Читаем без скачивания Ночь с 12-го на 13-е - Станислас-Андре Стееман

— Прошу прощения за свое вмешательство, — прервал его тираду мистер Ву, — но мне представляется менее срочным делом необходимость поставить мистера Воробейчика в курс нашего расследования, чем возможность получить показания столь важного свидетеля. Я бы даже сказал — пострадавшего. Поэтому, еще раз прошу прощения, я бы предложил вначале выслушать то, что нам скажет месье Венс.

— А что вы хотите, чтобы он сказал нам? — не унимался комиссар. — Он ведь даже не мог видеть, кто стрелял в Абоди и в него самого, потому что убийца напал на них с тыла.

— Разве это действительно было так, мистер Воробейчик?

Малезу, наконец, удалось развязать узелки на упаковке коробочки, которую принес с собой.

— Вот! Вот! Съешь хоть несколько виноградинок! — сыпал он словами. — Нет ничего лучше, чтобы избавиться от сухости во рту. Представляешь, Стиву, не далее как сегодня пополудни, удалось пристрелить Зецкого — и это в тот момент, когда я доказал, что именно он — виновник всего произошедшего! Ну, и теперь ты можешь приводить против него неопровержимые доказательства, действительно неопровержимые, потому как — не он же их опровергнет!

— Прошу вас, господин комиссар, — снова попытался прервать поток красноречия Малеза мистер Ву, — очень вас прошу, позвольте мистеру Воробейчику говорить!

— Да конечно же! Пусть говорит! Я только хотел сказать ему, кого считаю преступником, потому что вряд ли он найдет лучшую кандидатуру.

— Ты так думаешь? — удивился месье Венс. — Но ведь виновный…

За дверью палаты послышались голоса, раздался какой-то шум. Потом дверь распахнулась, и на пороге возникла женщина. Это была Флориана. С цветами. Чайными розами. Она была бледна, как смерть, а глаза смотрели с непонятной мольбой. Месье Венс, увидев ее, попробовал выпрямиться, губы его зашевелились, но из них вырвался лишь хриплый стон, потом он упал на подушки.

— Пожалуйста, не мешайте! — строго сказала медсестра. — Она пощупала пульс, приподняла веко месье Венса, после чего дернула за шнурок, ведущий к пульту у кровати пациента. — Всем немедленно удалиться! Раненый потерял сознание!

Мистер Ву оказался в коридоре вместе с Ло Ю, даже не успев разобраться, каким образом они туда попали.

— Подождете здесь, а я останусь с ним! — распорядился Малез. — Мадам тоже останется, — добавил он, увидев, что Флориана, отстранив медсестру, сама склонилась над раненым.

— Но…

Но Малез уже показал обоим китайцам спину.

— Сейчас вернусь, — бросил он, не оборачиваясь.

Действительно, много времени не прошло. Сначала из палаты выскочила медсестра в слегка сдвинутой набок косынке. Она отдала какой-то приказ охраннику, как всегда, стоявшему на посту. Тот исчез и вскоре появился снова с молодым врачом в белом халате. Врач оставался в палате не больше двух минут, а затем удалился вместе с медсестрой, что-то тихо обсуждая на ходу.

Чуть позже возник и Малез.

— Он приходит в сознание. Пойдемте отсюда! Я же говорил вам, что еще не наступило время для посещений!

— Но… — попытался протестовать мистер Ву.

— Допросите его в другой раз. Потом. Впрочем, он подтверждает…

— Что он подтверждает?

— Все.

— А почему миссис Абоди осталась с ним?

— Хочет выразить ему свою признательность. В общем, хорошо все, что хорошо кончается! — воскликнул Малез. Он потирал руки, а глаза его лукаво светились.

Мистер Ву ничего не ответил. Что тут скажешь, разве, и впрямь, все не складывается как нельзя лучше? Он ограничился тем, что выразил свою неуверенность вздохом. Но все-таки после паузы произнес назидательно:

— Понять легко, однако действовать трудно. Так сказал…

— Стоп! — весело оборвал его комиссар. — Только не говорите, кому принадлежит эта мудрая мысль! Позвольте мне догадаться самому. — И, схватив Правосудие под руку, повлек его к выходу из больницы.

— Вы действительно этого хотите? — спросил месье Венс.

Руки его так похудели, что кольцо в форме змеи соскальзывало с пальца.

— Да, хочу! — сказала Флориана. — Рассказывайте!

Он все-таки никак не мог решиться. Она настаивала:

— Ну, говорите же, говорите, я хочу знать!

— Значит, все это кажется вам совершенно невероятным? — улыбнулся он.

