Читаем без скачивания Сукин сын - Вера Коркина

— Отцу вы не помогли, а мужа погубили. Я вынужден его арестовать по обвинению в краже рукописи.

Тамара покачнулась сильней, лицо медленно залилось краской, стул заскрипел. Шишкин быстро налил и подал ей воды, Тамара потянулась к стакану и повалилась набок. Следователю пришлось звать на помощь. На счастье, у Тамариного мужа оказались с собой лекарства. Женщину уложили на диван в коридоре, а Максима Субботина следователь попросил пройти в кабинет.

— Вы соображаете, что наделали? — спросил Шишкин. — Верните рукопись. Если вернете, вам скостят срок, — подозреваемый посмотрел внимательно, не выразив удивления.

— Ее у меня нет.

— А где она?

— Ее украли. Можно нам поехать в город к врачу? У жены обострение депрессивного синдрома, все может плохо закончиться… Вина перед отцом. Он ей является и хочет, чтобы за него отомстили, приказывает, посылает. Доктор сказал, что маниакальные депрессии неизлечимы.

— Зачем же вы потакаете болезни? — возмутился следователь.

— Иначе невозможно. Или жить так, или никак.

— Так, ладно. Давайте по порядку. Рукопись вынесли вы?

— Я.

— Это спланированная акция?

— Нам предложили путевки в пансионат, Тамара и раньше сюда ездила, ей тут нравилось. Но на этот раз она встретила здесь человека, который ограбил их семью, и отдых полетел к чертям. У ней начались истерики по два раза на день… Она что-то задумывала, и каждый день новое. Встречалась со своим чокнутым поклонником, я не вмешивался, только следил. Потом, на экскурсии, когда чокнутый свалился с крыши, я понял, что дело идет к финалу. Она велела мне взять рукопись, и я взял. Думал, может, это какой-то выход.

— Супруга упомянула, что поездку вы спланировали осенью.

— Она больной человек. Может, она это и планировала, я не в курсе.

— Хорошо. Ну то есть ничего хорошего. Дальше.

— Я отдал рукопись жене и больше ее не видел. Она пропала.

— Когда вы узнали о пропаже?

— Я догадался, что что-то не в порядке. Раньше Тамара, видя Спивака, надеялась на что-то. Дней пять назад обозвала в лицо вором. Отчаялась.

— Жена не делится с вами своими планами?

— Нет. Я их не поддерживаю.

— Вы представляете себе, на что вы пошли сейчас? Если врачи признают ее невменяемой, за все ответите вы один.

— У меня не было выбора.

— Что означает «не было выбора» или «жизнь превратилась бы в ад»? Она вам угрожала?

— Самоубийством. Это реальная угроза. Она уже… пыталась выброситься из окна.

Шишкин дал ему подписать протокол. Максим Субботин, не дрогнув, подписал себе тюремное заключение. Следователь покидал работу с сочувствием к нему и восстановленной верой в мужское достоинство. Если судьей окажется женщина, парню кое-что зачтется. Следователь тут же брезгливо припомнил Геннадия Постникова. Может, Постников и украл? Спереть-то он может, если что где плохо лежит. Вечно шнырит.

Допрашивать художника сегодня было уже выше шишкинских сил. Следователь решил навестить Нину. Дело продвинулось, можно было дать себе передышку. За вечер, со сломанным ребром, что он успеет сделать? Ну перепрячет рукопись. А вдруг уничтожит как вещдок? Шишкин вытер пот со лба, взял себя в руки и второй раз за день поехал в больницу к этому дерганому.

Постников вытаращил на него глаза. Теперь еще и рукопись? Раньше кровельщик с крыши, теперь рукопись? Тамара Айвазовна сообщила? Женщина активная, домогалась секса, не преуспела, все наветы и клевета. «А если вам скажут, что я жег рукопись на глазах у свидетелей, тоже поверите? — задал вопрос подозреваемый. — Вы нашли, кто скинул меня с балкона? Ну понятно — нет, вы ж при исполнении. Рукопись важней человека. Пока вы бумагу ищете, людей повыкидывают и попереломают. Мне, например, кажется, что убийца был не один. Та же Тамара Айвазовна с супругом могли быть. Он был в пансионате, а она позвала снизу. Комнаты-то открыты: заходи — и инвалид готов».

— Им нужна рукопись. В мертвом виде вы им бесполезны, только в живом.

— Там земля, а не асфальт. Третий этаж. На смерть нечего и рассчитывать. Так, пошутили.

— Личная неприязнь?

— Ну, мало ли… — глаз совершил пробежку и вернулся на прежнее место. — Неуважение к даме.

Шишкин заметил, что истерика Постникова вроде прекратилась, зато прибавилось задору. Сейчас он скорее наступал, чем оборонялся. Есть у него рукопись или нет? Когда Шишкин ехал в больницу, то был почти уверен, что есть. Теперь почти уверен в обратном. Ничего. Еще один визит в больницу — он привыкнет и к этому шизоиду. Человек ко всему привыкает.

