Читаем без скачивания Али-Баба и сорок разбойниц - Denis

— И потому отец легко отдал тебя ему в жены, не поинтересовавшись, что этот юноша может предложить своей жене.

— О, здесь в полной мере проявилась хитрость Джафара. Я с первых дней своей жизни знала, что получу богатое приданое. А после того как Джафар убедил отца, что он оборотистый и рисковый торговец, родители еще купили нам в подарок дом… О Аллах, отец говорил: «Чтобы твой муж, после того как разбогатеет, никогда не попрекнул тебя скудным приданым». Ибо мой добрый батюшка был свято уверен, что пройдет год, ну, может быть, два, и оборот нового дела Джафара сравняется с оборотом его учителя, почтенного Масламы.

— Вот так ты и стала женой болтуна?

— О да… Первое время, когда мой муж только стал самостоятельным торговцем и опирался в делах на имя моего отца, он был сказочно щедр и столь же сказочно нежен. Я чувствовала себя самой любимой, единственной и прекрасной женщиной в мире. Но как же, скажи мне, может женщина отблагодарить за это мужчину?

— Думаю, красавица, что ты услаждала его и днем и ночью… Запоминала все его прихоти, исполняла самые крохотные, самые незначительные желания… Думаю, ты и под калиткой стояла в часы заката, ожидая того мига, когда послышатся в конце улицы шаги «самого лучшего на свете»…

— О да, Суфия, ты воистину мудра. Именно так я и поступала! И радовалась тому, что у меня такой муж, такой дом, такая счастливая и спокойная жизнь… О-о-о, далеко не сразу я поняла, что мой муж плохой купец, ибо неудачных сделок у него было куда больше, чем удачных. Но я всегда находила ему оправдание, пыталась лаской, любовью дать ему силы, чтобы эти неудачи забыть…

— О Аллах, я словно слышу себя саму…

— Увы, моя сестра… Но что же еще во власти женщины, как не ласка, понимание, сочувствие?

— Да, это так… Но, увы, мало кто из мужчин это ценит. Собственно, мужчины это ценят, а те, кто лишь называет себя таковыми потому, что носит чалму и молится в мечети, не ценят вообще ничего. Ну, быть может, кроме собственной глупости. Но мы снова отвлеклись от твоего рассказа. И я, и сестры вокруг. Мы хотим знать, что же произошло у тебя в жизни такого, что ты едва не залила слезами всю округу.

Услышав эти слова, Зульфия осмотрелась. О да, они с Суфией давно уже были не одни. Но воспоминания заслонили весь мир, и потому девушка не заметила, что в огромной пещере появились еще женщины. И вновь удивилась Зульфия. Но теперь уже не тому, что все эти женщины появились бесшумно, а тому, как сильно они похожи друг на друга… Удивилась, но пока более не думала об этом. Она чувствовала, что ей необходимо выговориться, и не пыталась сдержаться. А удивление, восхищение или испуг можно будет оставить на потом.

И Зульфия продолжила свой рассказ. Теперь она повествовала о том самом утре, когда вдруг появилась в речах мужа «она», любимая женщина, Лейла. Не скрывала Зульфия, что это известие повергло ее в такие глубины отчаянии, о которых она и помыслить ранее не могла. А когда она упомянула, что Джафар ушел от нее нищим, среди девушек раздались смешки. Невольно улыбнулась и сама Зульфия.

— О да, мои добрые сестры, — произнесла она и почувствовала удивительную радость от того, что есть с кем поделиться своей болью и своими мыслями, — этим я хоть слегка, но смогла отомстить презренному, быть может, самую малость наказать его за ту боль, которую он причинил мне…

— О, подружка, — произнесла девушка, которая присела у стены рядом с Суфией, — должно быть, ты наказала и ту дочь шакала, проклятую разлучницу. Должно быть, не скоро твой Джафар сможет делать ей щедрые подарки…

— Думаю, еще очень не скоро, — улыбнулась в ответ Зульфия.

Она продолжила свой рассказ. Теперь Суфия услышала и о себе, и о своем «не старом еще иноземце-муже».

«О Аллах, Творец всего сущего, я слышу одну и ту же историю в тридцать восьмой раз… нет, в тридцать девятый, ведь я не так давно вот так же исповедовалась, но только одним лишь здешним стенам…»

Суфия больше не прислушивалась к рассказу Зульфии. Она вспоминала свое «то самое утро» и пыталась понять, что же ее так беспокоит в повествовании девушки.

Макама четырнадцатая

Над горами садилось солнце. Арно, ее муж и повелитель, насытившись, неторопливо раскуривал кальян. Суфия, что стало уже привычным за годы супружества, убрала посуду и присела у ног своего мужа. Она ждала, что он сейчас начнет ей рассказывать о том, как прошел его день и вновь станет сетовать на жадность чиновников и изворотливость местных купцов, которым так не по вкусу его, пришлого франка, манера вести дела.

Хотя он, этот «пришлый франк» уже более десятка лет жил здесь, в великом Багдаде и во многом превзошел тех самых местных купцов. Но Суфие были не очень интересны его пустые сетования. Она с удовольствием слушала рассказы мужа о далеких странах, которых тот повидал немало. Быть может, Аллах сегодня будет милостив к ней, и муж расскажет что-то новое, пребывая в благостном настроении.

Но Арно отложил в сторону чубук и поднял глаза на жену.

— О моя любимая. Сегодня я упустил большую выгоду, нарвавшись на упрямого, словно сотня ослов, торговца из далекого княжества Райпур. Настроение мое столь дурно, что лишь твои ласки могут утешить меня.

— Я твоя, мой любимый, — нежно улыбнулась мужу Суфия.

— И я знаю это, моя красавица. Ты принадлежишь лишь мне, мне одному!

Он привлек девушку к себе. Приподняв подбородок двумя пальцами, Арно нежно и долго целовал девушку, будто впервые пробуя на вкус ее губы… Глаза его затуманились желанием, когда язык его скользнул по нежным губам.

— М-м-м, ты — изысканное лакомство, — проговорил он. — Ты создана лишь для наслаждения. Для этого, помни, Суфия, Аллах сотворил тебя! Твое предназначение — дарить наслаждение и наслаждаться…

Суфие показалось, что перед ней — совсем другой мужчина. Голос его смягчился, а в глазах заплясал огонь, которого она раньше никогда не видела. Он преобразился и девушка решила, что самым мудрым будет просто подыграть ему. «О Аллах, даже если он вообразит себя самим халифом… Значит, я буду тогда любимой рабыней халифа». Холодок предвкушения ранее неиспытанных ласк пробежал по ее спине.

— Я искусный любовник, — продолжал ее муж, преображаясь в неведомого владыку все более и более. — И ты очень скоро это поймешь. — Одна рука его принялась ласкать ее левую грудь. — Ты распаляешь мою плоть так, как никому не удавалось вот уже многие годы… Сердце мое взывает к твоему, Суфия!

Ладонь его ласкала ее лицо, а чувственный низкий голос — влюбленную душу.

— Ты страшишься меня, моя дивная? Не нужно! Покорись воле моей — и я буду благосклонен.