Читаем без скачивания Н 3 (СИ) - Ратманов Денис

Стиснув зубы, я падал снова и снова, выпростав руки, ощущая, как бедро превращается в отбивную. Но это ничего. Главное — запомнить, потом вечером еще прогоню на матах.

С упражнениями закончили, перешли к практике, и я понял, что вчера — это была не тренировка, так, тест-драйв. Мы становились на ворота, сменяя друг друга: Конь, Раш, потом я. Тренер коротко напоминал, что и как делать, потом я смотрел, как делает Конь и Юсупов, и мне казалось, все просто: прыгнуть вбок, схватить мяч обеими руками, притянуть к животу.

Но когда пришла моя очередь, тело отказалось слушаться, и я все делал не так — криво и деревянно. Да кедров Буратино и то лучше бы справился! Материл себя, заставлял собраться, но понимал, что эти движения нужно довести до автоматизма, и так сразу не получится, будь я хоть трижды одаренным

Голос Шпалы, комментирующий мои ошибки, звучал, как плеть. Но не тормозил — подстегивал. Я сжал зубы и повторял снова и снова. Бил Шпала в полную силу, и вскоре заныли запястья, и отбивать мяч я принялся излюбленным способом — кулаком, но при этом то распрямлял колени, то передвигался не пружиня, а «навалив в штаны». Стоило сосредоточиться на руках, и ноги начинали жить своей жизнью. И наоборот.

Тренировка длилась два с половиной часа и, когда все разошлись на обед, я остался, доковылял до матов, сел передохнуть и вдруг понял, что тупо не могу встать. Болят отбитые бедра и бока, подгибаются колени, ноют запястья.

Нам сегодня еще предстоял кросс, и я понимал, что если не отдохну сейчас, то просто сдохну. А после кросса — опять круговой турнир. Правда, сегодня стиральные машинки уже заработали, и никого обстирывать не придется, но позориться на поле не хотелось.

Оглядев опустевшее поле, я попытался встать и с первого раза не смог — ноги не держали. Это не дело. Значит, сперва — перекусить, потом — оживить «солнышко» и подлечиться. Но на это расходуется бешеное количество энергии, потому придется немного поспать.

В столовой я быстро оприходовал суп, рыбу с рисом, посмотрел на часы. Пробежка у нас через час. Значит, есть полчаса на сон, и я отправился в комнату, где обнаружил какого-то взвинченного Клыкова. Он сидел, глядя перед собой, щеки его алели.

— Наушники сперли, прикинь? — пожаловался он, шумно рухнул на кровать и вперился в телефон. — Крутые были. Беспроводные.

Он был так расстроен, что хотел убить вора. Как если бы у него украли что-то важное, фамильную драгоценность, например.

— Это батин подарок. Последний батин подарок! — уточнил Рома дрогнувшим голосом. — Вечером купил их мне, потом в шахту пошел, и…

— Давно? — спросил я.

— В мае прошлого года. Мы после этого в Москву переехали.

Стало жаль этого парня из простой рабочей семьи, и я дал себе слово попытаться поймать вора. Не прямо сейчас, конечно. Когда выпадет удобный случай.

У меня воровать было нечего, телефон я сдавал Кире, потому я не стал проверять свои вещи, выставил будильник на полвторого и закрыл глаза. Мысленным взором потянулся к солнечному сплетению, попытался нащупать внутренний огонь. Не получилось. Попробовал еще раз — безрезультатно. Зато буквально виделось, как в меня летит мяч: прямо, сбоку, в ноги, привычный футбольный, теннисный, опять футбольный. Это если ведь день собирать грибы, они потом мельтешат перед закрытыми глазами.

Если не получится подлатать себя, сегодня я не боец и не игрок. В прошлые разы внутренняя энергия просыпалась, когда возникала угроза жизни или был сильный эмоциональный всплеск, ощущение несправедливости, и я принялся себя накручивать.

На кой черт я сунулся сразу в высшую лигу? Думал, на волевых выеду? А ни фига! И теперь ты, Саня, самый позорный вратарь, которого видел Шпала! Ты вспомни, как он глаза закатывал, да ему стыдно на тебя смотреть было!

— Нерушимый, ну что ты такой… ржавый! Никакой пластичности! …в штаны навалил! — его голос звучал, как удары плетью. — Мешок с говном! Полено!

