Читаем без скачивания Необычайные приключения Арсена Люпена - Морис Леблан

Я поспешно повиновался, радостно предвкушая, как он продиктует мне наконец какую-нибудь из своих историй, которые звучат в его изложении так вдохновенно и занимательно, а я вынужден, к прискорбию своему, портить их тяжеловесными пояснениями и скучными подробностями.

— Готовы? — спросил он.

— Готов.

— Пишите: восемь — один — одиннадцать — четырнадцать — четыре.

— Что?

— Пишите, говорю вам.

Он сидел на диване, не сводя глаз с отворенного окна, а пальцы его сворачивали папиросу из восточного табака.

— Пишите: девятнадцать — семнадцать — пятнадцать — двадцать девять — двадцать один — один, — продолжал он и, помолчав, добавил: — Три.

Потом, после новой паузы:

— Восемнадцать — четырнадцать — двенадцать.

Не сошел ли он с ума? Я вгляделся в него и постепенно заметил, что из глаз его за последние минуты исчезло выражение скуки, в них затеплилось внимание, и, устремленные в пространство, они, казалось, следили за каким-то захватывающим зрелищем.

В то же время он диктовал, делая остановку после каждой цифры:

— Двадцать три — восемнадцать — четырнадцать — два — двадцать семь.

В окне виднелся только клочок голубого неба справа да фасад противоположного дома, старого особняка, ставни которого, как всегда, были затворены. Там не заметно было ничего необычного, ничего нового по сравнению с той картиной, которую я наблюдал много лет подряд…

— Девять — восемь — два — шесть — четыре — один — восемнадцать — двадцать шесть.

И вдруг я понял. Вернее, мне показалось, что я понял. Нельзя же ведь предположить, что Люпен, у которого под маской иронии таится столько рассудительности, станет тратить время на простое ребячество? И все же сомневаться не приходилось. Люпен в самом деле считал отражения солнечного луча, которые с перерывами вспыхивали на почерневшем фасаде старого дома, на уровне третьего этажа.

— Четырнадцать — пятнадцать — один — семнадцать — восемнадцать — тринадцать — четырнадцать — семнадцать — восемнадцать — девять.

Солнечный зайчик на несколько мгновений исчез, потом раз за разом через равные промежутки времени вновь заскользил по фасаду и вновь исчез. Я машинально подсчитал и выпалил:

— Девять…

— А, заметили? Ну-ну! — усмехнулся Люпен.

Он подошел к окну и нагнулся, словно пытаясь точно установить, в каком направлении тянулся луч. Потом опять улегся на канапе и заявил:

— Теперь ваша очередь считать.

Я повиновался: казалось, этот несносный человек знает, чего хочет. Вдобавок мне и самому стало любопытно, что означает столь правильное чередование солнечных зайчиков на фасаде, напоминавшее сигналы маяка.

Наверное, источник этих лучей находился в доме, расположенном на нашей стороне улицы; косые солнечные лучи били в это время дня прямо мне в окна. Казалось, кто-то все время открывает и закрывает оконную раму или, вернее, пускает для забавы зайчики с помощью карманного зеркальца.

— Какой-нибудь малыш развлекается! — воскликнул я через секунду: порученное нелепое дело начинало раздражать меня своей нелепостью.

— Все равно продолжайте!

Я считал. Записывал цифры. А солнце по-прежнему плясало передо мной с какой-то воистину математической правильностью.

— Что дальше? — спросил Люпен, когда очередной перерыв затянулся.

— По-моему, все кончилось. Уже несколько минут ничего.

Мы выждали, и поскольку сигналов больше не поступало, я шутливо заметил:

— Сдается, мы напрасно теряли время. Добыча-то уж больно мала — несколько цифр на бумаге.

Люпен, не вставая с дивана, снова подал голос:

— Не откажите в любезности, мой друг, замените каждую цифру соответствующей буквой алфавита: вместо единицы — А, вместо двойки — Б и так далее.

— Но это нелепость!

— Мало ли мы их совершаем в жизни! Одной больше, одной меньше…

Я смирился, принялся за эту дурацкую работу и выписал первые буквы: З — А — Л — О — Г…

— Слово! Получилось слово! — с изумлением закричал я.

— Продолжайте, друг мой.

Я продолжил, и следующие буквы сложились в другие слова, которые я по мере продвижения вперед отделял одно от другого. К величайшему моему удивлению, на бумаге сложилась целая фраза.

— Закончили? — осведомился Люпен.

— Закончил. Между прочим, тут не все в порядке с орфографией.

— Не обращайте внимания. Читайте не спеша.

И я прочел незавершенную фразу. Привожу ее здесь в том виде, в каком записал.

