Читаем без скачивания Жестокие игры - Мэгги Стивотер

И тут мне в голову приходит внезапная мысль.

— А как ты доставишь тележку домой? — спрашиваю я Финна, который аккуратно выравнивает коробки в тележке, чтобы их углы точно совпадали.

С той стороны, где погрузкой занимался он, в тележке идеальный порядок, коробки стоят, как кирпичи в стене, но это требует от Финна немалого времени. Мне наплевать, окажется ли крупная коробка на дне тележки или в верхнем ряду, если только ей не грозит падение по дороге.

— Я же заберу Дав на пляж, — напоминаю я брату. — А тележка сама уж точно не вернется.

— Я ее сам прикачу, — вежливо отвечает Финн.

Он осторожно прижимает пальцы к коробке, чтобы передвинуть ее на расстояние, примерно равное вздоху бабочки.

— Ты сам?!

— Конечно, — беспечно кивает Финн. — Она ведь будет пустая.

Перед моим мысленным взором на мгновение вспыхивает картина: братец рысью покидает Скармаут, волоча за собой тележку для пони, — он похож на отощавшего тролля в огромном свитере… и мне хочется тоже, как Гэйбу, исчезнуть на материке, где ни единая душа меня не знает. Но мне остается либо согласиться, либо попасть на пляж уже тогда, когда начнется прилив. Вокруг нас все еще клубится туман, но он уже начинает редеть, напоминая мне о том, что время уходит.

— Может быть, Дори позволит нам оставить тележку за ее лавкой? — говорю я. — А я потом ее заберу, когда мы с Дав закончим тренировку.

Финн почесывает спину Дав одним пальцем, отчего она взбрыкивает задними ногами с таким видом, словно собирается взлететь, как муха. Финн сообщает:

— Дав говорит, что ей совсем не хочется волочить тележку после того, как ты заставишь ее удирать от морских чудовищ.

— Дав говорит, что ты будешь выглядеть как последний идиот, таща за собой тележку! — парирую я.

Финн рассеянно улыбается, глядя на коробки с посудой.

— Да мне наплевать.

— Это уж точно! — огрызаюсь я.

Мы так и не приходим к соглашению к тому моменту, когда заканчиваем погрузку, но времени у нас уже нет, и потому мы отправляемся в путь; я держу вожжи, Финн тащится сзади. Наша кошка Паффин плетется за нами, и Финн прикрикивает на нее, отчего ее желание составить нам компанию становится только сильнее.

На полпути к городу ветер доносит запах, похожий на вонь гниющего мяса, и мы с Финном переглядываемся. На острове никого не удивить дурными запахами — шторма выносят на берег огромных рыбин, и те гниют на песке, рыбаки в теплые дни выбрасывают успевшую испортиться рыбу, или же вечерами ветер разносит запахи протухшего рыбного рассола, — но то, что мы ощущаем сейчас, не связано с морем. Что-то сдохло и брошено там, где бросать не следовало. Я не хочу останавливаться, но это может быть и человек, поэтому я оставляю Финна возле Дав, а сама карабкаюсь через каменную стену у дороги, туда, откуда доносится вонь.

Ветер дует мне прямо в лицо, — при этом он умудряется проноситься сквозь туман, вместо того чтобы унести сто прочь, — и я вся сжимаюсь, стараясь сохранить тепло, когда обхожу кучу овечьего дерьма. И все это время думаю о том, что лучше было бы отправить Финна искать источник запаха, но он не выносит вида крови, а потому толку от него никакого. Вскоре я нахожу источник — это то, что не слишком давно было овцой. От нее не много осталось, только копыта, короткий хвост и кучка внутренностей, которые и воняют так отчаянно; еще я вижу раздавленную овечью голову с остатками шерсти. Шерсть на затылке овцы покрашена в синий цвет, это метка одного из стад Хэммонда. Впрочем, краску едва можно различить, ведь ни затылка, ни шеи овцы практически нет.

