
«Валится! — подумал он. — Спасается, как может, но уже пахнет трупом! Если б еще несколько лет администрации его имений, человек мог бы, без обиды другим, составить себе хороший капиталец; но не стоит: наверно, сейчас продадут с молотка; лишнее бремя!..»
Граф между тем, рассчитывая на Моренговского, решил с обычною дальновидностью, что Вацлав, когда Цемерню расхвалят ему, а он напугает его, будто хочет продать деревню другому, купит ее скорее и можно будет выторговать еще что-нибудь. Спустя день и другой он отправил посланца в Пальник с письмом к племяннику:
«Любезный Вацлав!
Я упоминал тебе, кажется, о Цемерне, деревеньке между Пальником и Вульками, о которой мы было уговорились уже с незабвенным ротмистром Курдешом. Боюсь, чтобы ты не взял меня на слове, так как на этих днях я вошел в переговоры с паном Путятицким, который дает мне больше двухсот тысяч, и мне невыгодно было бы согласиться на прежние условия покойника ротмистра. Не прими этого в дурную сторону, и если тебе нужна Цемерня, то уведомь меня, потому что я все-таки даю тебе первенство. Поверь и т. д.»
Вацлав, получив это письмо, остановился над ним, подумал с минуту и, замечая ясно, что тут кроется что-нибудь, ответил дяде, что совершенно отказывается от приобретения этой деревеньки и освобождает его от данного Курдешу слова.
С нетерпением ждал граф ответа и, когда получил его, то так был уверен в успехе, что распечатывая письмо, стал насвистывать торжественный марш; но читая, постепенно он стиснул губы, нахмурил брови и плюнул с досады.
— Глупец! Глупец! Человек, совершенно лишенный рассудка!
С такими людьми не знаешь, какие употребить средства! Упрям! Самонадеян! Пусть так будет!.. Посмотрим, кто пожалеет! Не берет Цемерни, ну, так и ничего не получит, вот и конец!
Известия о Сильване приходили с некоторого времени реже да реже, наконец граф получил с эстафетой письмо, уведомлявшее, что Сильван сделал уже предложение, и оно принято; к этому присоединялась просьба о денежном вспомоществовании, так как свадьба была назначена и требовала больших издержек. Сильван объяснял при этом графу, что брак его основывался единственно на расчете, что вдова согласилась выйти замуж не по любви, а из уважения к нему, и что вообще это супружество должно принести столько выгод, сколько они и не ожидали. Барон Гормейер объявил жениху, что, не имея возможности располагать в настоящее время своими значительными богатствами, он, со своей стороны, назначает в обеспечение дочери пожизненную временную пенсию в двадцать тысяч рейнских, а что по смерти его, дочери перейдет все имущество. Сильван заключал из этого, что если барон называет такую пенсию временною, то он имеет несравненно более; к тому же, хоть деликатность и не позволяла Сильвану расспрашивать, он рассчитывал, что собственность вдовы составит, по крайней мере, столько же, если не больше. За всем тем оставались еще надежды на наследство после отца и т. д.
Долго сидел граф над письмом: не очень-то радовала его эта развязка, но дела его были плохи; сбыв с рук Сильвана, он надеялся вздохнуть свободнее и написал, что, со своей стороны, назначает ему соответствующее содержание.
— Заплачу или нет, — подумал он, — но отчего не назначить! Пусть себе женится; может быть, реже станет заглядывать в мой карман.
С обратной эстафетой были отправлены официальные письма к барону и его дочери от всего семейства, полные нежности, объяснений и приглашений в Дендерово.
— Ведь на первое время барон заплатит вдруг сумму, — подумал граф. — Если я не подхвачу этих денег, значит, я уж ни к чему негоден. Сильван мне должен. Мне страшно дорого стоило его образование, поездка; именно через него, по большей части, я и задолжал; было
