Читаем без скачивания Теперь или никогда - Людмила Астахова

– Думаю, он не только не преувеличивает, но даже преуменьшает.

– Они начнут искать виноватых. – Ролфи задумчиво поиграла черно-зелеными кисточками на темляке своей сабли. – И ведь найдут. Сперва начнут с эсмондов, но совиным колдунам нечего предложить полукровкам… И тогда они найдут тех, кому повезло больше. А Шанта слишком близко.

– Да ты, никак, сожалеешшшь о грядущей резне шшшшурий? – насмешливо зашипел он.

– Не передергивай, – поморщилась Грэйн. – Вы теперь не просто шурии, вы – наши шурии.

– Не обольщайся, – утешил ее Элир. – Резать начнут не только нас.

– Да я и не обольщаюсь, – ролфийка нахмурилась. – Вас – за то, что вами оно побрезговало сразу, видать, отравиться побоялось…

– …подцепить Проклятие Сигрейн, например, – подхватил Элир. – Что? Думаешь, я не понимаю, что это – одна из причин, почему диллайнское существо посчитало нас невкусными?

– Но ведь не только поэтому, – буркнула Грэйн и продолжила: – А нас – за то, что наша кровь стала для них ядом. И за то, что наши боги нас не предавали, а мы – не предавали их. И ведь будут правы! Нам действительно повезло, ведь даже дети получаются либо проклятыми шуриа, либо бешеными ролфи.

– Кстати о детях, – он взял ее за руку чуть выше браслета. – Не потеряй. Не хватало еще тебе полукровок. Довольно с нас и Джойаны, верно?

– Ох, не напоминай… – скрипнула зубами ролфи и, зажмурившись, потрясла головой. – Я и так… Боги! А каково же им, им обоим?! Береги ее, ладно? Я боюсь, что Эсмонд-Круг доберется до нее и здесь, когда там дознаются про дела Эска. И про детей.

– Детей будет сторожить целая стая свирепых зубастых ролфи, – улыбнулся шуриа. – А о Джойане позабочусь я.

– Только не геройствуй, пожалуйста, в этом твоем партизанском стиле! – Грэйн толкнула его плечом. – Хорошо? Кроме тебя на острове есть еще целый гарнизон. И корабли в проливах.

– Корабли… – Элир чуть прижмурился и сказал задумчиво: – Ты сама будто корабль, Грэйн эрна Кэдвен. Словно «Верность Морайг». Красивая и сильная, как тот фрегат, и, подобно кораблю, не любишь якорей и долгих стоянок. Корабли ведь созданы для походов и битв, верно?

– А мы с нею ровесницы, – сказала эрна Кэдвен. – С «Верностью Морайг». Я родилась в тот год, когда она сошла со стапелей.

– Я уже давно не верю в просто совпадения, – кивнул он, словно ждал именно такого ответа. – Распускай паруса, выкатывай пушки и иди вперед, Грэйн. Не оглядывайся на берег, он никуда не денется.

– Паруса бесполезны, когда нет ветра. И корабль не найдет гавани, если не зажечь маяк. – Она на мгновение прижалась к нему и тотчас же встала, тряхнула головой, пробежалась пальцами по застежкам мундира, поправила ремень… И попросила: – Будешь ветром? Для моих парусов? И… зажжешь для меня огонь?

– Уже, – прищурился шуриа и улыбнулся краем губ. – И всегда.

– Я помню тебя, Джэйфф Элир. – Ролфи широко и клыкасто улыбнулась, вскинула голову, лихо заломила берет и вышла первой, шагая свободно и твердо.

Так всегда бывает – и это правильно. Кто-то уходит, кто-то остается, а ветер, огонь и земля все равно будут землей, огнем и ветром, какими именами их ни называй. Парусам не обойтись без ветра, но разве обрадуется ветер, если вдруг исчезнут паруса? Они равно нужны друг другу, разве нет? И совсем не обязательно называть это любовью. Совсем, совсем не обязательно.

