Читаем без скачивания Атлантида - Сергей Минцлов

Пришлось побродить по маленькому станционному поселку и отыскивать себе приют.

Вечером я опять стал испытывать беспокойство — мне казалось, что вот-вот спутник мой подымется с постели, на которую я уложил его, и тайком улизнет обратно. Чувство это все усиливалось, и к ночи я дошел до такого возбуждения, что перекрестил несколько раз единственное окно нашей каморки, дверь и все стены, затем то же проделал с крепко уснувшим Григорием.

Взошел месяц, такой же блестящий и огромный, как накануне, горенку наполнила мутная синь. Боясь уснуть, я зажег свой огарок, приклеил его к столу, а сам присел у окошка, отодвинул розовую ситцевую занавеску и стал смотреть на улицу. Она была безлюдна; свет месяца заливал ее, домишки уже спали.

За стеной у хозяина зашипели и пробили часы — я насчитал десять ударов; слышался чей-то храп и посапыванье.

Не могу выразить, до какой степени нестерпимо тянулось время — казалось, дня никогда уже больше не будет! Пробило одиннадцать, потом — через бесконечность — двенадцать. Все было тихо, не слышно было даже дыхания моего приятеля.

Что-то черное заметалось вверх и вниз в воздухе против окошка. Еще несколько секунд, и оно прилипло снаружи к стеклу и мягко потрепетало по нему распластанными крыльями.

Летучая мышь! — пронеслось во мне соображение.

И в то же мгновение крылатое существо повернуло ко мне голову, оскалило зубы и засмеялось.

Ужас охватил меня. Я откинулся назад, за косяк окна, и когда несколько опомнился — на стекле уже ничего не было.

Мой спутник простонал во сне; я овладел собой, подошел к нему и положил руку на пылающий лоб его.

— Спи. Спи, — повелительно сказал я, не снимая ладони.

Он задышал ровнее и не просыпался до света. А я всю ночи провел на стуле, ожидая нападения, но его не последовало; на рассвете мы благополучно попали на поезд.

Вернувшись домой к себе в Рязанскую губернию, я с величайшими предосторожностями проявил снятые с Варвары негативы и, можете себе представить, ни на одном она не вышла! Прекрасно удались церковь, кладбище, развалины, а вместо ведьмы на всех четырех снимках красовалось по серому пятну!

— Ну и что же? — спросил один из слушавших. — Тем ваше приключение и закончилось?

— Не совсем, — ответил Павлищев. — Однажды я почему-то задумал осмотреть погреб. Отворил дверь и вошел. И в ту же минуту наверху что-то крякнуло, зашуршала и посыпалась земля; я почувствовал тупой удар в голову и повалился в яму; падая, я так же ясно, как сейчас всех нас здесь, увидал среди темноты светящийся овал я в нем хохочущую, рукоплещущую мне Варвару.

Меня вытащили в глубоком обмороке. Обрушились на меня две толстые доски с потолка и целая груда земли. Добавлю, что ко дню этого происшествия я уже и думать забыл про свою встречу с Варварой и про ее обещание «пошутить» надо мной.

От этой шутки у меня остался навсегда шрам на затылке. И с этих пор я глубоко верю в существование злых и добрых сил и в их влияние на человека.

РИЖСКИЕ ЛЕГЕНДЫ

Приключение с музыкантом

— Верите вы своим старикам, или нет — не знаю: нынче ведь все по-особенному на свете пошло! А мы своим верили и послушать их любили — видели они и слышали на своем веку много побольше, чем мы с вами и истории тогда приключались на удивление! Вот, к примеру сказать, что я слышал от своего деда, а ему его дед рассказывал — стало быть, речь не о близкой старине идет!

Вы-то этого уже не помните, а раньше там, где теперь нынешняя самая главная, Александровская улица находится, шоссе Петербургское пролегало, а вдоль него по пустырю домишки старенькие были разбросаны; о Новой Гертрудинской церкви и думы еще не было — на месте ее колодец находился и колоды для водопоя стояли. Около них кузница гремела-работала, а дальше леса уже начинались, а какие они в старину были, — глухие да темные, — поминать не приходится!

Где теперь мост над железной дорогой выведен, там глубокий овраг шоссе рассекал, речонка в нем протекала узенькая; нынче о ней и помину нет, а в те годы мост деревянный через нее был перекинут; для проезду царицы Екатерины каменный сделали.

Рядом с оврагом корчма длинная приземистая находилась, в глухом месте стояла, а всяким людом всегда была набита; частенько в ней и танцы затевались. Крылечко — сказывал дед — у нее замечательное было — навес на столбах и дикий виноград по ним под самую крышу всползал; а осенью весь дом будто пламенем бывал охвачен.

И вот однажды, в конце августа месяца, в корчме за-праздновались до самой ночи; посетители глянули в окна и поспешили разойтись. Стали собираться по домам и музыканты.

Вышли они со своими инструментами на улицу — темно, ветер в листве шумит, на небе ни звезды — один узенький серп месяца смотрит.

Попировали музыканты достаточно, особенно один, тот, что на спине контрабас нес.

Были они все из одной деревни, а дорог туда вело две — одна обыкновенная проезжая, но кружная, а другая тропочка. Остановились приятели у перекрестка, контрабас и заявляет:

— Я братцы, тропой дойду — устал очень, а здесь вдвое ближе выйдет!

У другого скрипка под мышку засунута была. Он свободной рукой придержал на себе шляпу от ветра и спрашивает:

— С ума ты сошел, что ли? Разве можно тут ночью ходить?

— А почему бы нельзя?

— Иль тебе память вином отшибло, что ли? С бедой с какой-нибудь хочешь повстречаться?

— Не боюсь я вашей нечистой силы… бабьи сказки все! — ответил контрабасист. — Дураков много развелось на свете, вот они всякие пустяки и трезвонят!

— Ну, коли ты так умен, так и иди один!.. — заявил третий, тот, что с кларнетом был.

— И проваливайте, трусы!.. — сказал контрабас. — А что я нынче раньше вас на час спать лягу — это вернее верного!

— Ой, не дури!.. — повторил скрипач. — И смотри, бур я ведь начинается!

Ветер в них и вправду песком бросил и листву опавшую взвихрил.

Контрабас пошатнулся, словно огромный аист, отмахнулся рукой, будто носом, и исчез в потемках.

Товарищи его постояли, послушали, посмотрели ему вслед и пошли своим путем.

Тропка вилась узкая, едва приметная; лес ревел и перекликался, вершины деревьев мотались как бешеные; за спиной музыканта лапы елей, будто смычки, изредка проводили по струнам контрабаса и он издавал «зум-зумс».

Музыкант озирнулся несколько раз; различить что-либо было невозможно, но человеку с мухой, конечно, море по колено, а как стал хмель из мозгов улетучиваться — жуть начала забирать. Остановился он, не знает, что делать — вперед ли идти, назад ли бежать? Повернулся — ан тропы позади уже и приметы нет — ели одной сплошной черной стеной встали. Ветер сразу стих, тишина наступила, опять дорожка наметилась.