Читаем без скачивания Поле боя при лунном свете - Александр Казарновский

– Какая сильная душа у этого человека. Один против всех. Настоящий еврей!

Еврейская девочка из России, Двора Мешорер… Она-то и сможет нам помочь, став «нашим человеком в Совете поселений», но прежде надо убедиться в том, что сама она… Что ж, для начала познакомимся. Я позвонил Яакову, ночному сторожу – он как раз только что выспался – и попросил его подежурить за меня пару часиков. Яаков в принципе согласился, но спросил, когда я в свою очередь подменю его. Я ответил, что подменять не буду, а отдам деньгами. Яаков объяснил мне, что не в деньгах счастье, я с ним согласился и развил его мысль в том смысле, что действительно, не в деньгах, а в помощи ближнему. Хорошо, что мы говорили по телефону, и он не видел, как я краснею от собственной наглой демагогии. Как бы то ни было, крыть ему было нечем, и через полчаса я шагал по нашему пальмово-кипарисово-туево-олеандрово-инжирно-рожковому Ишуву в сторону эшкубитов Совета поселений. Чем дальше я продвигался, тем медленнее становились мои движения. От ешивы до большой синагоги я взял тремп. От большой синагоги до поликлиники – убогонького кубика, обсаженного рожковыми кустами – я маршировал. От поликлиники до вылизанных глянцевых караванов « Хилькат а садэ » – гостиницы для экскурсионных групп, приезжающих все больше на шабаты – я трюхал. От « Хилькат а садэ » до начала змеящейся вдоль эшкубитов асфальтовой дорожки, уставленной амфорами с цветами, я брел, вдыхая вкусный запах зверинца, функции которого выполнял расположенный слева от меня внизу у долинки загон для скота, некогда полный тучных шерстистых овец и коз, а теперь мирившийся с тем, что главным его богатством стали куры. И на этой дорожке я окончательно остановился. Некоторое время я стоял на месте, являя симметрию фонарному столбу, с которого три года назад, получив удар током, свалился араб-электрик из Города – тогда они у нас еще работали – после чего сердобольные поселенки и поселенцы сбежались его откачивать. Затем я сел на скамеечку и закурил. Дело в том, что всю дорогу я прояснял для себя, да так и не прояснил вопрос – а что я скажу Дворе, когда войду к ней в кабинет. «Здравствуйте, я ваш дядя, пришел узнать, не вы ли стучите арабам?»

Нет, серьезно, никакого разумного предлога для посещения Совета у меня нет. Я ни разу в жизни там не был и не собирался. Насколько мне известно, люди ходят туда, чтобы уладить дело с налогами, поскольку мы платим два налога – и в секретариат Ишува и в Совет поселений. Но, увы – с налогами у меня все в порядке. Можно было бы попросить разрешения сделать ксерокопию чего-нибудь, но у меня даже в карманах не было ни одной бумажки, которую можно было бы отксерить. Можно, конечно, сбегать на почту, открыть мой ящик, в который я уже недели три не заглядывал, схватить любую бумажку – что, они проверять что ли будут? И вот предлог зайти в Совет. А, зачем, собственно, бежать на почту? Срывай любое объявление – вон на щите у магазина сколько их висит – например, о том, какую замечательную бижутерию вы можете купить у Гершома Карми – и вперед! Так я и сделал! Пока вытаскивал кнопки из досок здоровенного щита, все ногти обломал.

Я вспомнил «комсомольскую юность мою» и весь арсенал приемов по переводу встречного существа женского пола из вертикального положения в горизонтальное. Затем надавил ручку двери.

Двора действительно оказалась красавицей. Русые – возможно слегка крашенные, я а этом не разбираюсь – волосы бежали по плечам. Время от времени она проводила по ним маленькой ладошкой, сложно поглаживала. Большие серо-голубые глаза смотрели с типичной для еврейских глаз грустной нежностью. Нос с изящной горбинкой шел ей гораздо больше, чем, если бы он был прямым, а тронутые смуглым румянцем щечки гладкостью своей напоминали созревающие нектарины. Довершал рисунок остренький подбородок. В-общем, прелесть девочка!