Они стояли на берегу, обнявшись: ее щека прижалась к его груди, его губы – к ее макушке. Наплевав на сотни пар любопытных глаз, запретив себе думать о том, что готовит им всем недоброе будущее. Каждый день как последний – разве это шуриа придумали?

– Я виноват перед детьми. Моя кровь еще более проклята, чем твоя, – прошептал диллайн.

– Начинается, – фыркнула Джона. – Дух моего безумного предка Эйккена Янэмарэйна тоже любил сетовать на то, что я не нашла себе хорошего ролфийского парня. Теперь и ты туда же? Я никогда не пожалею о сделанном и никогда не упрекну.

– Никогда не мог понять, за что ты любишь меня. Не за что же.

От него пахло табаком, свежим потом, порохом и немного смолой, от него пахло морем и тяжелой работой, от него пахло опасностью. И так было всегда.

– Абсолютно не за что, согласна.

Шиларджи, невидимая за светом дня, скажи, за что же мы любим мужчин, за какие такие подвиги и доблести, за какие добродетели? Почему ждем из странствий и походов, почему прощаем обманы, почему верим в их безумные планы? Не знаешь? И никто не знает. За что их любить – жестоких и беспощадных, прирожденных убийц и идейных предателей, одержимых, бешеных, проклятых? Они ведь любят только себя, и еще свои короны, ружья, корабли, города, сабли, книги, телескопы, механизмы, они ценят свои победы и своих коней, они помнят формулы и цитаты из философских трудов, и для женщин в их сердцах остается совсем мало места, совсем-совсем. У кого-то вообще ничего не остается. Но если оно все-таки найдется… Тогда они обязательно возвратятся из походов и странствий, они не предадут, и не обманут, и осуществят самые невероятные планы, и совершат такое, о чем никому не мечталось. Поэтому мы их и любим. Так ведь, Сизая луна – Шиларджи?

– Делай, что считаешь нужным, и не волнуйся обо мне, – сказала Джойана на прощание.

Она всегда так говорила.

Грэйн

«Меллинтан» оставила за кормой Шанту уже под вечер, так что на то, чтоб оглядываться на скалистые берега острова, у Грэйн не осталось не только желания, но еще и времени. Эрна Кэдвен и дети Джойаны расположились за ширмой в каюте Эска. Диллайн, верно, стремился как можно больше времени провести с мальчиками, а те, в свою очередь, ни в какую не собирались отцепляться от юбки ролфи, так что Эск уступил им капитанскую кровать, на которой они уместились вдвоем. Для Грэйн там же, за ширмой, подвесили койку, точно такую же, как и для самого эскизарского владетеля. Пока ролфийка разбиралась с вещами, пока утешала Шэррара и пыталась хоть как-то развеять недетскую тоску в золотых глазах Идгарда, фрегат успел поднять паруса. «Меллинтан» поймала ветер и устремилась на запад, к берегам Ролэнта. Грэйн специально отвернулась от большого кормового окна. Она же обещала не оглядываться. Шанта никуда не денется, и если уж кто и способен позаботиться о себе и Джойане, так это Джэйфф Элир.

Заставить мальчиков как следует поесть не удалось ни уговорами, ни призывами привыкать к «настоящей ролфийской дисциплине». В конце концов Грэйн сдалась, рассудив, что свежее молоко и галеты – не так уж плохо для ужина, и когда дети проголодаются, то сами попросят. Она сидела рядом с постелью и пересказывала им бесконечную старинную сагу. Маленький Шэррар плакал, но недолго: замер и заснул, свернувшись знакомым змеиным клубочком, под рукой Грэйн и только вздрагивал, тихо всхлипывая. А Идгард не плакал вовсе, а когда ролфийка хотела убрать руку с одеяла, поднял на нее огромные золотые глаза и очень серьезно спросил: