Читаем без скачивания Киммерийский аркан (СИ) - Боровых Михаил

Кара-Буга «объезжал жеребчика».

Кара-Буга был чистокровный гирканец-барулас, то есть человек практически одинаковый в высоту и в ширину. Шея его была как у быка, короткие руки — толщиной словно ноги. Лицо — круглое, голова обрита наголо, кроме одной пряди на затылке.

В дружине Ханзат-хана Кара-Буги славился беспримерной даже по меркам Степи жестокостью. Не было человека, который больше любил бы расправы над пленниками или казни.

Женщин насиловал на еще остывших трупах их мужей и отцов.

Перерезав своей жертве глотку, Кара-Буги склонял огромную голову и пил кровь.

В бою орудовал он страшной палицей, сделанной из ствола молодой березы, и утыканной железными шипами. Дагдамм всегда был уверен в своей силе, но признавал, что победить в круге Кара-Бугу ему было бы нелегко.

Был Кара-Буга веселым, общительным малым, всегда готовым разделить последние крошки хурута с любым соплеменником.

Ханзат-хан уважал его и поставил в своей дружине сотником.

Была у Кара-Буги привычка «объезжать жеребчика».

Обычно после того, как пленников раздавали приближенным хана, Кара-Буги выбирал среди них того, кто выглядел наиболее воинственным и непреклонным, и прилюдно насиловал несчастного. В этой его забаве редко кто принимал деятельное участие, зато посмотреть за «скачками» Кара-Буги приходили даже из дальних становищ. Многие рабы, не перенеся позора, потом наложили на себя руки.

Дагдамм даже прикрыл глаза рукой, чтобы не увидеть подробностей безобразного действа, прошел мимо, прямо к шатру Ханзат-хана.

Ханзат был уже крепко пьян и весел. Он в отличие от тамыра с громовым хохотом наблюдал за «скачками», которые устроил его сотник. Дагдамму вопреки обычным его привычкам пить совсем не хотелось. Сегодня отец хотел сказать ему, что он становится похож на брата. Нет, это не правда, он не такой мечтатель, как Конан.

Но глядя на тамыра, на его людей, на их праздник, Дагдамм вдруг спросил себя — когда мы стали такими… такими гирканцами? Он помнил легенды племени, как некогда киммирай наголову разбили гирканцев среди гор Старой Киммерии. Узнали бы теперь киммерийцы, что разгромили орду Тогака, своих правнуков?

Он прогнал эти мысли. Они делают слабым, отнимают решимость.

Он родился и вырос в Степи, где самый воздух был напоен жестокостью.

В нем текла кровь киммерийцев с Запада и кровь оюзов. В нем текла кровь царей. Ему нельзя думать такие мысли. Иначе Нейл или кто-то другой прикажет Кара-Буги сломать ему спину.

— Завтра ты поедешь говорить с огнепоклонниками. — сказал царевич. — Это воля моего отца, Карраса-кагана.

— Да правит он девяносто девять лет. — откликнулся Ханзат-хан. — Но я не самый мудрый человек в мире! Да что там, я даже у этого костра не самый умный!

Ханзат хохотнул. Он был пьян, но не лишился разума.

— От тебя и не требуется, чтобы ты вел переговоры с аваханами. Но ты назначишь встречу Бахтияра с самим каганом. Тебя посылают из уважения к твоим подвигам и твоему титулу. Негоже ехать посланником простому воину.

— Да, все верно. Знаешь, как говорят в Степи? Про твоего отца, да правит он девяносто девять лет, и нас всех?

— Нет. — честно ответил Дагдамм.

— Говорят так. Десять верных псов у Карраса-кагана. Кормит он их человечиной, поит их кровью. За то они толкутся у его ног и грызутся друг с другом. И зовут этих псов Ханзат, Мерген, Мангыт, Алир, Итлар, Атлак, Тугор-Дэли, Тоглак, Темуг и Даклан. Говорят, что Каррас-каган бьет их, а они только лижут руку, держащую плеть.

Последние слова прозвучали неожиданно горько, казалось, и хмель и веселье слетели с Ханзат-хана.

— Нет, я этого не слышал. Ни раньше, ни сегодня. — сказал Дагдамм.

Ханзат сделал еще глоток черного кумыса. Издал невеселый смешок.

Власть давит даже таких как он. — подумал Дагдамм. — Что же должен чувствовать отец?

— Да, я поеду говорить с аваханами. Сделаю все, как ты скажешь. На то я и твой тамыр.

