Читаем без скачивания Небо остается нашим - Марина Чечнева

Так мы считали. И потому, когда о нас заговорили в печати, когда девчата стали получать письма, в которых родные и знакомые обращались к ним как к героям, сперва все посмеивались, а потом стали недоумевать.

- Ну что это такое! - как-то с горечью сказала мне Женя Руднева. - Кажется, мои мамуся и папист совершенно разучились мыслить и писать просто, по-русски.

- О чем ты, Женя? [96]

- Ну как же, - протянула она мне письмо отца и матери, - это не послание от любимых, а передовица из газеты.

Я быстро пробежала глазами несколько фраз.

- Не вижу ничего особенного.

- А ты вот тут прочитай. - Женя ткнула пальцем в середину тетрадного листка. - Героиня, героические дела! Да никаких героических дел я не совершаю, просто честно, как и все мы, бью фашистов. Они лезут, а я бью. Что тут особенного!

Подошли Наташа Меклин, Дина Никулина, Катя Рябова, Надя Попова, Оля Клюева.

- О чем спорит Женя?

- Героем быть не желает, - пошутила я. - Возмущается, почему ее так величают.

- У Рудневой в этом вопросе, наверное, свое понятие, - усмехнулась Наташа. - Вот если бы кто первым полетел на Марс или на другую планету, то она, не задумываясь, назвала бы такого человека героической личностью.

- И правильно! Ничего ты, Натуся, не понимаешь, - горячо возразила Женя. - Нельзя легко бросаться такими словами, как «герой», «героизм».

- Как бросаться?! А ты что же, считаешь, что герой должен обязательно обладать какими-то сверхъестественными качествами? Ну а ты сама, кого бы ты могла назвать героем?

- Ну хотя бы… - Женя замялась и вопросительно посмотрела на Дину Никулину.

- Так кого же? - допытывалась Наташа.

- Во всяком случае, человека не обычного, а такого, который, не задумываясь, может броситься с гранатами под танк, заслонить собой амбразуру дота или, как Николай Гастелло, взорвать экипаж на собственных бомбах, врезавшись во вражескую колонну.

Привлеченные спором, подошли другие девушки. Тема разговора заинтересовала всех. Мнения разошлись, и разгорелась настоящая дискуссия. В конце концов, как нередко бывает, когда спорят люди, еще не определившие своего отношения к вопросу, все запуталось. Многие, кто вначале возражал Рудневой, неожиданно стали ее поддерживать, а те, кто соглашался с ней, оказались на стороне Меклин. [97]

Увлеченные разговором, мы не заметили появления комиссара. Евдокия Яковлевна, наверное, долго слушала наш спор, прежде чем вмешалась.

- Суть не в названии, - услышали мы вдруг ее спокойный, как всегда, голос. - Главное - в деле, и прежде всего в отношении к своему долгу, обязанностям. Нагляднее всего это отношение к долгу проявляется в критические, опасные минуты, когда требуется, может быть, рисковать жизнью. Высокое сознание долга показал, например, Александр Матросов. Но самопожертвование, как и другие сильные проявления человеческого духа, возникает не вдруг, не по мановению волшебной палочки. Оно рождается из будничных, повседневных дел, вроде того как складывается по кирпичику здание.

Сознательно относиться к порученному делу, постоянно, день за днем, вкладывать в него все свои силы, отдавать ему весь жар своего сердца - это не менее трудно и прекрасно, чем совершить что-то необычное, яркое, ослепляющее, как блеск молнии. Так, кстати, поступаете и вы, каждую ночь по нескольку раз вылетая навстречу смерти. И вас поэтому справедливо называют героинями. Поймите это. А главное - будьте скромны, помните, что честь, слава ваша как советских воинов и граждан проявляется в делах ваших…

Этот случайно возникший разговор оставил в наших сердцах глубокий след.

* * *

В начале февраля сорок третьего полк перебазировался в станицу Челбасскую. Погода по-прежнему не баловала нас. Летчицы и штурманы непрерывно дежурили у самолетов, ожидая прояснения.

Особенно непогодило 8 февраля. Плотные черно-серые тучи нависли над прокисшей от сырости землей, ветер, как сумасшедший, носился над аэродромом, вздувая парусами брезентовые полотнища, которыми покрывались моторы машин. Собравшись небольшими группами, мы коротали время за разговорами, негромко напевали любимые песни. И вдруг появилась капитан Ракобольская, какая-то необычная, возбужденная. Срывающимся голосом объявила общее построение. Все встревожились - уж не провинились ли в чем? Тем более, видим: от штаба идут человек десять офицеров. [98]

- Маринка, - толкает меня Оля Клюева, - кажется, сам Попов.