И вообще, на фига вратарем пошел? Думал, это проще? Хрен там! Падения эти, а особенно — с перепрыгиванием здоровенного валика — это же трындец! Не футбол, а акробатика, потом можно спокойно каскадером подрабатывать. Потихоньку разгоралась злость, сворачивалась огненным шаром. Есть! Теперь — протянуть лучи из середины груди к рукам, ногам, голове, слить их с сосудами. Казалось, по венам прокатился жидкий огонь, сердце забилось чаще, в голове просветлело, а потом вдруг силы кончились, мысли начали путаться, и я провалился в сон.

Вскочил по будильнику, отмечая, что, хоть бока и болят, отбивной я себя больше не чувствую. Гематомы, которые только начали наливаться на бедрах, выглядели так, словно им несколько дней.

Клыков все играл, вперившись в экран телефона. А я задумался о том, кто же ворует наши вещи. Мы закрываем комнаты, уходя. Когда нас нет, их открывают и проводят влажную уборку. Значит, есть смысл поговорить с уборщицей, благо я умею считывать, чего человек хочет. Интуиция подсказывала мне, что уборщица — слишком очевидно. Нужно разузнать, кто еще имеет доступ к ключам, и внимательно присмотреться и прислушаться ко всем сотрудникам.

Взяв бутылку воды, мы собрались на кросс, как вдруг без стука в комнату ворвался встревоженный Микроб. Первой мыслью было — неужели у него украли самое ценное — гитару?

— Пацаны! — крикнул он, вытаращив глаза. — Там это… Мика чудит!

Мы с Клыковым вскочили одновременно, вылетели в коридор и за Микробом рванули по коридору. Федор остановился возле своей двери, откуда доносились грохот и приглушенное бормотание.

— Вот, — сказал Микроб, распахивая дверь.

Погосян хватал раскиданные по комнате вещи и заталкивал в дорожную сумку, приговаривая:

— Ара, Ара, как скотину какую называют! Как будто я не человек. Обезьяна! Кривоногий! Бездарь! — Вены на его шее вздулись, покрасневшие глаза лезли из орбит. — А тэпер еще и жирный Поласкун! Тридцать процент жира! А себя он видел?

— Ты куда это собрался? — спросил я.

— Валить. — Он длинно выругался. — Вертел я такой тренировка! Ара, Ара! Жирный. — Он раскинул руки. — Где я жирный? У меня широкий кость! Надо, чтоб, как Микроб был?

Он пнул кровать, долбанул тумбочку. Схватил гитару Микроба, замахнулся…

— Э-э-э! — только и успел крикнуть Федор.

Я рванул к Мике, повалил его мордой в пол, выкрутил руку, усевшись сверху. Гитара была спасена.

— Ты че чудишь, а?

— Да пошел ты! Отпусти, падла! Пусти, сказал! — Погосян дернулся пару раз и затих, стукнулся лбом о пол.

— Психанул? Ничего, — примирительно проговорил я. — Я тебя сейчас отпущу, ты не будешь разносить комнату?

Он покачал головой, и я сел рядом с ним, похлопал его по спине, глядя, как Микроб придирчиво осматривает гитару.

— И что, ты вот так просто сдашься? Они хотят от тебя избавиться, и ты доставишь им такую радость? Просто возьмешь и уедешь? И не будешь бороться?

Я понимал, что это дешевая манипуляция, сам бы на такую не повелся, но на Мику подействовало, он мотнул головой, поднялся на локтях и злобно рыкнул:

— Хрена им!

— Правильно, — я покосился на Микроба, хлопающего себя по запястью — время, мол. — Знаешь, как меня сегодня обзывали? Мешком с дерьмом. У-у-у. Два с половиной часа непрерывно, прикинь! Но я не собираюсь сдаваться. А ты если уедешь… ты же команду подведешь. Кто же на твою позицию встанет?

— Короче, Мика, ты нам нужен. Сопли подбери — и погнали! — проговорил Микроб. — А потом порвем их в клочья!

Мика застегнул сумку и сунул под кровать, туда же отправил разбросанные вещи. Конечно ему тяжело. Наверняка мальчик из обеспеченной семьи, авторитет в своей школе, никогда ни в чем не знавший нужды, и вдруг — такой прессинг, никто не уважает, все посмеиваются, тренер вообще зверюга!

Но, как говорил Саныч и пел Микроб: здесь для слабых места нет.

Мы вчетвером пошли на пробежку, а я заранее себя утешал, что, если не осилю кросс, ничего страшного. Одним позором больше, одним меньше. Двадцать километров — это что-то запредельное... «Заткнись», — мысленно сказал я активировавшемуся Звягинцеву. Не сдохну. Вытяну. На костях выползу, но не сдамся!