Читаем без скачивания Тайна старой знахарки - Сандра Лессманн

— Скажу, — пообещал Ален.

Но он прекрасно понимал, что не сможет, по крайней мере сейчас, откровенно признаться Иеремии во всем, что так угнетало ею в эти дни. Ибо на исповеди он обязан не умалчивать ни об одном из своих прегрешений, даже самом непростительном, о том, что у него произошло с Энн Лэкстон. А откровенно признаться пастору в этом означало навеки потерять его приязнь и расположение.

Как водилось, обитатели дома на Дак-лейн пробудились с первыми петухами. Лекарь и хирург Джон Лэкстон всегда поднимался первым и тут же вытряхивал из постелей своего сына и ученика.

— А где это Энн? — буркнул Джон, бросив настороженный взгляд на кухню, где уже собралась вся челядь.

— Еще не спускалась, — ответил Мартин, брат Энн.

— Она встала и даже воды для умывания отнесла в комнату, — доложила свояченица. — Сходить за ней?

— Нет уж, я сам, — раздраженно рявкнул отец семейства. — Девчонка совсем разленилась. Надо ей вправить мозги.

И лекарь Лэкстон в самом мрачном расположении духа стал подниматься по узкой лестнице наверх, где располагалась клетушка его дочери. Без стука он распахнул дверь и от неожиданности замер на пороге — Энн рвало в стоявший тут же у постели деревянный ушат. Сначала Джон Лэкстон подумал, что его дочь занемогла, но тут его осенило: никакая это не болезнь. Он-то хорошо знал, что вызывает такую рвоту по утрам.

Жаркой волной в отце семейства поднималась ненависть. Одним шагом одолев каморку, он схватил дочь за плечи и основательно тряхнул.

— Ты понесла! — взревел он. — Забрюхатела!

Энн и не подумала отрицать это, лишь смотрела на отца полным отчаяния взглядом.

Джон Лэкстон, понимая, что молчание дочери лишь подтверждает его ужасную догадку, готов был лопнуть от охватившего его гнева.

— От кого этот ублюдок?! Отвечай, чей он?! Говори, с кем ты валялась в грязи, потаскуха?

Не дожидаясь ответа, он с размаху ударил дочь по лицу, и та упала на деревянные половицы.

— Я… я не хотела… Это все он… Он меня силой взял, — обезумев от страха, бормотала Энн. — Клянусь, я не по своей воле.

— Кто это был? — ревел Лэкстон.

— Мастер Риджуэй! — выкрикнула Энн и, разрыдавшись, закрыла лицо руками.

— Что тут стряслось? — запыхавшись, спросил прибежавший на рев родителя Мартин.

— Этот сукин сын изнасиловал твою сестру, — прошипел в ответ Джон Лэкстон.

— Кто?

— Риджуэй.

— Ах, проклятый ублюдок! Но ничего — он за это у меня поплатится! — выкрикнул Мартин и вне себя от ярости выбежал из комнаты Энн.

Ален, обработав ожог на руке ученика кузнеца, успокоил все еще бледного как смерть от боли парнишку, и тот даже улыбнулся ему на прощание. Врач по природе своей, Ален безмерно любил эти мгновения, когда ему удавалось облегчить страдания пациента. Именно они и помогали ему переживать тяжкие минуты в жизни, когда ему приходилось лишь разводить руками, сталкиваясь со случаями ужасных травм или неизлечимых болезней, и когда он давал себе зарок постоянно приумножать знания в медицине, чтобы в будущем одолеть и эти, ныне необоримые, недуги.

Взяв тигель с мазью от ожогов, которой только что смазал пострадавшую руку молодого человека, он прикрыл его крышечкой и поставил на место на полке.

Внезапно дверь лечебницы распахнулась, и внутрь ввалилась троица молодых людей. Ален вздрогнул от неожиданности и страха — ничего доброго подобный визит не сулил, — а узнав искаженную злобой физиономию Мартина Лэкстона, похолодел от ужаса.

— Ты надругался над моей сестрой, ублюдок! — завопил Лэкстон.

Ален инстинктивно отпрянул, но приятель Мартина, подскочив к нему, без слов наградил лекаря ударом настолько неожиданным и сильным, что Ален не устоял. Второй удар был нанесен ногой в живот, лишив Алена дыхания. Повинуясь рефлексу, он, поджав под себя ноги, стал кататься по полу, пытаясь руками защитить живот и лицо.

Стоявший у заднего ряда полок Николас попытался прийти на помощь учителю, но один из нападавших одним ударом вывел его из схватки. Кита, ученика Алена, парализовал страх, он оказался не в силах даже позвать на помощь.

— Ну-ка, ребята, давайте его на стол! — мрачно велел Мартин. — На стол его!

Спутники брата Энн, живо подхватив Алёна, с размаху бросили его на деревянный стол. Чуть опомнившись, Ален попытался отбиваться.