Всмотревшись, я действительно узнала командира дивизии.

После доклада Ирины Ракобольской вперед вышел генерал Попов. Ветер рвал из его рук лист бумаги.

Шагах в трех позади Дмитрия Дмитриевича стояла командир полка Бершанская, рядом с ней комиссар Рачкевич. Лица обеих были сосредоточенны, торжественны. По тому, как они смотрели на строй, изредка перебрасываясь словами, чувствовалось: произошло что-то важное, приятное для нас.

Окинув взглядом строй, генерал Попов громко прочитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении нашему 588-му полку гвардейского звания и переименовании его в 46-й гвардейский. Тут же на поле состоялся митинг. Выступали многие. Говорили просто, но от всего сердца. Еще бы! Ведь нам первым в дивизии оказали такую честь. Да и не только в дивизии. Наш полк стал первой женской гвардейской частью во всей армии!

Вечером в общежитии было особенно оживленно. Все были возбуждены, не хотелось заниматься серьезными делами. Позабыв про лекции и конференции, которые проводились в нелетную погоду, девушки стайками переходили из комнаты в комнату, перебрасывались репликами, шутили, смеялись. Исключение составляла лишь Наташа Меклин. Уединившись в укромном уголке, она что-то сосредоточенно писала, изредка сердито поглядывая на тех, кто пытался ей помешать. Казалось, происходящее вовсе не интересует ее.

- Что, Натуся, - шутливо проговорила Женя Руднева, - поэму сочиняешь о девушках-гвардейцах?

- Пока секрет, - тихо ответила Наташа, строго посмотрев на Женю красивыми, с зеленоватым оттенком глазами. - Не скажу!

Дина Никулина, с которой Женя летала в одном экипаже, дернула подругу за рукав гимнастерки:

- Пойдем. Разве ты не видишь, что у нашего штурмана сегодня поэтическое настроение?

- Вот еще… Откуда вы взяли? - смутившись, выдала себя Меклин… [99]

На другой день, когда мы с Олей Клюевой дежурили на аэродроме, на старт, запыхавшись, примчалась Катя Титова.

- Ой, девушки! - издали закричала она. - Бежим скорее слушать марш!

- Какой там еще марш? - переспросила Оля.

- Самый настоящий, гвардейский. Наш, понимаешь - наш!

Наверное, вчера Наташа написала, догадалась я и посмотрела на небо. Оно по-прежнему хмурилось. Не было ни малейшей надежды на улучшение погоды.

- Пошли, - предложила я Клюевой. - Гвардейцам положено иметь свой марш.

- Будет нам марш, если вдруг объявят вылет на разведку погоды, - заметила Ольга, нехотя вылезая из кабины.

- Не объявят. А вообще-то, ради такого случая не жалко разок и выговор заработать.

- Быстрей вы, копуши! - тормошила нас Катя.

В общежитии было уже битком. Кто-то невидимый за склоненными над столом головами не спеша, с чувством читал:

На фронте встать в ряды передовые

Была для нас задача нелегка.

Боритесь, девушки, подруги боевые,

За славу женского гвардейского полка.

- А что, неплохо, - заметила Ира Каширина. - Ну-ка, девочки, все разом:

Вперед лети

С огнем в груди…

Десятка полтора голосов подхватили за Ирой:

Пусть Знамя гвардии, алеет впереди.

Врага найди,

В цель попади,

Фашистским гадам от расплаты не уйти.

Никто из нас усталости не знает,

Мы бьем врага с заката до зари,

Гвардейцы-девушки в бою не подкачают,

Вперед, орлы! Вперед, богатыри! [100]

Некоторые уже успели переписать марш. Копии песни тотчас разошлись по рукам. Не прошло и пяти минут, как гремел настоящий девичий хор:

Врага найдем мы в буре и тумане,

Нам нет преград на боевом пути.

Громи, круши его налетным ураганом,

Спеши от гвардии «подарок» отвезти.

Гвардейцы с честью выполнят заданье,

Отыщут, выследят, разведкой донесут,

Никто к врагу не знает состраданья,

На зуб попался, знай: тебе капут.