Читаем без скачивания Сокол Ясный - Елизавета Дворецкая

Наконец венки были розданы, и Веснояра пригласила всех к угощению. Лицо ее горело, в глазах блестела досада, и на лице ее Младина заметила несколько свежих царапин. Некоторые из девушек тоже потирали щеки – видать, и им досталось от недоброй березы. Но почему? Что такое? Чем сежанские невесты в этом году не угодили вилам?

Правда, была надежда их задобрить: к подножию ствола возложили все принесенные припасы, лепешки, пироги, яичницу. Веснояра позвала угощаться русалок, потом каждой девушке выделила часть угощения, и все принялись за еду. Теперь каждая из девушек была младшей сестрой самой Лели и несла в себе то же начало, что и богиня весны, зарождающая жизнь. А когда на Купалу Леля станет Ладой, земля обратится от цветения к плодоношению, девушки тоже станут женами.

Младина постаралась устроиться как могла дальше от березы, прячась за спинами других девушек. Когда круг остановился и пение смолкло, она уже не видела на стволе сияющего лика, но ее не покидало чувство, будто глаза солнечной женщины следят за ней с каждого блика на листве, с каждого луча, пронизывающего рощу. Но и теперь она продолжала видеть белые фигуры – стройные девы с распущенными волосами, достающими до земли, неслышно скользили между сидящими на траве живыми девушками, пересмеивались, перебрасывали друг другу венки, дергали сидящих за косы – больно, судя по тому, что то одна, то другая вскрикивала и принималась вертеть головой, пытаясь понять, кто ее обидел. Две или три даже заспорили, одна толкнула другую, вон Кудряшка дернула за косу Лисену – как думала, в отместку. Младина замерла с раскрытым ртом и вдруг поймала взгляд вилы. На лице той отразился испуг, потом она почтительно поклонилась и метнулась в сторону, пропала, спряталась в березовый ствол.

А проследив глазами за ее бегством, Младина увидела еще несколько белых фигур – а именно, четыре. Четыре русалки стояли поодаль, в тени кустов, поникшие, грустные, будто не смели выйти на солнце, принять участие в общем пиршестве. А когда одна из них повернулась, Младина ахнула: шея и грудь белой девы были залиты чем-то черным. И она сразу поняла – это кровь.

Почувствовав ее взгляд, все четыре обернулись и уставились на Младину. Ее пробрала дрожь: в глазах их горели сизые огоньки, и весь их мертвенный вид был так неуместен на этой светлой, радостной поляне, что тень куста казалась границей, отделяющей мир смерти, из которого духи завистливо заглядывают в жизнь. Младина сразу поняла, что они мертвы, хотя раньше не задумывалась, могут ли умирать русалки. А они, видя, что она смотрит на них, заволновались, заколебались, будто желая приблизиться и не смея. Вот одна из них с бессловесной мольбой протянула к Младине руки, и та поняла, что они не могут выйти из тени, не могут показаться на поляне, где сияет, невидимое для смертных, лицо солнечной женщины.

Тогда она, воровато оглядевшись и убедившись, что сестры заняты болтовней и ее не замечают, переместилась к кусту, делая вид, будто упарилась на солнце и хочет посидеть в прохладе. Русалки заволновались еще сильнее, будто стебли водяной травы в быстром течении, но по-прежнему лишь простирали к ней руки и молчали. Вблизи она видела, что черная кровь заливает всех четырех – от горла до самого подола.

– Кто вы такие? – дрожащим голосом шепнула она, но уже почти не удивилась тому, что видит невидимое для других и слышит неслышное. – Чего вы хотите?

– Мы пришли к тебе, Младина! – отозвалась та, что стояла впереди.

– Мы хотим принести тебе жалобы! – подхватила другая.

– Мы хотим искать мести!

– И мы хотим… чтобы ты позволила нам уйти! – жалобно протянула последняя. Она была кривобока и стояла, сильно перекосившись, что придавало ей особенно жалкий вид. И кто мог так жестоко обойтись с несчастной?

– Мы не можем уйти, пока наша месть не свершена!

– Не можем уйти, пока не принесена наша жалоба!

– И пока за нас не отомстят, никто не примет даров!

– Пока злодей не будет наказан, наши сестры не принесут росу на ваши поля!

Младина испугалась. Если русалки не примут жертвы и угощения, откажутся помогать людям растить урожай, то и это празднество бесполезно, да и все тяжелые полевые работы тоже.

– Кто вас обидел? Кому вы хотите отомстить?

– Мы были убиты беззаконным образом, и сама кровь наша взывает о мести! – Старшая показала на свою окровавленную грудь. – Топор убийцы подсек нашу жизнь, свалил наземь наши белые тела, уронил в палую листву наши золотые косы! Нам было доверено хранить межу, нам были принесены жертвы, с нами был заключен ряд, и мы честно берегли доверенное нам. Но когда топор подсек наши кости и жилы, мы погибли и уста наши умолкли! Мы больше не можем передать доверенную нам истину и видим, что это грозит немалыми бедами! Никто, кроме тебя, не в силах услышать нас.

– Вы… вы – духи межевых берез! – осенило Младину.

– Да, это так! – Все четыре закивали.

Младина едва удержалась, чтобы не вскочить. Это были духи тех срубленных берез, которыми Хотиловичи обозначили границы выбранного ими участка под будущее поле. Тех самых межевых деревьев, которые потом искали люди двух родов, но наши лишь четыре пня, которые ровно ничего не могли доказать. Сколько шло разговоров по всей волости, но так и осталось неизвестным, кто срубил березы и имеют ли Леденичи отношение к этому преступлению. И вот ей, ей одной сейчас откроется тайна!

– Кто он? – шепотом крикнула Младина, впиваясь взглядом в тускло горящие глаза мертвых вил. – Назовите его имя!

– Мы не знаем… – горестно прошелестели вилы-навянки. – Никто не назвал нам его имя… Мы знаем лишь имена тех, кто доверил нам хранить межу…

– Но как же я смогу помочь вам отомстить, если не знаю его?

– Мы покажем!

– Он придет сюда!

– Мы укажем его!

– Мы помним…

– Помним… – угрожающе шелестели мертвые вилы. Только это они теперь и могли – помнить того, кто до срока прервал их жизнь.

– И тогда ты позволишь нам уйти? – с мольбой протянула старшая.

Младина понимала их страдание: пока долг мести не передан, они не могут удалиться в Навь, чтобы потом снова возродиться, оживив крохотное березовое семечко. А пребывать между миром живым и миром мертвых для духа дерева, должно быть, не менее тягостно, чем для человека. Ведь и у людей, и у животных, и у деревьев одно назначение – жить, умирая и возрождаясь, обновлять всемирье.

– Тогда вы сможете уйти, – уверенно подтвердила Младина.

Она уже знала, как это будет. Она видела под ногами мягкую, манящую черную бездну – это вовсе не пугало, бездна звала, обещала покой, сон, отдых, а потом новое рождение, с новыми силами. Она, бездна, была колыбелью, питающим и взращивающим материнским лоном, куда возвращается все, что когда-то жило, и это возвращение – залог того, что некогда живое и умершее будет жить опять. И ей было так легко отправить туда духи мертвых берез – только протянуть руку. Но она не делала этого, потому что они были ей еще нужны здесь. Им предстояло указать своего убийцу.

***

Утром девушки опять спозаранку были в роще. Снова угостив березы, чтобы не сердились, нарезали свежих ветвей, сплели из них жгуты и стали окутывать ими Лелю-Веснояру. Но дело не ладилось: жгуты сваливались, будто живые змеи, и как их не пытались обматывать вокруг тела и переплетать между собой, стоило ей чуть шевельнуться, как все снова сыпалось в кучу возле ног. Веснояра чуть не плакала, девушки-помощницы шептали в досаде «Да стой же ты спокойно!», думая, что ее непоседливость мешает им делать дело. Она старалась стоять спокойно, но против воли пожималась, чесалась, дергалась.

– Кусают тебя, что ли? – спросила Домашка, одевавшая ее.

– Ветки больно уж колются, – пожаловалась Веснояра. – Прошлый год я не замечала, а теперь просто сил нет!

– Терпи! – хмыкнула Ледана, светловолосая и рослая полуголядка, которая сильно завидовала, что не ей опять досталось «ходить Лелей».

Веснояра и терпела, но морщилась все сильнее. Угляна качала головой. Наконец Ледана додумалась обмотать Веснояру поясками, на время снятыми с берез, и так наконец удалось закрепить на ней зеленый наряд. К тому времени и она, и помощницы были красными от досады, усталыми и злыми, а остальные девушки уже соскучились сидеть на траве и петь «Русалочка-душечка, серая кукушечка».

На голову Веснояре надели огромный венок из травы, ветвей и цветов. Поверх березового платья выпустили ее распущенные волосы, волнистые после тугого плетения косы, и теперь девушка как никогда напоминала саму Солнцедеву, богиню Солонь. Когда наконец она была готова, а прочие выстроились парами, чтобы идти за ней, она с трудом держала на лице улыбку. И Угляна смотрела на нее все более и более тревожно.

Пришла наша весна красна,