Читаем без скачивания Причастие, или Интеллект любви - Кришнамурти Джидду
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы вы сами ответили, если бы задали себе такой вопрос? Ответили бы честно, без увиливания или хитрости? Ваш ответ должен был бы соответствовать той неотложности, которую вы вкладываете в этот вопрос, и его устремленности. Но в вас нет ни устремленности, ни ощущения этой неотложности. И это оттого, что в вас нет энергии. Нет той энергии, что является страстью, — а вы не можете открыть никакой истины без страсти, неистовой страсти, за которой не скрывается желание. Страсть — это довольно страшная вещь, ибо если вы обладаете страстью, то не знаете, куда она вас заведет.
Таким образом, страх может быть причиной отсутствия в вас энергии, той страсти, которая необходима для выяснения, почему у вас нет этого качества любви, почему нет этого пламени в вашем сердце. Если вы очень тщательно исследуете свой ум и сердце, то узнаете, почему вы этого лишены. Если вы проявите страсть в стремлении выяснить, почему этого в вас нет, то увидите, что оно в вас есть. Только через полное отрицание, которое есть высшая форма страсти, приходит то, что есть любовь. Любовь, как и кротость или смирение, нельзя культивировать. Смирение приходит, когда полностью исчезло тщеславие, — иначе вы никогда не будете знать, что значит быть смиренным. Человек, знающий, что такое быть смиренным, — это тщеславный человек.
И когда всем умом, сердцем, нервами, глазами, всем вашим существом вы стремитесь выяснить, как надо жить, как увидеть то, что действительно есть, и подняться над ним, приняв позицию полного тотального отрицания в отношении жизни, которую вы ведете сейчас, — в этом отрицании уродливого и жестокого обретает бытие то самое «другое». Но и этого вы также никогда не будете знать. Человек, который знает, что он пребывает в безмолвии, который знает, что он испытывает любовь, такой человек не знает ни что такое любовь, ни что такое безмолвие.
Часть четвертая
РАЗГОВОРЫ О БЫТИИ
О НАСИЛИИ
Мне часто доводится слышать о насилии, том самом насилии, когда человек искажает в первую очередь самое себя, а также о насилии как самосохранении.
Интересно, что означает для нас насилие как чувство, как Слово? Какова его глубинная природа?
Может, насилие есть вид обороны? Или все-таки агрессия?
Или же человек склонен к насилию, когда у него что-то не получается, когда валится из рук плохо выполненное любимое дело?
Что означает насилие лично для меня?
Страх?
Утрату чего-то дорогого, боль мысленную или физическую?
Человек агрессивен и склонен к соперничеству, и он видит последствия всего этого, то есть насилие, и он придумывает ненасилие. Знали бы мы, что такое насилие, если бы не было его противоположности?
А может, насилие есть отсутствие любви? Но ведают ли люди, что такое настоящая любовь? В этом я, например, до сих пор сомневаюсь.
А может, насилие исходит от нас самих, из глубин нашей взбаламученной души и неупорядоченного сердца? Являясь формой защиты, оно бездарно растрачивает часть нашей космической энергии.
Все говорят о насилии и ненасилии. Люди говорят: «Вы должны жить сильно и неистово», или же, видя результат этого, они говорят: «Вы должны жить мирно». Что только мы не слышали от проповедников, от педагогов и прочих, что только не читали в книгах... Но я хочу выяснить: есть ли возможность понять природу насилия и выяснить, какое место оно вообще занимает в жизни? Что делает человека склонным к насилию, агрессивным, полным духа соперничества? Подчинение авторитету, даже благородному, — не включает ли в себя насилие? Не входит ли насилие в дисциплину, налагаемую на человека обществом или им самим? Не является ли насилие конфликтом внутри и вовне? Я хочу понять, каково происхождение и истоки насилия; иначе я просто жонглирую словами. Склонность к насилию — естественна ли она в психологическом смысле? Внутренне, является ли насилие агрессией, гневом, ненавистью, конфликтом, подавлением, приспособлением или подчинением? И не основано ли стремление соответствовать или следовать чему-то на этих постоянных усилиях человека найти, достичь, стать, добиться, реализовать себя, быть благородным и все такое прочее? Все это лежит в области психологии. Если мы не сможем исследовать это достаточно глубоко, то мы не будем способны понять, как ввести новое состояние в нашу повседневность, в которой требуется определенный уровень безопасности и самосохранения.
Допустим, я ревнив не в меру и силой заставляю себя быть неревнивым, на все смотреть сквозь пальцы. Так вот подавление (в данном случае подавление ревности) и есть грубейшее насилие.
Если человек навязывает что-то мягко, с тактом, это почему-то не считается в нашем обществе насилием. Я применяю силу к факту моей ненависти постепенно, мягко подавляю его. Но на самом деле не важно, грубо или мягко вы это делаете, факт в том, что вы налагаете нечто на «то, что есть», подавляя его.
Допустим, меня терзают самые настоящие приступы честолюбия. Ну, хочется мне стать величайшим в мире поэтом, знаменитым художником, великим и мудрым политиком И — ничего не получается. Конечно же, я буду разочарован, страшно разочарован. Это разочарование, само это честолюбие, есть форма насилия над фактом отсутствия поэтического таланта. Я разочарован, потому что вы — лучше меня. Так не порождает ли это насилие?
Например — только например, — мне не нравятся русские, или немцы, или американцы, — и я навязчиво налагаю на реальность свое особое, индивидуальное мнение или политическую оценку; это форма насилия. Когда я навязываю вам что-либо — это насилие. Когда я сравниваю себя с вами (кто из нас более великий, более умный), я совершаю насилие над