— Да, Джики, да! И таким чудесным…

Эпилог

— Я предупреждал месье Венса. Я все ему сказал, все… Сказал, что его хваленый «импорт-экспорт» — не более, чем ширма, что он просадил все деньги своей жены, что он готовит какую-то гадость и это в порядке вещей… Я сказал ему, что Флориана курит опиум в мастерской у некоего Зецкого под предлогом того, что мазила пишет ее портрет. Сказал, что этот Зецкой в сговоре с Абоди, ведь это он управляет курильнями, и что, если Абоди не противится и не мешает ему, это только доказывает, что тот попросту выполняет приказы нашего дорогого патрона. Я сказал ему, наконец, что Флориане, то есть миссис Абоди, наверное, не стоит в эту ночь выходить из дома, пусть она лучше почитает себе мирненько Бурже или, там, Сартра, а я сам прослежу за ее безопасностью. Он вежливо соглашался: «Да-да, конечно… Благодарю вас…», он кивал, но я отлично видел, что он не доверяет мне. И хотя у нас, французов, говорят, будто предупрежденный двоих стоит, его-то я предупреждал совершенно зря! Потому что, когда Абоди стал предлагать ему виски, ему и в голову не пришло, что тот собирается спеть ему «баю-баюшки-баю». И если он сначала отказался, то только потому, что попросту хотел сохранить ум трезвым. Абоди предлагал снова, Венс снова говорил «нет». Должно быть, Абоди чувствовал, что дело затягивается, а это никак не входило в его планы: что же, придется начинать все сначала? Но на это не остается ни времени, ни средств — в компанию со дня на день нагрянет полиция, поводов для этого хватает: Лоуренс вполне способен вчинить иск, желая вернуть свои бабки; Матриша могут поймать с поличным, и он расколется, ляпнет чего не следует, расследование Малеза вроде бы подходит к концу… В общем, действовать надо было быстро, и он продолжал настаивать. И вот, свершилось! «Кампай!» — сказал Абоди. «Кампай!» — ответил месье Венс. Ура! Дело в шляпе! Именно в этот момент Абоди «присолил» детективу его «Джонни Уокера», надеясь потом подсыпать снотворного и в бутылку — на случай, если у месье Венса после пробуждения возникнут какие-то подозрения, и ему придет в голову сделать анализ ее содержимого… Около десяти зазвонил телефон. Это звонил я — гнусавым голосом, зажав себе нос пальцами, чтобы было не узнать. Подошел Абоди, я попросил позвать месье Венса. Хотел предупредить его о том, что Флориана ушла из дома, что я не знаю, где она сейчас, но немедленно отправлюсь на поиски. «Это звонит один из моих людей, которому я поручил наблюдать за вашим домом. Сообщает, что все там в порядке», — объяснил патрону месье Венс и положил трубку. А когда он потянулся к телефону, нечаянно задел стоящую на столе фотографию Флорианы, и она упала — лицом вверх! Он, конечно, видел эту рамку со снимком и до того: в тот же день, и накануне, и еще раньше, — но всегда с обратной стороны. Ах, если бы он еще тогда обнаружил, что это Флориана! Подумай, Пеони, какие чувства обрушились на него в этот момент! Эта женщина, которая прогнала его пять или шесть лет назад — только этого достаточно, чтобы никогда ее не забыть! Эта женщина, которую он всю войну искал по всей Европе, женщина, воспоминание о которой не давало ему спать спокойно, как сейчас не дает спать мне самому. Интересно, как это Абоди ничего не заметил? А может, и заметил, может, узнал мой голос, несмотря на зажатый нос, — теперь этого не узнать. А может, и не заметил, черт его знает, он же думал только об одном: как бы побыстрее и понадежнее усыпить детектива. Но теперь он мог влить в него хоть всю бутылку, месье Венс не замечал, что происходит вокруг, он думал только о Флориане. «Любит ли она его?.. Любит ли он ее?..» — ну, и все такое прочее. И — почему она курит опиум? И — почему он это ей позволяет? Было о чем думать до утра и разбираться в том, почему это белое до странности черно. Но это вовсе не означает, будто Абоди плохо сыграл свою роль! Около одиннадцати ему взбрело в голову позвонить домой — якобы для того, чтобы упросить свою ненаглядную женушку остаться дома, быть хорошей девочкой, почитать смирненько Бурже или Сартра и все такое… А на самом деле — чтобы удостовериться, что она ушла, и ловушка сработает теперь именно так, как было задумано. Ему казалось, будто таким образом он окончательно утвердит в глазах детектива образ «глубоко-огорченного-но-страстно-как-в-первый-день-влюбленного-в-свою-жену-мужа». И это бы, конечно, ему удалось, если б месье Венс, притворяясь сонной мухой, не размышлял при этом со страшной скоростью! Обычно ему требовалось куда больше одного стакана, чтобы почувствовать желание заснуть, и у виски нет такого привкуса. А у чего есть? У сельтерской воды разве что или… Но у виски — никогда! Что бы ты сделала в таком случае, Пеони, чтобы избавиться от сомнений? Сама бы себе налила, точно? Месье Венс именно так и поступил. Взял да и налил из бутылки. И попробовал. Действительно — виски? Действительно — виски. Да еще какое! И в новой порции — ни малейшего привкуса, никаким лекарством и не пахнет! Мда, значит, там была какая-то отрава. И значит, снотворное — если только это и впрямь всего лишь снотворное! — было подмешано в его стакан, а не в бутылку, и значит, это сделал хитроумный и ловкорукий Абоди, а вовсе не абсолютно невиновный малыш Стив! Но! Абоди позвал его, месье Венса, на помощь сам, никто его не заставлял, и Абоди рассчитывал на то, что он, месье Венс, станет его защищать. Зачем же усыплять человека, который должен защитить тебя в минуту смертельной опасности, когда эта минута вот-вот наступит? Разве что… Разве что никакой смертельной опасности не существует, нет и никогда не было, а «телохранитель» понадобился ради какой-то совершенно иной цели. Вот скажи, Пеони, ведь даже ты, с твоими птичьими мозгами, начинаешь понимать, в чем тут загвоздка, а?