На обратном пути из больницы он повстречал рыжеволосую фурию. Она понуро брела, завешенная гривой, и выглядела уставшей лошадью. Но при виде следователя глаза ее загорелись, и она вцепилась в его китель костлявыми пальцами.

— Когда нам разрешат уехать? Сколько будет продолжаться этот маразм?

— Сколько надо, столько и будет, — нахмурился Шишкин. Слово «маразм» его сильно покоробило.

— Что значит — человек не на своем месте! — не унималась Лариса.

— Вы чем сейчас занимались? — строго спросил следователь.

— Обедала, если вам интересно.

— Тогда идите и запейте свой обед! Лучше водкой. Ваш муж попался с марихуаной, столкнул с крыши кровельщика и украл рукопись. Социально не ущемленные они, смотрите-ка! Образованные люди! Критики-журналисты! А рукописью никто не подавился… Когда перестанете беситься и оскорблять представителей власти, зайдете ко мне. Это официально. — Шишкин решительно зашагал к отделению, а Лара осталась стоять, пораженная новостями.

В полпервого Алексей Иванович вышел из пансионата на обед и увидел, что навстречу шествует пара. Женщина тяжело повисла на руке мужа, тот гнулся под ее весом, лица обоих выражали страдание. Спивак посторонился, Тамара взглянула так, будто собиралась плюнуть в лицо.

— Вор! — услышал он отчетливо. — Вор! Аллах накажет тебя, сгоришь в аду, вор!

Алексей Иванович раздраженно вздрогнул.

— Вы напрасно разоряетесь, дама. Акций у меня нет. Их путем шантажа присвоил господин Авилов.

Алексей Иванович исполнил небольшой поклон и даже шаркнул ногой.

Глава 13

Предложение

Тем временем господин Авилов пробирался под окна милиции, зная, что следователь уходит обедать, оставив открытым окно. Документы в сейф запирает, а окно оставляет. Продравшись через кусты, Авилов, подобравший среди мусора рваные галоши, чтобы не наследить, положил рукопись на подоконник и с сожалением вздохнул. Он к ней привык, она стала ему дорога, эта злосчастная стопка с обгоревшими краями. Собственно, не попади она ему в руки случайно, не было бы акций авиазавода. Он не собирался ни во что вмешиваться, но раз уж так вышло, благодарю, «прощай, и если навсегда, то навсегда прощай!»

Он покинул густой палисадник, избавился от галош и побрел восвояси, с некоторым беспокойством улыбнувшись Зосе, которая вечно вертелась под ногами, как кошка. Хотя, кажется, она появилась только что. Ведь не раньше? Нехорошее предчувствие.

— Нина, — он приступил к делу с легким сердцем. — Нина, как мы дальше будем жить?

— Как теперь. Не хуже и не лучше.

— Смотри. Я предприниматель, мне надо заниматься делом. Хочется, и привык к деньгам. Ты со мной поедешь?

Нина села на табурет и откинула со лба вьющуюся прядку.

— Скажи по-человечески. То же самое, но по-человечески.

— В смысле?

— Что я тебе нужна.

— Я это и сказал.

— Другое ты сказал.

— Почему другое? Это.

— Ты спросил, хочу ли я с тобой ехать.

— Это оно и есть.

Нина засмеялась.

— Знаешь, за что я тебя люблю? Ты мужчина совсем. До кончиков пальцев. Без изъянов и отклонений. Мужское совершенство со всеми последствиями. — Она подошла ближе и смотрела снизу вверх, прямо в глаза. Он не выдержал их яркой синевы и отвернулся, Как волк.

— Уф-ф! А я уже, если откажешься ехать, приготовился дом здесь строить и стихи валять.

Нина захохотала, откинув голову, так что яблоко ездило по горлу вверх вниз. Заметив удивленный взгляд, остановилась.

— Прости. Я смеюсь, чтобы не заплакать. Сейчас зареву. Никто в жизни ради меня пальцем не пошевельнул, а ты дом строить, стихи писать… Такой голубчик, — она обняла его и, как обещала, заплакала. — Ты очень хороший. — Авилов оттолкнул ее от себя.

— Что я сказал смешного?

— Ничего, это я разволновалась.

— Ты думаешь, мне не написать стихов?

— Ш-ш, не сердись, не шуми, не надо…

— Не надо со мной, как с младенцем. Вы тут давно сбрякали, носитесь с Пушкиным, как с писаной торбой. Дамы с прическами! В день рождения Пушкина шашлыки с помидорами и детьми на природе! Он умер, ты не обратила внимания? Умер, и давно. Покойника любить легко, он не чихает, и стирать на него не надо. А бесталанного и потеющего слабо?