«Залог успэха с том, чтобы избегать опастности и нападенний, с огромной осторожностью противостаять вражеским силам и…»

Меня разобрал смех.

— Ну и ну! Вот нас и просветили! Согласитесь, Люпен, что не так уж много почерпнули мы из этих мудрых советов, сочиненных какой-нибудь кухаркой.

Храня презрительное молчание, Люпен встал и схватил листок.

Позже я вспомнил, что в тот самый миг случайно скользнул взглядом по стенным часам. На них было восемнадцать минут шестого.

Тем временем Люпен стоял с листком в руках, и на его таком еще юном лице я, к своей радости, заметил ту мгновенную смену выражений, которая вводила в обман самых изощренных наблюдателей: в подвижности черт была его главная, самая надежная защита. По каким приметам прикажете узнавать лицо, которое умеет маскироваться даже без помощи грима, причем каждое мимолетное выражение его кажется самым естественным, обычным? Да, по каким? Ну, одну неизменную примету я все же знал: две морщинки, крест-накрест пересекавшие лоб в минуты усиленной работы мысли. Вот и теперь я отчетливо увидел этот крошечный предательский крестик.

— Детские забавы! — прошептал Люпен, отложив бумагу.

Часы пробили половину шестого.

— Как! — воскликнул я. — Вы нашли разгадку? За двенадцать минут?

Он прошелся по комнате — вправо, потом влево, раскурил папиросу и сказал:

— Будьте любезны, позвоните барону Репстейну и предупредите, что в десять вечера я буду у него.

— Барону Репстейну? — переспросил я. — Мужу знаменитой баронессы?

— Да.

— Вы не шутите?

— Какие там шутки!

Совершенно сбитый с толку, не в силах ему противиться, я открыл телефонный справочник и снял трубку. Но тут Люпен, по-прежнему не отводя глаз от листа бумаги, который он вновь взял со стола, остановил меня властным движением руки:

— Нет, погодите… Предупреждать его не стоит. У нас есть более срочное дело. Странная история! Она меня крайне интересует… Почему, скажите на милость, эта фраза не кончена? Почему эта фраза… — Он поспешно схватил трость и шляпу. — Пойдемте. Если я не ошибаюсь, здесь требуется быстрое решение, я полагаю, что не ошибаюсь.

— Вам что-нибудь известно?

— Покамест ничего.

На лестнице он взял меня под руку и добавил:

— Я знаю то же, что и все. Барон Репстейн, финансист и спортсмен — его лошадь Этна выиграла в этом году дерби в Эпсоме, — так вот, барон Репстейн стал жертвой собственной жены: эта дама, славившаяся дивными белокурыми волосами, роскошными туалетами и расточительностью, две недели назад сбежала, прихватив сумму в три миллиона, похищенную у мужа, и целую коллекцию бриллиантов, жемчуга и прочих драгоценностей, доверенную ей принцессой де Берни, которая собиралась их продавать. Вот уже две недели за баронессой идет погоня во Франции и по всей Европе. Выйти на ее след легко: она швыряет золото и драгоценности направо и налево. То и дело преследователям кажется, что они ее настигли. Не далее как позавчера представитель нашей полиции, неподражаемый Ганимар, задержал в Бельгии, с большом отеле, некую путешественницу, против которой имелись самые неопровержимые улики. Когда навели справки, оказалось, что это известная дама полусвета Нелли Дарбель. Баронесса же неуловима. Со своей стороны, барон Репстейн посулил награду в сто тысяч франков тому, кто найдет его жену. Деньги хранятся у нотариуса. Кроме того, чтобы возместить принцессе де Берни ее потери, он только что продал одновременно скаковые конюшни, особняк на бульваре Осман и замок в Роканкуре.

— И деньги, вырученные от этой продажи, тут же от него уйдут. Завтра, если верить газетам, принцесса де Берни их получит. Не понимаю одного: какое отношение имеет вся история, которую вы так прекрасно резюмировали, к таинственным сигналам?

Люпен не удостоил меня ответом.

Мы прошли метров сто пятьдесят — двести по улице, на которой я жил, как вдруг он свернул с тротуара и принялся осматривать доходный дом, судя по всему построенный довольно давно и густонаселенный.

— По моим расчетам, — сказал Люпен, — сигналы исходили отсюда, скорее всего, из того окна — оно и сейчас отворено.

— На четвертом этаже?

— Да.

Он подошел к привратнице и спросил:

— Скажите, кто-нибудь из ваших жильцов имеет отношение к барону Репстейну?

— Еще бы! Разумеется! — воскликнула добродушная женщина. — У нас живет славный господин Лаверну, секретарь и управляющий барона. Я у него веду хозяйство.