Вышеупомянутые приемы обращения с дамами мне, собственно говоря, не понадобились, по крайней мере, на данной стадии знакомства. Сунув нос в офис и спросив, нельзя ли войти, я узнал, что, конечно, можно, и с умным видом вслушался в акцент. При этом очень естественно было осведомиться, не говорит ли она случайно по-русски и выяснить, что да, говорит и даже не всегда случайно. Вслед за чем пошло обоюдное знакомство, установление адресных и прочих данных, включая страну и дату исхода. Оказалось, что девушка родом из Фрунзе, после чего я обозвал ее дочерью советской Киргизии, а она парировала это утверждение фразой о том, что я вряд ли попаду в книгу рекордов Гиннеса как чемпион мира по оригинальности реакции. Далее моя собеседница поинтересовалась, каким образом я, русский, и вдруг оказался «среди этих», под которыми, разумеется, имелись в виду религиозные. Из последующих вопросов я понял, что где-то в глубине у нее сидит убеждение, что у «этих» под кипой рога. Я с готовностью снял кипу и предложил ей ощупать мою черепную коробку вместе со скальпом, но, чур, не снимать ни то, ни другое. Она же сообщила мне, что за годы работы в « датишной моаце », то есть религиозном совете, хорошо изучила – цитирую – «ваши законы» и знает, что женщине прикасаться к мужчине категорически запрещено, так что, как правоверная еврейка… При этом она потянулась за папкой, демонстрируя мне бедра, закованные в самые что ни на есть некошерные джинсы.

Тут вошел какой-то ивритоязычный дядька с таким занудным лицом, что я понял – надо линять. До конца рабочего дня он будет наматывать нервы ее и сочувствующих на веретено своего интереса. Это предположение я высказал ей в его присутствии по-русски и в ответ услышал лекцию о вреде злословия для здоровья. Да, если она – засланный казачок, то они в своих шпиёнских школах проходят неплохой инструктаж.

Завершить же разговор я решил тем, что в наглую попросил номер телефона.

– Это еще зачем? – удивилась она.

Я не нашел ничего лучшего, чем брякнуть:

– Я не женат.

– И не будете, – успокоила она меня, на чем аудиенция была закончена.

«Нет, – подумал я выходя. – Ее поведение для стукачки странное. Возможность флирта – пусть платонического – с поселенцем это легальный доступ к любой информации о том, что творится в Ишуве. Может, здесь какая-то более тонкая игра – скажем, она видит, что я и так на крючке, значит, можно не бояться и телефончик дать не сегодня, а завтра, когда я приползу с протянутой рукой. Увы, приползу! А куда деваться-то, ведь я ни про кого из тех, с кем она работает, даже про вошедшего хронофага, так ничего и не выяснил. Ладно, время придет, узнаю все».

За семнадцать дней до. 1 таммуза. (10 июня). 20:00

– Я все узнал про него. Его зовут Давид.

Как всегда, Иошуа начал так, будто мы секунду назад закончили разговаривать.

– Во-первых, имя еще не значит все.

– Но главное, – пробурчал Иошуа.

– А во-вторых – кого “его”?

– Лысого из Совета поселений.

– Точное название должности не помню. Неважно. Фамилия Криспин. Живет в Рош-а-айне. Сюда ездит каждый день.

– Откуда родом?

– Сабра. Родители из Ирака.

Сабры разные бывают. Как-то раз – это было в первый год моего пребывания в стране – я ехал на автобусе по Западной Самарии и показал сидящему рядом со мной милуимнику местную достопримечательность – стоящий на высоченном холме дом-поселение, дом, который некий отважный израильтянин построил для себя и своей семьи. Так он и живет там почти без охраны в окружении арабов. Незадолго до описываемой мною беседы он получил от арабов по шее. Ножом. Но – оклемался и снова занялся своим делом – скупкой у арабов земель, на которых потом организовывались поселения. Все это я на своем пугающем детей иврите вдохновенно выложил милуимнику , а тот выслушал и сказал – как сплюнул:

– Делать людям нечего.

Почему-то мне показалось, что этот лысый и есть тот самый милуимник . Иначе, с чего бы это он мне вспомнился. А не узнал я его, когда встретил у Дворы потому, что тогда в автобусе было темно, и я не разглядел лица.

– Ты знаешь, – сказал я. – Это или какой-то сумасшедший левак или лоихпатник . В переводе с иврита – пофигист.

Иошуа посмотрел на меня как-то подозрительно, словно пытаясь понять – дебил я, пророк или и то и другое одновременно.

– Сколько ему лет? – поспешил я уйти от обсуждения своей интуиции, чья непререкаемость уже через секунду стала блекнуть в моих же собственных глазах.

– Сорок четыре.

– Жена, дети?

– Вроде есть.

– Вроде или есть?

– Я забыл предъявить ШАБАКовское удостоверение.

– Сколько он получает в своем Совете?

– Понятия не имею.

Красивое выражение – « эйн ли мусаг ». Интересно, оно из древнего иврита калькировалось в русский или из русского в современный иврит?

– Короче, один кандидат у нас есть. Еще ты кого-нибудь запомнил?

Иошуа замотал головой. Потом задумался.

– Был бы у нас свой человек в Совете! Всех бы вычислил, кто работал в тот день.