По коже у меня ползут мурашки от страха, хотя я и сомневаюсь, что где-то рядом может находиться кабилл-ушти. Мы все-таки слишком далеко от берега, чтобы сюда забрались водяные лошади.

Я возвращаюсь к Финну и Дав. Они развлекаются: Финн хлопает Дав по верхней губе, а Дав делает вид, что сердится.

Финн вопросительно смотрит на меня, и я отвечаю:

— Овца.

— Так я и знал, — говорит Финн.

— В следующий раз ты уж направь свое ясновидение на пастбище до того, как я полезу в грязь, — сержусь я.

— А ты не спрашивала.

И мы продолжаем путь к Скармауту.

Мы поворачиваем к лавке Дори-Мод; лавка называется «Фатом и сыновья», но почему — я и вообразить не могу, ведь у Дори нет ни мужа, ни сыновей, если уж на то пошло. Она живет с двумя сестрами, и ни одна из сестер не носит имя Фатом, и ни у одной нет сыновей. Дори весь год копит всякую всячину, чтобы все разом продать туристам за октябрь и ноябрь. В детстве я прежде всего обращала внимание на то, что Дори постоянно носит непарные туфли, это делало ее самой экстравагантной особой на всем острове. Теперь же я в первую очередь отмечаю для себя то, что ни у Дори, ни у ее сестер нет фамилий, а это сделало бы ее самой экстравагантной особой где угодно в мире.

Лавка «Фатом и сыновья» расположена на одной из узеньких боковых улочек Скармаута — это окруженная камнем дорожка, ширины которой едва хватает для Дав и ее детской тележки. Ни туман, ни солнце не проникают в этот переулок, и мы дрожим, пока копыта Дав выбивают эхо из стен зданий.

Через несколько домов от лавки, что, впрочем, совсем близко, я вижу стоящего в дверях Джонатана Кэррола, который бросает кусочки печенья шотландской овчарке. Оба брата Кэррол кудрявы и черноволосы, но у одного из них голова, похоже, вместо мозгов заполнена сырым тестом, а у другого такой же ком сырого теста забивает легкие. Однажды мы с мамой по дороге в лавку наткнулись на Брайана, того, который с больными легкими. Он скорчился под причалом, весь дрожа и хватая ртом воздух. Мама сказала ему, чтобы он делал глубокий выдох, прежде чем вдыхать снова, а потом оставила меня наблюдать за ним и пошла купить ему черного кофе. Я очень разозлилась, ведь она обещала мне рогалик с корицей из пекарни Паллсона, а их раскупают очень быстро. Мне стыдно вспоминать, но я тогда сказала Брайану, что если он умрет и я из-за этого не успею купить рогалик, я плюну на его могилу. Правда, не знаю, помнит ли он вообще об этом, поскольку в тот момент был полностью сосредоточен на своем дыхании через сложенные ковшиком у рта руки. Надеюсь, что не помнит, ведь с того времени характер у меня заметно улучшился. Теперь я только подумала бы, что плюну на его могилу, но уж точно не высказала бы этого вслух.

Но вообще-то сейчас не Брайан, а Джонатан бросает печенье собаке. Взглянув на меня, Дав и Финна, он говорит только:

— Привет, пони!

Это только подтверждает, что у него тесто вместо мозгов.

— Начинай разгружаться, — говорю я Финну. — А я пойду спрошу насчет тележки.

Лавка представляет собой узкий темный коридор, тесный, как курятник, и она битком набита всякой ерундой с маленькими белыми ценниками, которые светятся в тусклом помещении, как белые зубы. Здесь всегда пахнет чем-то похожим на сливочное масло, тающее на сковородке, — то есть просто божественно. Я вообще-то не знаю, много ли покупателей приходит в саму лавку, чтобы купить что-нибудь; думаю, в основном все продается в палатке в выходные дни и в то время, когда остров заполнен толпой народа, приехавшего на бега. Так что большую часть года и ценники, и соблазнительный маслянистый аромат просто ни к чему.