Читаем без скачивания Тайны парижских манекенщиц (сборник) - Пралин

Прием в посольстве! Я в платье от «своего» Дома. Моклер, Бесси, репортеры, фотографы сопровождают меня. Короткая остановка в вестибюле, затем появление в гостиной, больше похожей на кабинет. Это и есть кабинет его превосходительства. Сам посол – красивый мужчина, достойный и шикарный.

Париж, прием у Джефферсона Кафри, посла США

Несколько приветственных слов по-английски, на которые я отвечаю в своем стиле. Фотографов становится все больше. Благоприятные кивки головой в мою сторону. Минут через двадцать мистер Джефферсон Кафри удаляется, оставив меня на растерзание полудюжине секретарей посольства, которые тараторят со странным акцентом, но уважительно, сверкая прекрасными зубами.

Моклер у выхода:

– Хоть что-нибудь поняла?

– Увы… ничего!

– Будешь выглядеть идиоткой.

Машина запущена. Двадцать первого числа меня принимает де Голль. Не сам генерал. А глава муниципального совета.

В городской ратуше. Огромные гостиные, множество известных лиц. (И все это ради «мидинетки»!)

Пьер де Голль напоминает мне, что «представлял меня» во время премьеры в «Мариньи». Вручает два рукописных письма, которые я должна передать от его имени мэрам Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Просит их перевести для меня, чтобы я знала, что стала посланницей Парижа… И представляю французскую элегантность… «Мы надеемся, что она окажется на высоте своей миссии… Ей поручено передать вам также…»

Платье из креп-сатина голубого цвета, отделанное декоративными лентами, работы Дома моды «Ворт», 1930

Работы Поля Пуаре разного периода

Стиль Мадлен Вионне, 1930

Вечернее платье от Исидора Пакена, 1943

Вечернее платье от Жанны Ланвен, 1955

Ансамбль от Жана Пату, 1957

Вечернее платье от Эльзы Скиапарелли, созданное в сотрудничестве с Сальвадором Дали, 1937

Дамская шляпка от Робера Пиге, 1940

Что именно? Напрягаю слух: «…шампанское “Мутон-Ротшильд”». (Я и так уже обременена чудовищным багажом!)

– Как я его повезу?

– Не беспокойся! – шепчет Бесси. – Всего пять коробок.

– Высотой с меня?

Он поднимает руку на уровень моего плеча. Я в ужасе.

Вижу себя в тот вечер двадцать третьего числа, после последнего безумного дня, когда укрылась в гостиничном номере, похожем на блошиный рынок в разгар переезда. Клод и Мишель помогают собрать мои личные вещи. Запихнуть все, что висит (а это немало!), в чемоданы, картонки, сундук, которые и так уже почти невозможно закрыть! Пять ящиков с шампанским перекрывают вход в ванную комнату. А это еще что за бутылки?

– Опять шампанское, «сувениры» от «Синемонда», которые я должна вручить звездам по своему выбору.

– Жаннин, я часть твоего выбора? – спрашивает Мишель. Он вскрывает одну бутылку, вторую. Мы поднимаем тосты! Этих бутылок мне не хватит. Пусть «Синемонд» никогда об этом не узнает!

На следующее утро вокзал Сен-Лазар, отход поезда в 11 часов, «трансатлантический рейс», о котором я с религиозным пылом читала не раз. Толпа, фотографы, пресса, Noir et Blanc, Point de vue и десятки других, Моклер, Бесси и прочие.

И все это ради меня? А! И, похоже, ради другого. Ибо господин Франциск Гэ, крупный политический деятель, отбывает в Канаду.

Нас просят позировать рядом друг с другом. «Посланница» рядом с… Это льстит самолюбию! Мишель отходит в сторону. Мама и Жан-Лу приезжают в последнюю минуту, едва успевают на ходу поцеловать меня. Они не присутствовали на съемках.

– Почему, – вздохнет моя мать через несколько месяцев после моего возвращения, – почему люди в Бурже кривятся, поздравляя меня с твоим замужеством?

– Как именно, мама?

– Почему они спрашивают: «Она вышла замуж за этого бородатого старика?» Не понимаю. Мишель ведь молод.

Только позже я наткнусь на подпись: «Посол отбывает в Новый Свет одновременно с Посланницей». Мадам Франциск Гэ! Какая честь!

В Гавре на набережной толпа людей: «Вон она! Мисс Синемонд!»

Репортер: «Ваша фотография сегодня вечером появится в New York Herald!»

Пора признаться во всем, я не знаю Ла-Манша! И никогда не видела такого трансатлантического монумента, как пароход «Грасс».

Мы взбираемся по трапу. У меня каюта № 9, суперлюкс. («Синемонд» и R.K.O. прекрасно знают свое дело!) Меня удивляет запах смолы. Неприятно. Я вспоминаю о горючих материалах. (Эх!)

Комиссар Нафрешу галантен, разрешает Мишелю позавтракать со мной на борту.

Мисс Синемонд имеет право (она одна) осмотреть свой багаж в трюме.

За столом Мишель вглядывается в меня:

– Что с тобой, Жаннин? Меланхолия?

– Дорогой, мы же надолго расстаемся.

А ведь мы привыкли к «До свидания!» Я никогда не признаюсь ему в охватившем меня страхе. Это громадное судно… такое маленькое в море! Те же подмостки! В детстве меня потрясли катастрофы «Титаника», потом «Лузитании». А если моя звезда погасла? Представляю себе реакцию прессы, фотографии и тексты в черной рамке: «Она ушла в радости…», «Она прошла по жизни…»

Пришел поздороваться капитан. «Посланница…» Я едва слушаю его. Думаю об акулах. Колокол. Последние прощания. Долгое стояние у перил. Мишель на набережной. Его взмахи рукой, воздушные поцелуи. Корабль вздрагивает, но я ничего не замечаю. Он отходит от берега.

Я осталась одна. Маленькая бедная девочка. Незнакомка. Не знаю ни слова по-английски и отправляюсь, чтобы открыть огромную страну, которой нет дела до какой-то блондинки! Денег нет. Плыву на ореховой скорлупке! Жизненные силы покидают меня. Я, десять раз заплутав, добираюсь до своей каюты и долго-долго плачу.

XIV. Нью-Йорк

Плавание проходит без особых событий. Девять дней в море. Чудесная погода, если не считать качки на второй день, подкосившей некоторых пассажиров.

Меня знают как Мисс Синемонд, особо не пристают, вручают цветы от комиссара. Получаю приглашение, «когда мне доставит удовольствие», к столу капитана. Бросаю кости на малых скачках (это не зависимость). Часто ем в одиночестве. Иногда вместе с испанским семейством с тремя надоедливыми детьми, которых мать отправляется укладывать спать во время десерта, что позволяет мужу проявлять ко мне подчеркнутое внимание. (Испанцы неравнодушны ко мне!)