Дагдамм хотел, было сесть рядом, выпить, возможно, даже напиться. Но не сделал этого. Он повернулся и пошел.

Объезженный Кара-Бугой «жеребчик» рыдал так отчаянно, что Дагдамм избавил его от душевных мук. Схватил за волосы, оттянул голову назад и перерезал горло.

— Это был пленник моего копья! — вскричал Кара-Буга, но к оружию даже не потянулся.

Дагдамм вдруг испытал приступ такой ярости, что несколько мгновений не смог даже вдохнуть.

Потом он отшвырнул кинжал и набросился на гирканского сотника, нанося удары своими тяжелыми. Сначала тот еще пробовал сопротивляться и даже разбил Дагдамму нос и бровь, но потом удар в висок оглушил Кара-Бугу и некоторое время Дагдамм избивал совершенно беспомощного противника, пока не устал.

— Ты! — прорычал он в окровавленное лицо гирканца. — Ты моя жертва! Моя жертва!

Едва ли оглушенный Кара-Буга слышал эти слова, но их слышали все остальные.

Когда гнев утих, Дагдамм подумал, что странным образом его размышления о неправильности мироустройства приводят к тому же, к чему приводит его пьянство — свернутые носы, выбитые зубы и вырванные усы. Мысль была забавная.

У входа в свой шатер он увидел Кидерна. Тот, улыбаясь половиной лица, протянул ему полоску окровавленной кожи.

— Это чья шкура? — спросил Дагдамм, который уже напрочь забыл про Ториалая.

— Того авахана. Коди просил передать тебе.

— Почему сам не принес?

— Он не считает этот скальп достойным. Авахан был безоружен.

— Мне шкура тоже ни к чему. Но Коди молодец. Прикажи ему прийти ко мне.

Когда Коди предстал перед сыном кагана, он ждал вспышки гнева, проклятий и возможно изгнания. Но Дагдамм был благодушен.

— Ты выполнил приказ, хотя он противоречил твоим представлениям о чести. — сказал Дагдамм. Коди открыл было рот, чтобы возразить, но понял, что Кидерн своей ложью поставил его в безвыходное положение. Если он скажет правду, то гнев Дагдамма обрушится на Кидерна. Коди не хотел, чтобы Дагдамм наказывал Кидерна и не хотел видеть Кидерна своим врагом.

Потому он просто молчал.

— Ты проявил настоящую верность. Я ценю это. Проси награды, но прояви разумную осмотрительность!

— Я хочу доспехи. Возьму аваханские, если найду подходящие. Доспехи и право драться рядом с тобой. Возьми меня названным воином. Больше мне ничего не нужно.

— Да будет так. Доспехи тебе подыщем завтра. А к службе можешь приступать уже сегодня.

Дагдамм приказал Коди, чтобы тот помог ему скинуть его собственные доспехи. Он был так утомлен битвой и тяжелыми мыслями, что не хотел сейчас даже пить.

Потом он уснул, и сон его охраняли две дюжины верных названных, среди которых были сегодня Коди и Кидерн, которые не говорили между собой, не перебрасывались шуточками, не обсуждали случившееся.

XVI. Кидерн, сын Кидерна

В подлунном мире немало истинных мудрецов, а еще больше пустословов, любящих порассуждать, особенно за чашей вина, о вопросах, которые не имеют ответов.

Один из таких вопросов — случайность или предопределенность правят миром.

Влекомы ли отдельные люди и целые народы неумолимым роком, или сами правят своей судьбой.

Какова роль одного человека в судьбе многих.

Дагдамм пока не задал их себе. Но пройдет не так уж много времени, и он станет это делать.

Одно Дагдамм знал точно. Его жизнь, жизнь его отца, жизнь народов Киммерийской Орды и жизнь народов, которые прежде даже не видели киммерийского всадника, несомненно переменилась в тот день.

Все произошло от того, что Кидерн, сын Кидерна не смог сдержать язык за зубами, не смог не похвастаться.

А еще от того, что Керей-хан как обычно опоздал к началу битвы.

Утро выдалось ясным, свежим — впереди была осень, самые жаркие дни уже остались позади, хотя многие воины подобно Ханзат-хану все еще ехали по пояс голыми.

Ханзат-хан взгромоздился на спину такого же ширококостного как он сам коня. В голове у хана гудело, желудок крутило, лицо выглядело опухшим. Слишком много черного кумыса. Он выругался, сплюнул. В голове застучало. Не хватало только свалиться с коня на глазах у аваханов.