— Что вам от меня нужно! Оставьте меня! Слышите?

— Заткнись, недоносок! — проревел Мартин. — Ты силой взял мою сестру! И ответишь за это!

Ален всеми силами старался высвободиться, но три пары рук намертво прижали его к столешнице. Снова удар в лицо, от которого искры из глаз полетели. Ален крепко ударился затылком о толстые доски. В конце концов тело лекаря обмякло, и он отстраненно стал понимать, что его сейчас ожидает.

— Эй, что вы задумали? Отпустите меня, отпустите! Поймите, я ни в чем не виноват!

— Смотри-ка, он ни в чем не виноват, — издевательски повторил Мартин. — Весь трясется от страха — глядишь, и в штаны наделает. Храбрец только с бабами сражаться. А сестра моя тебя разве не умоляла не трогать ее, а?

— Я ее не насиловал! — в отчаянии выкрикнул Ален.

Еще удар в челюсть. Ален почувствовал во рту соленый привкус крови. Боковым зрением он заметил, как Мартин перебирает лежавшие на одном из шкафчиков хирургические инструменты. И вот молодой Лэкстон наконец нашел то, что искал, — скальпель. Со злорадной улыбкой брат Энн повертел блестящим лезвием у Алена перед носом.

— Все, крышка тебе! Нечем будет орудовать, засранец несчастный! Помнишь, что произошло с тем самым монахом по имени Абеляр?

Ален помнил, и очень хорошо. В приступе дикого отчаяния он попытался вырваться, но двое здоровяков крепко-накрепко припечатали его руки и ноги к столу.

— Нет! Нет! — во все горло завопил он. — Пустите меня! Я ничего не делал!

Мартин, плотоядно улыбаясь, нарочито медленно склонился над ним, поигрывая угрожающе блестевшим стальным скальпелем, а Ален тем временем из последних сил пытался вырваться. В следующую секунду лезвие с отвратительным треском вспороло грубую ткань штанов до самого паха. Он почувствовал, как член его грубо сжала чья-то лапища, и завопил от резкой боли.

— Прошу вас… — задыхаясь, умолял он. — Как вы можете?

Боль была настолько сильной, что Алей едва мог понять, пытаются раздавить его орган или же отхватить ножом. В полуобморочном состоянии от ужаса, Ален внезапно расслышал будто издалека чей-то властный голос:

— Уильям!

Вся компания замерла, хватка лапищи ослабла, а вместе с ней и боль.

— Если вы сию же минуту не уберетесь отсюда, перестреляю как бешеных собак! — выкрикнул резкий, незнакомый Мартину голос.

Последовавшие два пистолетных выстрела убедили визитеров, что шутить с ними не собираются. Мартин Лэкстон и двое его дружков торопливо покинули лечебницу.

Ален по-прежнему лежал на операционном столе, не в силах пошевелить и пальцем. Все тело превратилось в сплошной комок боли. Он не мог даже повернуть голову, чтобы взглянуть на своего избавителя. Кто-то нежно дотронулся до его руки, но Ален в испуге вздрогнул, ожидая нового подвоха.

— Мистер Риджуэй, успокойтесь. Негодяи сбежали, — произнес женский голос.

Ален с трудом повернул голову. Это была леди Сен-Клер. И сразу же страх улегся, отступил. С трудом приподнявшись, он соскользнул с края стола и еле-еле доплелся до деревянной скамейки, стоявшей у стены. Усевшись на нее, подогнул под себя колени, обхватил их руками и уткнулся лицом, все еще не решаясь оглядеть себя как следует и убедиться, что с ним все в порядке.

Аморе так и продолжала с озабоченным видом стоять у стола. Она вместе со своим слугой Уильямом явилась в самый подходящий момент. Ей очень хотелось выяснить причину внезапного нашествия столь агрессивно настроенных визитеров, но душивший ее гнев не позволял произнести ни слова.

Уильям вместе с Китом поставили на ноги слугу Риджуэя, все еще не оправившегося от удара. Слуга леди Сен-Клер занял позицию у входной двери с двумя заряженными пистолетами в руках на случай, если громилы вновь надумают нагрянуть.

Трясясь всем телом, Ален наконец сумел пересилить страх и взглянуть на исполосованные скальпелем штаны. Нет, его не оскопили, не успели — лезвие лишь оцарапало кожу на животе в нескольких местах. От облегчения он готов был разреветься.

Подойдя к нему, Аморе ласково провела ладонью по волосам. Ален закрыл глаза и прижался лбом к ее жесткому корсету, чувствуя, как спадает напряжение. Он всхлипнул от огромного, космического облегчения от близости этой женщины. Так, наверное, чувствует себя грешник, осененный благодатью Матери Божьей. Ему хотелось вжаться в нее, став маленьким-маленьким, затеряться в ней, лишь бы не проходило это благостное спокойствие.