Читаем без скачивания Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия

Справляться с лицевой слепотой мне помогают запоминающиеся детали образа или поведения человека. Оригинальная причёска, необычный голос, какой-то характерный жест… Например, Мариша в этом плане идеальна: её голос я без труда выделю из сотен тысяч других. Именно он и помог мне узнать её в клубе. Визуально я тоже нашёл для себя зацепку: у неё ямочки на щеках, когда она улыбается. Спроси меня, какого цвета у Мариши глаза или волосы — я не смогу ответить. Не помню, хоть и пялился на неё всё время, пока она не видела. На неё почему-то очень приятно смотреть.

___________________________

*Прозопагнозия — лицевая слепота; расстройство восприятия лиц, при котором человек не может узнавать лица людей (порой даже своё собственное), но другие предметы, включая морды животных, узнаёт без каких-либо сложностей.

31

Я давно уже вернулся из клуба домой, но всё ещё думаю о ней.

Вспоминаю, с каким интересом она расспрашивала обо мне, о моей работе, о моих привычках и увлечениях. Как улыбалась (не смеялась надо мной, а улыбалась мне), и я хотел, чтобы её улыбка никогда не прекращалась. Можно было бесконечно долго разглядывать её ямочки…

Завариваю чай и думаю о ней.

Легко воспроизвожу в памяти её запах — он мне приятен. Обычно я болезненно реагирую на слишком резкие и агрессивные ароматы. Мариша же пахнет очень тонко и нежно, в отличие от абсолютного большинства знакомых мне людей, я не хочу отправить её помыться или посоветовать сменить парфюм.

Принимаю душ, чищу зубы и думаю о ней.

Ложусь в постель, а в ушах до сих пор звучит её голос:“Ты очень хороший человек, Илья”. Я и сам знаю, что я хороший человек. Но слышать это от Мариши как-то по-особенному волнующе. С ней вообще… интересно. Спокойно. И в то же время очень ярко, как с усилителем вкуса: все положительные ощущения обостряются, становятся максимально приятными.

Она мне нравится? Да, полагаю, что так.

— А о чём с тобой говорили на собеседовании? — спросила Мариша, когда я рассказывал ей, как устроился на работу. — Было, наверное, очень трудно? Как на экзамене?

Я удивился.

— Что трудного в экзамене? Выучить и ответить.

— Ну да, ну да, — на её щеках снова появились ямочки. — И всё-таки, о чём тебя спрашивали?

— На самом деле, дали несколько совсем несложных заданий.

— Ага, конечно, “несложных”! Не верю!

— Правда. Вот, к примеру, был такой вопрос: как поделить пиццу на восемь равных кусков, сделав всего три разреза.

— И как же?

— Ответь сама, — предложил я.

— Хм… А пицца стандартной формы? Круглая?

— Конечно.

Мариша достала ручку и принялась рисовать прямо на салфетке, рассуждая вслух и старательно морща лоб. Мне очень нравилось наблюдать за ней, и я почти не вслушивался в то, что она бормотала, покусывая губы и высовывая кончик языка. Наконец она скомкала салфетку и признала:

— Сдаюсь. Не знаю… У меня с детства проблемы с логикой и математикой.

— Да смотри, всё просто, — я взял другую салфетку и нарисовал на ней круг. — Вот это пицца. Делаем два разреза крест-накрест. Получается четыре равных куска, так?

— Так.

— А теперь просто кладём эти четыре куска друг на друга и одним разрезом делим их все пополам. Получается восемь.

— Ой, и правда… Как здорово! — Мариша уставилась на меня, и я, занервничав, отвёл взгляд. С ней у меня почему-то не получалось смотреть на переносицу, я всё равно продолжал ощущать странное волнение и дрожь.

Хочу ли я снова её увидеть? Да, определённо. И чем скорее — тем лучше.

От этой девушки меня не тянет сбежать пять минут спустя после знакомства, что уже отличает её в моих глазах от всех остальных. И хоть я не любитель объятий и поцелуев, но не отказался бы от того, чтобы Мариша сейчас просто была рядом. В моей комнате. На моей кровати.

Закрываю глаза и продолжаю думать о ней…

32

ПРОШЛОЕ

Лиза, октябрь 1994

Наволочка приятно пахла свежестью и стиральным порошком, но этот запах был не домашний, а чужой, непривычный. Лиза открыла глаза и поняла, что проснулась на новом месте, в незнакомой комнате, в посторонней квартире.

Постельное бельё с весёленьким рисунком (нежные ромашки по светлому фону) как бы намекало на то, что спальня принадлежит ребёнку, скорее всего — девочке. Но, осмотревшись по сторонам, Лиза поняла, что ошиблась.

На полу возле письменного стола приютились гантели, на стенах пестрели постеры с типичными мальчишескими кумирами: Ван Дамм, Брюс Ли, Шварценеггер. Разглядев знакомый бело-зелёный свитер, перекинутый через спинку стула, Лиза сообразила, что находится дома у Тимки. И её словно толкнули…

Она резко села на постели, откинув одеяло. На ней была футболка, тоже чистая, но, несомненно, принадлежащая Берендееву. У Лизы совершенно не отложилось в памяти, как она переодевалась и как в принципе очутилась дома у одноклассника. Всё остальное, предшествующее ночёвке в Тимкиной квартире, она смутно, но помнила. Лучше бы наоборот…

Стыд затопил её по самую маковку. Лиза вновь и вновь воскрешала в памяти свой танец с Тошиным, поцелуи под прокуренной школьной лестницей, подсобка возле спортзала, дынная водка и… всё последующее.

К горлу подкатила тошнота — не то при воспоминании о водке, не то из-за всего, что было после.

А вот дальше сознание словно заблокировало в её мозгах всё, что произошло потом. Кажется, пришёл Тимка. Кажется, они с Олегом поссорились. А потом… потом — провал.

Дверь комнаты тихонько, без стука, приоткрылась.

— Не спишь уже? — Тимка просунул нос в образовавшуюся щель. Лиза быстро натянула одеяло до самого носа, багровея от неловкости.

— Как я здесь оказалась? — хрипло выговорила она. Тимка вошёл в комнату и аккуратно прикрыл дверь за собой. Он тоже выглядел немного смущённым.

— Я тебя… привёл.

— А мои родители? — ахнула вдруг Лиза. — Они же с ума сходят!

— Не бойся, мама им вчера позвонила. Сказала, что ты поскользнулась и упала в лужу возле самого школьного крыльца, вся перепачкалась и промочила ноги, а до моего дома было ближе. Пообещала твоим всё застирать и высушить. Согласен, не очень-то складно звучит, но… больше мы ничего не смогли с ней придумать, — Тимка отвёл взгляд, присаживаясь на стул.

Лиза зажмурилась от ужаса, предвидя ещё и домашние разборки с мамой и отцом, а также ехидные насмешки Лариски.

— И они не попросили меня к телефону?

— Мама сказала, что ты как раз в ванной.

— А кто меня… кто меня переодел? — умирая от стыда, спросила она. Тимка побагровел точно так же, как она сама минутой ранее.

— Ну не я же… Тоже мама моя.

Господи, как ей было неудобно перед этой полузнакомой женщиной, которую она и видела от силы пару раз в жизни!..

Лиза нервно сглотнула.

— А ей ты что про меня сказал?

— Извини, — Тимка развёл руками, — но пришлось сказать правду. Что ты немного не подрассчитала с алкоголем…

Как же стыдно. Стыдно. Стыдно…

— А… про всё остальное? — еле слышно выдохнула она.

Тимка отвернулся и уставился в окно.

— А что остальное? — переспросил он без всякого выражения. — Про остальное я ничего не знаю. Я ничего не видел.

— Тим, ты меня, наверное, теперь считаешь развратницей?.. — спросила Лиза несчастным голосом.

— Не болтай глупостей, — буркнул он.

— Ты же говорил, что полшколы сохнет по этому “придурку и зазнайке” Тошину, и я всего лишь одна из них… А теперь, получается, что я даже хуже, чем они все, потому что…

Глаза набухли слезами.

— Он тебя изнасиловал, — произнёс Берендеев полуутвердительно-полувопросительно, всё ещё не встречаясь с подругой взглядом.