Читаем без скачивания Песнь земли - Кэтрин Коултер

— Принк, он здесь ткач, как вы, наверное, знаете, миледи, так вот он сказал, что женщины не могут работать за станками. Ха! — Служанка презрительно фыркнула.

— Надеюсь, старый зануда теперь заткнется навсегда. Понятно, почему ни одна женщина в замке ничего не знала — этот дуралей боялся их учить. Они бы враз переплюнули старого идиота.

Филиппе очень хотелось встретиться с Принком до того, как он навсегда заткнется.

Какая идиллия: леди Филиппа, дочь лорда Генри, владельца замка Бошам, недавно прибывшая в Сент-Эрт, руководит женщинами, которые превращают в ткань украденную у ее отца шерсть! Филиппа расхохоталась, оценив комизм ситуации.

— Почему ты смеешься? Ты же меня не видела! — раздался позади детский голос.

— А я догадалась. И долго ты подсматривал, Эдмунд?

— Я никогда не подглядываю за женщинами, — подбоченясь, огрызнулся Эдмунд. — Просто я следил за одной противной дылдой.

— Какой отвратительный мальчишка, — буркнула Филиппа.

— Вот я скажу папе, что ты обзываешься, и он больше не разрешит тебе ходить в мой ночной горшок!

Филиппа молитвенно прижала руки к груди.

— О нет, Эдмунд! — жалобно возопила она. — Я просто умру без твоего ночного горшка! Не заставляй меня ходить в уборные, о пожалуйста, Эдмунд!

Чувствуя подвох, мальчик растерянно заморгал. Догадавшись, что она попросту разыгрывает его, Эдмунд нахмурился; потом в глазах его мелькнуло хитрое выражение, и Филиппа сразу вспомнила Дайнуолда.

— Смейся, смейся! Как бы тебе не пришлось плакать — мой папа тебя накажет. Эта правда!

— Это, а не эта, — машинально поправила Филиппа, и Эдмунд от гнева раздулся, как бойцовый петушок.

— Буду говорить так, как захочу! Никто не смеет мне указывать, как говорить разные вещи, и эта…

— Это, не эта.

— Ты огромная уродина, и мой папа тебя не любит! Лучше залезай обратно в повозку и уезжай отсюда! — Эдмунд направился к двери, но у порога обернулся и крикнул:

— Ты не девушка, а здоровенная глупая дылда! — и тут же врезался в отца, который в этот момент входил в мастерскую.

— Я бы умер от такого оскорбления, — заметил Дайнуолд, глядя сверху вниз на сына. — Почему ты говоришь ей такие гадости, Эдмунд?

— Она мне не нравится! — Эдмунд топнул о грязный пол своей не менее грязной ногой.

— А почему ты не надел ботинки?

— Они дырявые.

— Разве в крепости нет сапожника? — спросила Филиппа, сама мечтавшая хоть о какой-нибудь обуви.

— Старик Гримсон умер полгода назад, а его подмастерье последовал за ним неделю спустя.

Филиппа уже открыла рот, чтобы посоветовать послать их драгоценного управляющего в Сент-Ивес и нанять там сапожника, но вовремя вспомнила, что у Дайнуолда нет денег. Она лихорадочно перебирала в уме все возможные выходы.

— Знаешь, — проговорила она наконец, можно сшить обувь, если попросить оружейника вырезать кусок кожи по размеру ноги твоего сына. Кроме того, понадобятся толстые иголки.

Дайнуолд нахмурился. Вот неугомонная женщина! Эдмунд прав: она здесь чужая. Он снова посмотрел на грязные ноги мальчика, заметил на одном из пальцев большую царапину и громко выругался. Эдмунд улыбнулся, предвкушая наказание, которое отец придумает для этой наглой девчонки.

Филиппа молчала.

— Я поговорю с оружейником, — пообещал Дайнуолд и взял сына за локоть. — Пора заниматься, Эдмунд. И никаких возражений!

С этими словами он потащил мальчика из комнаты; тот, повернув голову назад, не отрываясь смотрел на Филиппу. Его взгляд был полон удивления, ярости и… полнейшей растерянности.

Глава 8

Филиппа взмокла в душной комнате, как и все остальные женщины, чьи пальцы становились все менее подвижными, а жалобы все более громкими. С пола поднимались клубы пыли, которую вздымала дюжина ног. Даже старая Агнес, казалось, вот-вот свалится от усталости.

В конце концов Филиппа не выдержала.

— Довольно! — стараясь перекричать шум, приказала она. — Агнес, пошли кого-нибудь за едой. Уже полдень, и мы заслужили отдых.

Ответом ей стали вымученные улыбки. Женщины потягивались и растирали усталые пальцы.

Утро было просто ужасным, решила Филиппа, проходя вдоль станков и нахваливая сотканную материю. Может, Бог наказывает ее за какой-то страшный проступок или неведомый ей самой тяжкий грех, насылая на нее все эти беды? Проклятые ткацкие станки, до крайности запущенные негодяем Принком, поминутно ломались, так как все детали были очень старыми и изношенными. Из-за этого дело подвигалось крайне медленно, его застопоривали и невыносимая духота, и слишком мизерные навыки новоявленных ткачих… За долгие часы работы Филиппа подружилась со Страшилой Горкелом как ни с кем другим в замке и больше не боялась ни его, ни его уродливой внешности. Он чинил старые педали, скреплял насквозь прогнившие деревянные челноки, регулировал натяжение нитей. Но сейчас даже Горкел выглядел крайне утомленным.

Отличная шерсть, подумала Филиппа, разглядывая готовую работу Мордрид, единственной женщины, которую хоть чему-то научил Принк. Мордрид, как шепнула ей старая Агнес, пустила старого козла к себе в постель, и тому в качестве вознаграждения пришлось учить ее своему ремеслу.

Да, ткань получилась плотной и крепкой и продержится несколько зим. За такую можно выручить неплохие деньги на ярмарке в Сент-Ивесе! Филиппе не терпелось поскорее приступить к окраске, а потом приказать девушкам, чтобы они сшили ей платье. Возможно, и накидку тоже — приталенную, с пышными длинными рукавами…

Филиппа вдруг вспомнила об Эдмунде. Маленький головорез разговаривал, как безграмотный крестьянин, да и одет был едва ли не хуже беднейшего из вилланов — его туника превратилась в сплошные лохмотья. Девушка вздохнула.

Потом она подумала о Дайнуолде — у того локти вылезают из дыр, прорехи на брюках, огромные прорехи, — и вздохнула еще раз.

Нет, Дайнуолд — презренный похититель шерсти и молоденьких девушек, одернула себя Филиппа. Она ему ничем не обязана! Пусть делает что хочет со своей драной туникой; самое главное — ее платье, А потом она сбежит и отправится к кузену Вальтеру!

После того как женщины поели хлеба, сыра и холодной говядины, Филиппа нехотя отправила их обратно в душную мастерскую. Там ничего не изменилось — судьба словно насмехалась над ними. День тянулся ужасающе медленно. Станки продолжали ломаться, одна деталь за другой. Горкел совсем обессилел и еле двигался. Их лорд и хозяин так и не появился. Заставил ее надрываться в этой душегубке, а сам где-то прохлаждается, черт побери!

Наступил вечер. От усталости у Филиппы кружилась голова. Встав из-за станка, на котором она работала наравне с другими женщинами, девушка сказала, что ждет всех утром, кивнула старой Агнес и вышла из мастерской.